Конец мая выдался на удивление жарким. Вот и сейчас, не смотря на раннее утро, в холле родильного отделения было жарко и душно. По крайней мере сидевшие здесь роженицы, в ожидании приема, усиленно обмахивались кто чем мог.
Виктор и Света сидят в самом конце очереди. Вполголоса разговаривают.
- Все равно ведь надо провериться, - в который уже раз говорила она, стараясь убедить в первую очередь саму себя в правильности их поступка. - Вдруг даун родится? Раз анализы такие, пограничные. По ним у меня получается вероятность один к двадцати, а должно быть один к нескольким тысячам.
- Что поделаешь, - тихо отвечал он, помахивая на жену медицинским направлением, словно веером. - И возраст - уже не двадцать, да и авария на реакторе в Томске седьмом, тоже, наверное, может на мне сказаться.
- Лет-то уже сколько прошло, - с сомнением произнесла жена.
Света была напряжена. Виктор, по выражению ее глаз, голосу, понимал - она боится. По словам, кордоцентез, довольно тяжелая операция. Под наблюдением УЗИ специальной иглой прокалывают живот в районе пупка, втыкают эту иглу прямо в пупок зародыша, и берут кровь. Говорят, после этого случается десять процентов выкидышей. Да к тому же на весь полуторамиллионный Новосибирск был всего один врач, умеющий это делать. То есть специалиста выбирать было не из кого. Этот врач работал в роддоме, что располагался на Горбольнице, поэтому они и сидели здесь.
Страшно, когда живот прокалывают иглой чуть ли не на сквозь. Еще страшнее - потерять при этом ребенка, который уже живой, уже движется в животике, толкается ножками, крутит головой...
- Радиация - вещь такая, - сказал он, видя, что жена ищет повод уйти отсюда. - Период полураспада радия - пятьдесят тысяч лет. А из организма он сам не выводится. Тяжелые металлы все-таки...
Она не возражала, но лучше от этого ей не становилось.
- Говорят - на более ранних сроках это определение проводится более легким способом, - сказала Света. - А у нас - общие анализы задержали. Пока получила и выяснилось, что надо делать генетическую проверку - сколько времени прошло - уже срок - пять месяцев...
- Россия, - сказал он, чувствуя как нарастает недовольство и врачами и всей этой идиотской системой здравоохранения. Хотя он давно уже свыкся с тем, что в российском сервисе ничего нормально не делается - хоть какой-то идиотизм да будет, но, тем не менее, вдруг нестерпимо сильно захотелось найти виноватого и исправить эту ситуацию, чтобы хоть другие пары не страдали. - Здесь мы бессильны, - продолжил он, стараясь успокоиться.
Между тем духота все увеличивалась, время шло - уже почти час как люди сидели в тесном коридоре. Беременные женщины, приехавшие ложиться рожать, мучались. А никого почему-то не принимали.
Он и сам был как на иголках.
- Врач сказал, - мест нет, придется в коридоре лежать, - тихо сказала Света. - Я себе это не представляю. Особенно после операции. Ведь все ходить будут, медсестры, беременные... И все - мимо меня?
- Россия, - снова усмехнулся он. - Кстати, операция ведь только утром?
Она кивнула.
- А нельзя дома побыть? - только сейчас сообразил он, внутренне даже обрадовавшись. - А к утру я тебя привезу?
Она отрицательно покачала головой.
- Нельзя, говорят. Такие у них здесь порядки.
- Подготовка что ли будет какая-то?
- Да какая подготовка! - в сердцах выдохнула она нервно и устало. - Ничего не будет! Просто должна быть, и все.
- Дурдом, - сказал он, расстраиваясь, но в душе совершенно этому не удивляясь.
Жена и на это не возражала.
- Завтра с утра обязательно приедь, - в очередной раз напомнила она. - Анализ действителен только в течение часа, а ехать сдавать - в генетическую лабораторию. Это аж на Котовского. Полчаса езды на машине - если пробок не будет. А повторную операцию уже не сделают.
- В течении часа должен, - сказал он, внутренне вдруг испугавшись, что если действительно пробка? И тогда все - эти мучения и страдания, а также опасность потерять ребенка окажутся напрасными? - А когда тебя выпишут? - постарался перевести он тему разговора.
- Если все пройдет нормально, то послезавтра, - сказала она устало. - А так, если осложнения или угроза выкидыша - неделю продержат.
Наконец, через полтора часа сидения потихоньку стали вызывать вконец измотанных женщин. Они с трудом поднимались со скамеек, неловко собирали вещи, прощались с мужьями, уходили не оборачиваясь.
Вызвали и жену. Она встала, он донес ее пакет с вещами до приемной двери. Здесь Света как-то затравлено обернулась, словно прощаясь навсегда и одновременно ища поддержки, пытаясь ухватиться за невидимую соломинку.
- Все будет хорошо, - пробормотал он, убитый ее взглядом.
Она кивнула, чуть не заплакав, взяла пакет и скрылась за дверью.
Кордоцентез, результат.
Стеклянный бутылечек с темно-красной жидкостью жена вынесла сама - бледная, еле передвигая ноги и зажимая в руке драгоценную ношу, чтобы не переохладить.
Он хотел было ее поцеловать, но она отстранилась.
- Время, - еле вымолвила жена. - Езжай давай. - Она протянула бутылек. - Не остуди только.
- Ты как? - спросил он, бережно-бережно беря из слабых рук жены драгоценный бутылек с кровью их ребенка и осторожно запихивая хрупкую склянку к себе за пазуху - поближе к сердцу и теплу.
- У меня все нормально, - также тихо сказала она. - Езжай.
И он уехал.
К счастью пробок на дорогах не было. Бутылек он сдал в регистратуру, и склянку с кровью младенца тут же унесли в лабораторию. Сказали, что результат будет через две недели.
Жену выписали из больницы на следующий день после сдачи анализа. Но прописали исключительно постельный режим, и никаких волнений. Впрочем, после операции, ходить толком она и не могла.
Две недели протекли тяжело - в тягостном и недобром ожидании.
В назначенный срок он отпросился на работе, чтобы взять анализы с утра - жена была вся как на иголках и ждать результат до вечера она не могла.
Утром она встала очень рано - не могла уснуть. Да и всю ночь проворочалась. Но и мужа не будила, давая ему выспаться. Наконец и он проснулся.
- Как ты думаешь, во сколько они начинают работу? - первым делом спросила она.
Виктор пожал плечами.
- Раз платные, то, наверное, с десяти, - предположил он.
Она кивнула.
Кое-как дождавшись десяти часов, она торопливо набрала номер регистратуры. Ей сказали - Позвоните после одиннадцати.
Стали ждать одиннадцати часов. Что оказалось совсем уж невыносимо. Жена мучалась, страдая. Он тоже не находил себе места и не знал как убить это время ожидания.
До одиннадцати они оба были словно на иголках. Она ворочалась на кровати, не в силах найти себе места, а он молча бродил по квартире, не в силах усидеть и пяти минут перед телевизором.
В 11:15 жена снова позвонила. На этот раз ей ответили, что раз прошло две недели - то значит результат готов, мол, приезжайте, а по телефону они сообщить не могут. И от этого ответа стало еще тягостнее.
Он быстро собирался, фактически, бегом. Быстрее, чем в свое время в армии. Нервы у жены окончательно сдали. Она разрыдалась, провожая его в коридоре. Он обнял ее, успокаивая, осторожно прижимая к себе.
- Ничего, ничего, - сказала она, сгибами пальцев промокая уголки глаз. Сходила на кухню, достала аптечку. Он ждал - не уходил.
Она выпила валерьянки. Принесла также мужу.
- Выпей, - сказала она. - На всякий случай.
Он выпил, не возражая. И уехал.
В больнице в регистратуре ему назвали номер кабинета. В коридоре было пусто, и только у этих дверей сидела пожилая женщина с ребенком лет шести-семи. Он занял очередь и принялся слоняться по коридору в ожидании. Остановился у стендов.
"Генетические заболевания не излечимы - прочитал он. - К сожалению, можно определить только нарушения в 21, 13 и 18 парах хромосом, а также определить пол ребенка (наличие Y и X хромосом).
Риск хромосомных аномалий у плода увеличивается пропорционально возрасту матери. Если организм женщины распознал аномалии развития плода, беременность прерывается (этим фактором объясняется увеличение частоты самопроизвольных абортов в первом триместре беременности).
Все женщины, которые заинтересованы в беременности, обязательно проходят обследование до планируемой беременности и в сроке 16-18 недель беременности."
Он снова подумал о задержке в общих анализах и о сроке в 22 недели - 5 месяцев. Что уж теперь поделаешь, подумал он. Лишь все было нормально - и с результатами и с развитием ребенка.
- Ну что так долго то! - в который уже раз недовольно произнесла женщина. Было видно, что ей тяжело сидеть в узком и тесном коридоре. Ребенку с ней - явно - внук - тоже было не сладко.
Россия, однако, в который уже раз грустно подумал он и снова отвернулся к стендам.
"Кариотип с трисомию по X, продолжил он печальное чтение, (в результате которой возникают врожденные аномалии, связанные например с чрезмерным ростом, малой окружностью головы и нарушениями интеллекта). Это так называемый синдром Тернера. Встречается у женщин с частотой 1 на 5000. У них обнаружено 45 хромосом (вместо 46), т.к. в кариотипе только одна Х-хромосома ( ХО - кариотип). Женщины с этим заболеванием имеют различные аномалии в строении организма. Основные клинические симптомы синдрома: низкий рост, крыловидная складка шеи, широко расставленные соски, слабое развитие молочных желез, вагульское искривление локтя, рудиментарные яичники и другие."
Ужас какой, подумал он.
Посетитель все не выходил и Виктор, посмотрев на часы, прикинул, что если здесь приемы идут подобными темпами, то он войдет в кабинет не менее чем через полтора часа.
"Кариотип с трисомию по 18, начинался следующий абзац, (синдром впервые описанный Эдвардсом и коллегами в 1960 году., связанный с выкидышами и тяжелыми врожденными аномалиями). На картинке, в распределенном ядре клетки, видны две хромосомы 13-й пары, обозначенные красным цветом; ТРИ хромосомы 18-й пары, обозначенные синим цветом; две хромосомы 21-й пары, обозначенные зеленым цветом; а также хромосома X (лиловая) и хромосома Y (желтая)."
Вот даже как, с удивлением подумал он, всего одна лишняя хромосома и уже такие проблемы.
Немного поразглядывав цветные иллюстрации к изложенному, он перешел к следующему стенду, продолжив свое грустное изучение. Здесь речь шла о Даунах.
"Кариотип с трисомию по 21. Речь идет о хромосомном дефекте, который встречается довольно часто - трисомия по 21 хромосом, которая проявляется синдромом Дауна. На картинке, в распределенном ядре клетки, видны две хромосомы 13-й пары, обозначенные красным цветом; две хромосомы 18-й пары, обозначенные синим цветом, ТРИ хромосомы 21-й пары, обозначенные зеленым цветом; лиловая X и желтая хромосома Y.
Изучение кариотипа таких больных показало наличие третьей хромосомы в 21-й паре (трисомия). Причина - нерасхождение хромосом в ходе мейоза у женщин.
Трисомия по другим аутосомам встречаются редко, т.к. приводят к гибели эмбрионов на ранних этапах развития."
Возможно, речь идет о других генных парах, решил он.
"Частота заболевания синдромом Дауна среди новорожденных 1-2/1000.
Люди, страдающие этим заболеванием, имеют характерный разрез глаз, низкий рост, короткие ноги и руки, специфическое выражение лица, характерна умственная отсталость. Продолжительность жизни больных сокращена. Отмечается дефект иммунной системы, увеличена частота врожденных пороков сердца. С появлением антибиотиков и развитием сердечной хирургии эти больные живут намного дольше. Однако это не много, поскольку предполагается, что больные синдромом Дауна стареют быстрее, чем нормальные люди."
А дальше - про 13-ю пару и XXY - Синдром Кляйнфельтера - он читать не стал. И так уже стало плохо на душе. И мысли его переключились (в связи с собственным облучением) на большую вероятность плохого результата.
Скорее всего так и будет, думал он в сильном душевном упадке, какое-нибудь отклонение. Но вот какое? Из всего, что он прочитал, Даун - это самое лучшее. Говорят, при генетическом отклонении можно делать аборты на любом месяце, а при рождении такого ребенка - можно оставить его медикам, вроде как для разных опытов.
Но он представить себе не мог, как это, совсем живого ребенка, тянущегося к жизни, жаждущего жить, вдруг - под нож, и в грязный тазик как какой-то ненужный мусор. А его, ребенка то есть, спросили, хочет ли он этого? Такой себе судьбы?
Его взгляд переключился на безобидную картинку - по заснеженному озеру плывут утки.
А птицы? - подумал он. - Они ведь тоже рождаются маленькими, цыплятами? Так же любопытны, с интересом познают мир, в ненастье ищут защиту у матери, жмутся к ней, и мать их прячет под крыло, защищая ото всех. Зачем все это? Неужели только ради того, чтобы птенцы подросли и их потом упаковали в полиэтилен с пометкой - цыплята, 1-й сорт?
И он твердо решил, что они с женой оставят ребенка, чтобы там не случилось. Убить, да еще и родную кровь... К тому же ребенок, хоть и с отклонениями, но все же мыслит, хоть и по-другому, и чувствует, и будет также радоваться свету, теплу и нежности, улыбаться в ответ на твою улыбку...
Он переключился на другую статью, уже не про болезни, стараясь отвлечься.
"Новорожденный мальчик, прочитал он. Перевязывают голубой лентой. Это пошло от царской семьи. Мальчик, значит наследник, и он тут же получал орден Андрея Первозванного, расположенного на голубой ленте..."
Надо же, вяло подумал он. Вот оказывается откуда эти деления на цвета. Интересно, а девочек почему тогда розовым?
Но ответа на этот вопрос на стендах он не нашел.
Наконец, по истечению полутора часов переживаний, очень сильно волнуясь, он вошел в кабинет. Сердце бешено стучало, пульсировала кровь в висках, болью отдаваясь в голове. Неожиданно тяжело для себя он сел на стул.
Врач, молодая совсем девушка, посмотрев на его направление, ушла куда-то - явно, за результатами, что опять же подтверждало его предположение - хороший результат наверняка бы лежал здесь же.
Опять ее долго не было. Снова долгое ожидание. Он не находил себе места, думая, а какого сейчас его жене? Она там дома, в безызвестности, переживает еще больше его, и боясь и ожидая звонка.
Наконец врач вернулась, неся какие-то бумажки. Молча, не смотря в его сторону, села за стол. Долго их листала, то ли что-то там изучая, то ли просто тянула время.
И по этой паузе он вдруг понял, что она просто не может решиться, как сказать ему о плохом, наверняка собирается с мыслями. И ему стало совсем плохо, и пульсация крови в висках усилилась, голова закружилась.
- Так, - наконец произнесла женщина.
Сердце его вдруг сжалось на мгновение, а потом забилось еще сильнее, стараясь разорвать грудную клетку. Ну вот, мелькнуло у него, вот сейчас она скажет свой приговор, и наша жизнь - моя и жены, круто изменится с этого момента. Мы уже по-другому будем смотреть на мир, воспринимать будни и праздники...
Он уже плохо слышал и соображал.
- У вас все нормально, - буднично сказала врач. - Генетических отклонений не обнаружено.
Сердце замерло. Он растерялся. Переспросил, дрогнувшим, ослабленным голосом, еще толком не осознавая услышанного.
- То есть - все в порядке?
- Да, - равнодушно подтвердила врач. - Без патологий. А по набору хромосом у вас девочка. Поздравляю.
Врач снова наклонилась над столом, выписывая какую-то справку.
А сердце Виктора все еще бешено стучало, не в силах успокоиться, он просто сидел и смотрел на руки женщины, и обрывки разных мыслей вихрями крутились в голове.
- Ее обязательно в роддом надо будет показать, - сказала врач, протягивая бумажку. - Чтобы там знали, когда будут принимать роды, что была такая операция
Виктор машинально кивнул, дрожащими руками безуспешно пытаясь спрятать во внутренний карман непослушный листок бумаги.
Он медленно, на ватных ногах, вышел из поликлиники, держа в руке справку и стараясь успокоиться.
Подошел к машине, открыл дверцу, сел, понимая, что ехать сейчас он не сможет - нужно успокоиться от всего пережитого за эти два часа. Торопливо достал сотовый телефон. Позвонил жене.
- Да? - еле слышно произнесла Света.
- Все нормально, - сказал он дрогнувшим голосом, сильно волнуясь. - У нас - девочка.
И тут он услышал в трубке, как жена вдруг громко разрыдалась.
Середина. Последствия операции. Трудная беременность.
Операция даром не прошла. Течение беременности приняло тяжелую форму. Света почти не ходила. Чтобы избежать выкидыша она вынуждена была пить какие-то таблетки, от которых ее мучила сильная изжога. В свою очередь, с изжогой (когда уже не в силах была терпеть) она боролась не очень полезным при беременности "малаоксом" - больше уже ничего не помогало, да и это лекарство - тоже не очень-то. Но все же - хоть какое-то облегчение.
Впрочем, Лена, бывшая Светина одноклассница, а сейчас - врач областного роддома, посоветовала принимать ей "Энтеросгель". Абсорбент. Мол, очень эффективен от токсинов. На вид такая неестественно белая, вязкая, словно вазелин, отвратительная масса, лоснящаяся от жира. Света ее ела ложкой, и от этого зрелища Виктора тошнило.
В общем начались сплошные мучения. Он все время был рядом - что-нибудь подать, сделать, навести лекарство, приготовить еду и т.д. Короче - обоим было не сладко.
Так как жена не могла выходить из дому, Виктор съездил в магазин "Ткани", купил материал на пеленки (консультируясь со Светой по телефону) - на толстые фланель и ситец на тонкие. Жена ему наказала брать по одному метру в длину, но продавщица сказала, что на пеленки необходимо метр двадцать. Он позвонил жене. Переговорил. Взял по метр двадцать.
На обратном пути заехал в аптеку и купил марлю на подгузники, рулон.
И два вечера они, сидя на полу, дружно нарезали пеленки и марлю.
Потом он отвез пеленки знакомой жены, и та их подшила по краям. За шестьсот рублей.
Роддом
И вот уже - середина сентября. В двадцатых числах ей по всем срокам рожать.
И дни-то были солнечные, теплые. Но вот 16-го неожиданно температура упала - первые холода наступили. А отопление, как обычно, еще не включали.
Света неожиданно позвонила Виктору на работу.
- Я поехала в роддом, - спокойно сказала она.
- А что случилось? - испугался он. - Воды отошли?
- Да нет, - ответила жена. - Сроки уже критичные. Да и Лена сегодня дежурит. Говорит, езжай давай, а то она потом в отпуск уходит.
Он спорить не стал, решив, что Света скорее всего полежит еще с недельку в больнице, рановато все-таки еще рожать. Он тогда хоть какой-то легкий ремонт успеет сделать - без покраски конечно. Краска за эти дни не выветрится, а ацетон, как известно, разрушает кору головного мозга.
- Заедешь ко мне после работы, - сказала она. - Заберешь мои вещи и привезешь мне кое-что - я забыла.
- Что? Я запишу.
- Тарелку, - устало принялась диктовать Света, - банку под кипячение воды, ножик, открывашку для консервов, футболку мою, белую...
После работы он быстро собрал вещи по списку, заехал в магазин, купил сока, фруктов. Подъехал к областному роддому. Позвонил ей по телефону. Света вышла сама, хоть и тяжело ходить. Забрала пакет - донесу мол сама.
- Холодно у нас, - пожаловалась она. - А отопление неизвестно когда дадут.
Приехав домой, Виктор первым делом поужинал, осознавая как вдруг неприятно давит пустая квартира. Поел без всякого аппетита. Прошелся по квартире, прикидывая, что и где надо сделать. Подклеил отошедшие местами обои, подмазал кафель в ванной.
Здесь, в ванной его и застал звонок.
- Все, - сказала жена как-то даже спокойно. - Я рожаю.
Он растерялся.
- Как так? Уже? Рано же ведь?
- Лена сказала - пора. Стимулирует роды. Я уже лежу.
Он еще больше растерялся. Испугался, что она в такой момент тратит время на разговор по телефону. Наверное это дается ей очень тяжело, решил он.
- Ну, удачи тебе, солнышко, - торопливо произнес Виктор, первое, что пришло в голову и понимая, что надо быстро отключаться и не мешать, и в тоже время стараясь хоть как-то поддержать ее.
- Спасибо, - ответила она и отключилась.
Виктор растерянно походил по квартире, понимая, что никакая домашняя работа уже в голову не лезет. Волнуясь, он сел на диван, включил телевизор, не зная, чем себя занять на это время и сильно переживая за жену и за свою дочку. Сейчас им обоим достанется... Первые роды, говорят, длятся часами. И неизвестно, как там у них все еще сложится.
И, чтобы хоть как-то убить время, он принялся смотреть все подряд, что там показывали по каналам, переключаясь на другой, как только появлялась реклама.
Следующий звонок раздался через полтора часа - в полдесятого вечера. Света.
- Я родила, - устало сказала она.
- Ну, поздравляю, солнышко! - чуть не задохнулся он от нахлынувших на него чувств. И руки и голос сами собой дрожали.
- Вес - 3-300, рост 53 сантиметра, - все также измученно продолжила Света. - Никому звонить не надо - я всем уже сообщила.
- Как ты себя чувствуешь? - торопливо проговорил он, не зная, чем ей помочь в такую минуту, какие слова подобрать, все как назло, вылетело из головы от волнения.
- Нормально, - ответила она.
- А дочка?
- Тоже.
- Ну, замечательно! Я рад за вас!
- Я долго говорить не буду - устала очень, - сказала жена. - Завтра тебе сообщу, когда можешь подъехать, взглянуть на дочку.
- Хорошо.
- Ну все, пока. До завтра.
- До завтра, - сказал он. - Целую. Обоих.
Но жена уже отключилась.
А он, походив в возбуждении по комнате, быстро оделся и пошел в магазин - за водкой.
На радостях напокупал всего в магазине - литровую бутылку дорогой водки, какого-то вина, разного пива, копченых мидий, вяленой камбалы и омуля, еще чего-то.
Обзвонил друзей. Все его поздравили, но подъехать никто не может. Во-первых - завтра рабочий день, а во-вторых - поздно уже.
Так Виктор и пил в одиночестве, не в состояниях свыкнуться с мыслью, что у него родилась дочка, и сейчас она лежит в пеленках, там - в роддоме, маленький человечек, испуганная произошедшей резкой переменой, учиться дышать, осваивает наш мир, страшно ей.
В шесть утра его разбудил телефонный звонок. Он поднялся с огромным трудом - лег совсем недавно.
Жена.
- Холодно у нас, а дочка со мной - в палате. Срочно приезжай. Привези обогреватель.
- А меня пустят? - спросил он, с похмелья плохо еще соображая и с трудом произнося эту легкую фразу.
- А куда они денутся, - устало сказала жена, - раз тепла еще нет в роддоме.
Он, качаясь, принял душ, выпил пару чашек кофе, засыпал в рот полпачки жевательной резинки. Связал батарею, чтобы удобнее было нести, нашел старенький изрядно помятый но все-таки белый халатик, взял инструменты, удлинитель, погрузил все это в машину, поехал.
В такой ранний час дороги были еще пусты и он без проблем добрался до областной больницы.
Полседьмого утра он был уже в областной больнице у роддома.
Справедливо решив, что на территорию больницы его не пустят (да и, честно говоря, он просто не сможет внятно объяснить охраннику на въезде - язык ворочался с трудом), он оставил машину возле дырки в заборе, подальше от ворот. Достал из багажника завернутую в тряпку батарею, поставил ее на асфальт, благо у нее имелись собственные колесики, и покатил к роддому.
Вошел в дежурную дверь. Сонный охранник - пожилой, интеллигентного вида, мужчина в униформе - только посмотрел на него, но ничего не сказал. Виктор поставил в сторонку батарею отопления, достал сотовый, позвонил жене.
- Я уже здесь, - сказал он. - Внизу.
- Сейчас за тобой медсестра зайдет, - все так же устало сказала жена.
Совсем ей там плохо - подумал он с жалостью.
Вскоре к нему вышла медсестра, повела его запутанными коридорами. Показала на дверь палаты и ушла. Виктор, предварительно стукнув, осторожно заглянул внутрь.
Мрачная палата советских времен, темный коридорчик, дверь в туалет и душевую приоткрыта, корявый белый кафель - весь в трещинах. Тусклый свет. Две железные койки, на одной неподвижно лежала женщина, укрывшись с головой одеялом. Жена стояла у второй кровати. Бледная, такое ощущение, что еле стоит на ногах. На спинке ее кровати висела Светина футболка - вся в запекшейся крови.
Увидев мужа и его состояние, Света была в шоке.
- Ты как доехал? - спросила она, глядя на него с огромным неудовольствием. - В таком состоянии?
- Нормально, утром ни машин ни милиции на дорогах, - ответил он, почему-то глупо улыбаясь и не зная, можно ли к ней приблизиться и поцеловать. Хоть он и был в белом халате, но все же, вирусы, то, се... - Ну как вы тут? - спросил он, продолжая заплетаться языком. - Замерзли? Сильно холодно?
- Сильно, - ответила жена, отстраняясь. - Детей вот в боксе оставляем - там теплее. Разве можно ездить в таком состоянии?
- Я же не знал, что утром придется ехать, - беспомощно развел он руками. - А тут - столько эмоций сразу навалилось...
Он развернул тряпки, закрывающие батарею. Осмотрел комнату в поисках розетки. Нашел одну - потрескавшуюся и сильно закрашенную краской. Попытался воткнуть вилку - не получилось. Не евророзетка, дырки маленькие. Жена все это время молча стояла рядом, глядя на мужа с явным осуждением.
- У вас розетка советская, - сказал он.
- И что делать? - спросила жена.
- Можно, конечно, снять крышку и воткнуть вилку так, - сказал он. - Но внутренности будут открыты. Не очень это хорошо.
- Нет, - отрицательно покачала она головой. - Не пойдет.
- Ну тогда я попытаюсь ножом расковырять дырки, - сказал он, радуясь тому, что предусмотрительно захватил с собой из машины сумку с инструментами.
Расковыряв краску на розетке, он нашел головку крепежного винтика. Но подцепить отверткой не смог - сильно закрашен. Расковырял бороздку винта под отвертку. Открутил. Крышка розетки все равно не снималась - многие слои краски намертво прикрепили ее к стенке. Пришлось аккуратно срезать.
Внутренности розетки оказались в плачевном состоянии - лепестки выгнуты пропеллером, да к тому же черные, обуглившиеся. Необходимо было выгнуть лепестки нормально и заодно почистить их, иначе контакта не будет.
- Общего выключателя у вас в палате случаем нет?
- А что это такое? - спросила Света.
- Щиток такой. Общий свет отключить.
Она отрицательно покачала головой.
- Придется работать на включенной розетке, - сказал он.
- Не вздумай!
- Не бойся, - попытался успокоить он жену. - Не раз так делал. На старой работе компьютеры у атомных реакторов вообще нельзя отключать, так что все работы велись под напряжением, - постарался успокоить он жену.
Виктор выбрал короткую отвертку с толстой пластмассовой рукояткой. Сунул левую руку в карман, чтобы случайно не схватиться за что-нибудь - иначе током может ударить, по линии рука-рука.
- За меня не хватайтесь, - на всякий случай предупредил он. - А если со мной что-нибудь случится, беритесь только за одежду.
В глазах жены отразился испуг.
- Может все-таки не надо? - с сомнением произнесла она, боясь, что в таком состоянии у него ничего не получиться.
- Да все нормально, - усмехнулся он и полез в старые внутренности розетки.
Через полчаса работы Виктор наконец закрыл крышку розетки, воткнул батарею, щелкнул выключателем - индикаторная лампочка загорелась. Значит все сделал правильно.
- Сейчас должно нагреться, - сказал он.
- Ты садись, - сказала Света. - А я полежу. Сидеть мне нельзя.
Он сел на облезлый стул.
- Скоро детей принесут, - сказала она. - Взглянешь.
- А можно? - спросил он. - Инфекцию не занесу? С улицы все-таки.
Она покачала головой, посмотрела на часы.
- На работу вроде успеваешь.
- Да даже раньше приеду, - сказал он. Время было только семь утра. А работал он с девяти.
- Представляешь, - сказала она. - При родах выяснилось что у меня многоводье.
- А это плохо?
- Конечно. Говорят, это бывает от инфекции. Скорее всего занесли при кордоцентезе.
- А раньше это нельзя было определить?
- УЗИ должно было показывать. Но их у нас делают какие-то студентки практикантки. Опытный врач наверняка бы заметил это. И вовремя принял бы меры.
- Вот зараза-то! - искренне возмутился он, расстраиваясь. - Ну все не слава богу! Что такое?! Когда у нас будет нормальная человеческая медицина?!
- Да никогда ее не будет, - поморщилась жена. - На бескорыстии и честности отдельных врачей только и держится.
Вскоре в комнате потеплело. А тут и детей принесли. Соседка Светы наконец-то выбралась из под одеяла, такая же бледная и усталая.
Медсестра осторожно подала комок одеяла Свете. Виктор приблизился, с трепетом стараясь хоть что-то рассмотреть, но ничего не было видно.
- Удержишь ребенка? - с подозрением спросила Света, глядя на мужа.
- Конечно, - ответил он и испугался про себя - а вдруг все-таки выронит? Это же сразу застрелится, если сердце, конечно, выдержит.
- Будешь ее брать на руки, - прошептала она ему. - Обязательно придерживай головку. А то шейка у нее слабая, мышц нет никаких, и позвонки - хрящики еще, головка упадет назад за спину, позвоночник и сломается.
Света протянула одеяльце. Виктор, волнуясь, неловко взял как говорили, бережно прижимая к себе. Заглянул внутрь. В складках одеяла виднелся маленький коричневый комочек, со слипшимися (наверное - еще после родов) черненькими длинными волосиками и сморщенным треугольным личиком. Маленькие глазки были закрыты, редкие реснички не более миллиметра в длину, бровей совсем не видно. Виктор заволновался, разглядывая свою дочку.
Соседке тоже принесли ребенка.
- Молока у меня еще нет, - сказала жена, забирая дочку и готовясь к кормлению. - Одно молозиво. Да и то - ест она плохо.
- А что так? - спросил он.
- А ты что хотел? - почему-то с недовольством ответила она. - Малышка привыкла совсем к другому. Еда через кровь, всегда тепло. Всего несколько часов только как появилась на свет. А тут - надо дышать, надо что-то есть-глотать, да еще желудком пытаться переварить. Писать и какать - чего никогда не делала. Ей конечно неудобство. Боли в животике - ведь и он еще не умеет толком переваривать, только начинает этому учиться. Все новое и неудобное. Сквозняки, холодно, свет еще, потом шум добавиться, когда слышать начнет. Короче - сейчас у нее сплошные стрессы. Будем привыкать.
Виктор ушел, чтобы не стеснять женщин кормлением детей.
Несколько заплутал в коридорах больницы. В просторном холле увидел двух разговаривающих женщин. Направился к ним.
- А хоть что-нибудь от нее осталось? - спрашивала та, что постарше. - Адреса? Какие-нибудь данные?
- Ничего, - отвечала молоденькая медсестра.
- Ну, хоть бы отказ написала, раз собралась сбежать, - в сердцах выговорила старшая. - А так - ребенок останется в подвешенном состоянии, ни усыновить его, ничего... Что с ним делать?
- Извините, - прервал он их диалог. - Где у вас здесь выход?
Старшая женщина, даже не посмотрев на него, показала рукой - Идите, потом - направо, а там - увидите.
Виктор поблагодарил и удалился в темный коридор. Он вспомнил крошечный комочек в одеяльце, представил, что он брошен, и уже навсегда лишен ласки матери, и вынужден все свое детство провести в криках на казенной койке. Ему стало очень жалко неизвестного ему бедного малыша. Что-то ты совсем раскис, подумал он про себя, в мире всегда было больше плохого, чем хорошего, на все слез и сердца не хватит, возьми себя в руки.
Дома
Через три дня Света сообщила мужу.
- Сегодня выпишут, - сказала она по телефону. - Надо забрать нас до трех.
- А что так рано? - удивился он.
- А здесь долго не держат, - ответила Света. - Два-три дня, и если все нормально - свободен.
- Ясно. Я еще не успел купить кроватку и пеленальный столик, - сказал он.
- Ну что теперь? - сказала жена. - Потом купишь. Дочка пока на кровати со мной поспит.
Он кивнул в трубку.
- Во сколько лучше подъехать?
- Мне еще справки получить надо, выписку. К часу где-то...
- Хорошо. Буду.
- Только ты в регистратуре, где принимают передачи, обратись к женщине, узнай - они сами вынесут вещи, или тебе можно будет подняться за ними? Батарея все-таки. Кому охота ее тягать.
- Хорошо.
- Ну и мои вещи не забудь захватить.
- Какие?
- Да те, которые ты забрал.
- Хорошо.
- И детские. В чем повезем дочку домой.
- А они где лежат?
- В шифоньере, левая дверца. Там должно быть белое теплое одеяло. Ну, которое мы с тобой покупали, помнишь?
- Помню, - снова кивнул он головой.
- И на второй сверху полке лежат вещи - возьми их все, - строго сказала жена. - Там - распашонки, пеленки, розовая ленточка и так далее. Только ничего не забудь.
- Конечно не забуду, - возмутился он.
- Ну все, жду.
Он быстро пропылесосил квартиру. А в детской комнате он также пропылесосил и стены. Вымыл полы, протер подоконники, шкафы, ручки на всех дверях, ну и так далее. Взяв со стоянки машину он проехался по рынкам - купил два больших букета цветов и один торт - на всякий случай.
День выдался на удивление радостным, солнечным.
В час дня он был уже возле роддома. На этот раз его машину пропустили внутрь, посмотрев на цветы на заднем сиденье. У дверей родильного отделения уже толпились машины, по одиночке и кучками слонялись мужчины в галстуках и без, а также молодые девчонки, наверное подружки молодых мам, и уже женщины в возрасте, хотя тоже в общем-то молодые, не старые по крайней мере, наверное, новоиспеченные бабушки.
Увидев видеокамеры и фотоаппараты в чужих руках, он пожалел, что не взял свой. Вылетело из головы в этой суматохе и волнении. Надо, конечно было, запечатлеть такой момент. Но что теперь... поздно уже... Главное, все-таки, что ничего не забыл из вещей жены и ребенка.
Виктор, почему-то волнуясь, поднялся по широкой лестнице. Зашел внутрь. Огляделся. Подошел к большому стеклянному окошку, за которым о чем-то оживленно разговаривали две женщины в халатах. Только на одной был белый халат, а на другой - зеленый.
Остановился, подождал какое-то время. Но на него никто не обратил внимания.
- У меня тут жена с дочкой сегодня выписываются, - громко сказал он, чтобы привлечь внимание женщин. - Мне бы как-нибудь вещи забрать.
Женщины равнодушно посмотрели на него.
- Сидите, ждите, - сказала одна из них. - Вынесут. - И они снова отвернулись, продолжив свой разговор.
- Да там тяжелые, - снова перебил их Виктор. - Батарея обогревательная... Или ее тоже вынесут?
Женщины замолчали, снова обернулись к Виктору. Одна из них задумалась.
- Нет уж, - сказала она. - Несите-ка вы сами.
- А как? - поинтересовался Виктор.
- Заходите к нам внутрь. Вон справа от вас дверь. Выдадим вам халат.
Батарею и вещи жены он сложил в багажник. Заметив, что солнце, передвинувшись на небосводе, уже освещает его машину, он перегнал ее в тень, как раз отъехал кортеж из двух джипов. Виктор побоялся, что цветы начнут вянуть и торт скиснет - на солнце в салоне - настоящая парилка. Тепло.
Вернулся в холл. Но все сидячие места были уже заняты.
Он встал в сторонке, пытаясь разобраться, как здесь принято встречать рожениц? И вообще, как узнают, кто сейчас выходит? Каким образом оповещают, есть какая-то очередность выхода или просто надо караулить?..
Время шло, а жена все не появлялась. Выходили молодые мамаши, медсестры выносили плачущих малышей, суета в холле быстро проходила, снова становилось тихо. Потом снова кто-нибудь появлялся. Кого-то встречали целой толпой, шумом, и цветами. Кого-то - одинокие пареньки, без цветов, в потертых джинсах или стареньких спортивных костюмах.
А без десяти три холл опустел. Отделение закроют, как понял Виктор. А жены все не было.
Она вышла сама. В халатике.
Увидела его, подошла, поцеловались.
- Ну как вы? - спросил он.
- Скоро уже, - ответила она. - Цветы купил?
- Два букета, - кивнул он. - И торт. В машине лежат.
- Выноси все сюда.
- Сейчас уже?
- Да.
Она ушла, а он вернулся к машине, вытащил букеты, торт. Занес все внутрь, положив их на пеленальный столик возле стеклянного окошка.
Их долго не было. Стоять на одном месте было невыносимо и он то поправлял лежащие цветы, под взгляды сидящих в регистратуре, то просто ходил кругами - до заветной двери, послушать, что там - тихо, и обратно к столику.
Прошло еще минут пятнадцать тягостного ожидания. Вдруг раздался детский плач и тихий женский голос. Света. Успокаивает. Значит это его дочка там плачет. Сердце его защемило. Слезы маленьких детей вдруг сильно стали на него действовать. Сразу же захотелось защитить, сделать что-нибудь, чтобы маленькому человечку было хорошо, ведь ему сейчас, в этом мире и так плохо.
Наконец дверь открылась и вышла медсестра, неся завернутую в одеяло малышку. Он растерялся, не зная, что делать. То ли хватать цветы и ждать жену, которая еще не вышла, то ли принять ребенка.
Так как в холе больше никого не было, медсестра решительно направилась к Виктору, и он решил цветы брать - иначе не сможет взять дочку.
Медсестра подошла к нему, слегка протянула молчащий сверток . А тут и жена вышла из-за ее спины. Виктор шагнул к ней, неловко поцеловал в щечку.
- Поздравляю, - сказал он.
Она кивнула.
- Эти цветы? - показала она глазами на пеленальный столик.
- Да, - ответил он.
- Папа, берите ребенка, - весело сказала медсестра. - Поздравляю вас.
- Спасибо, - сказал он, пытаясь как-то взять объемное одеялко.
- Осторожнее, - улыбнулась медсестра. - Левой рукой под голову и вдоль туловища. А правой - сверху придерживайте.
Он кивнул. Неловко взял этот кокон. Медсестра слегка приоткрыла уголок одеяльца, показав малюсенькое личико дочки.
Жена между тем раздавала букеты и торт, со словами - это вам, это передайте пожалуйста, такому-то врачу, а этот торт - передайте такой-то медсестре.
Виктор ждал, бережно держа молчавшего ребенка и боясь неосторожным движением придавить его.
- Ну все, - сказала жена. - Поехали домой.
Виктор первым вышел на улицу. Посмотрел на ступеньки. Не уронить бы ее, в волнении подумал он, ярко представив эту картину. И от этих мыслей ноги у него вдруг стали ватными, неожиданно заплетаясь друг за друга.
Спуститься стоило больших мучений. От напряжения он вспотел.
Машину он вел очень аккуратно, старался никого не обгонять, ехал по средней полосе, пристроившись за кем-нибудь.
Дочка всю дорогу молчала. Спала.
Наконец подъехали к дому. Он вышел первым, принял от жены сверточек, давая Свете возможность спокойно выйти из машины. Побежал к подъезду, открывая перед женой двери.
Дома Света бережно положила спящую кроху на кровать. Осторожно распустила завязки, раскрыла одеяльца - чтобы ребенку не было сильно жарко.
Какое-то время оба смотрели на свою дочурку. Как она спит, скомкав веки словно тряпочки.
- Ну, что скажешь? - спросила Света у мужа, нарушив мертвую звенящую тишину.
Он пожал плечами.
- Волосатая такая, - только и сказал он.
- Недаром изжогой меня мучила. На кого похожа?
- Трудно сказать.
- В роддоме сказали, что на тебя.
Он наклонился над ребенком, заглядывая ей в мордочку - то что было открыто от пеленок и чепчиков.
- Маленькая сильно. Сходство, наверное, потом будет проявляться.
Он прислушался к дыханию ребенка.
- Хрипит, - сказал он, тревожась.
- Слизь осталась, - объяснила жена. - Так сказали в роддоме. Пройдет со временем. Она ведь пока не умеет еще со слюнями обращаться.
Он кивнул.
- Скоро она проснется, - тихо сказала жена. - Как кормить будем?
- В смысле? - не понял он.
- Молока у меня еще нет - пока одно молозиво, - все также тихо объяснила жена. - Но вроде как дети должны пить и его. Но ей все равно мало. Надо докармливать. Если из бутылочки, то она быстро привыкает, что так легче и грудь потом не будет брать. Как в роддоме было. Там тетки ее из бутылочки кормили поначалу. А грудное молоко ей обязательно надо давать, хотя бы первые три месяца.
- Давай ложкой попробуем, - предложил он.
- Это когда сидеть будет - лежа-то неудобно, да и не умеет она еще это. Подавится.
- А что тогда предлагаешь?
- Не знаю, - пожала она плечами. - Ладно, иди раздевайся, мой руки. И вообще, в детскую нельзя входить в верхней одежде. На ней микробов с улицы можем занести.
Он вышел в прихожую. Разделся, стараясь не шуметь. Зашел в ванную вымыть руки. Холодной воды не было. Вообще. Одна только горячая.
- Светик, воды нет, - полушепотом сказал он переодевающейся жене.
Она расстроилась.
- Как же без воды-то? С маленьким ребенком?
- Можно сходить в соседние дома. Возможно, не везде отключили.
- Так они и разбежались воду наливать неизвестным, - с сомнением проговорила расстроенная Светлана.
- Позвоню друзьям, - сообразил он. - Сгоняю с канистрами, привезу.
- Может, скоро дадут? Наверняка внизу было какое-то объявление. А мы с тобой не заметили.
- Мне вообще было не до этого, - улыбнулся он. - Схожу вниз, посмотрю.
Он вышел в общественный коридор. Сначала позвонил соседям - вдруг они знают, что слышно про воду, когда ее успели отключить и когда дадут.
Оказалось - воды нет только в их стояке. На шестом этаже у кого-то прорвало трубу, а дома нет никого. Вскрывать представитель ЖЭКа не решился - кто мол потом будет караулить помещение. Вот они и перекрыли.
- Ну как, привезли малышку? - тихо спросила соседка.
Он кивнул.
- Я наберу у вас воды?
- Конечно, конечно, - ответила тетя Люба.
Виктор сходил домой за канистрами, попутно рассказав все жене.
Включил горячую воду - наполнить ванную. Для мытья рук и для смывания унитаза. Также он снял крышку с туалетного бочка, чтобы можно было наливать горячую воду из ведра.
Снова зашли в детскую, где на их общей кровати, на чистой простынке, тихо лежала дочка, полностью завернутая в пеленки.
- Спит-то как, - прошептала, любуясь, жена. - Кормить уже надо, как с полчаса.
- Переезд, наверное, утомил, переволновалась, - предположил он.
- Маленькая еще, - усомнилась жена.
- Но что-то ведь все равно чувствует, какие-то изменения в окружении и так далее.
Он принес фотоаппарат.
- Может лучше когда проснется? - предложила жена.
- Нельзя маленьких детей со вспышкой фотать, - возразил он. - Говорят, у них еще зрачки плохо реагируют на свет, и можно сжечь хрусталик.
Сфотографировал спящую. Впрочем, ничего не было видно - одни только пеленки и маленький носик.
- Давай, пока, езжай за кроваткой, - предложила Света.
Согласно традициям, до рождения ребенка ничего детского покупать нельзя. Что они и сделали. За исключением, наверное, пеленок и подгузников. Они, конечно, заранее выбрали себе кроватку. В магазине "Мир детства", за 1600 руб. Что было дешево, но объяснялось тем, что это был магазин производителя.
Виктор позвонил в магазин - таких кроваток уже не было. И вообще - никаких. Будут только через неделю.
- Езжай тогда в "Нати", - сказала жена, устало. - Кроватка все равно нужна. Выбирай только не дороже двух тысяч.
Детский магазин "Нати" располагался совсем рядом с домом - в двух остановках.
Виктор долго выбирать не стал, остановившись на такой же как и хотели, но за 2100. Купил. И заодно - детский матрасик с кокосовой набивкой.
Привез. Отнес матрасик и пакет домой (кроватка была естественно в разобранном состоянии). Поставил все это в коридорчике.
Дочка все еще спала и Света никак не решалась ее разбудить, хотя все сроки кормешки давно уже прошли.
- Машина не нужна? - спросил Виктор. - А то я тогда ее в гараж загоню.
- Загоняй, - ответила Света.
Виктор шел домой. Вечер. Смеркалось. Перед ним, пересекая дорогу, торопливо шла молодая мама, сосредоточенно ведя за руку маленького ребенка. Виктор притормозил, уступая, и с каким-то уже новым чувством глядя, как ребенок сосредоточенно семенит ножками, явно проникнувшись важностью спешки. Они поднялись по ступенькам детской поликлиники, подошли к дверям.
- Что, мама? Поликлиника еще работает? - раздался снизу тоненький взволнованный голосок. Видно было, что ребенок тоже переживал. - Мы успели?
Сердце Виктора почему-то защемило.
А когда он уже подходил к своему подъезду, на лавочке сидела молодая мама с дочкой лет трех. Малышка стояла рядом, плакала навзрыд, уливаясь слезами, а мама ей что-то резко выговаривала вполголоса... И так Виктору вдруг стало жалко этого маленького ребенка, просто сил нет.
Что-то я стал каким-то слюнтяем, недовольно подумал он, прячась от горького детского плача в тишине подъезда.
Наконец дочка заворочалась, издала какой-то скрип, подав таким образом голос.
Жена осторожно раскрыла пеленки, обнажив маленькое тельце.
Виктор с любопытством выглядывал из-за плеча жены. Коричневое тело, обилие складочек, словно помятая материя. Пупок выпученный, весь зеленый, с запекшейся толстой коркой крови.
Дочка, бессмысленно лупя глазками, неуклюже водила руками, словно хотела обхватить какой-то большой мячик.
Жена оторвала от общего комка небольшой клочок ватки. Намочила его в перекиси водорода. Осторожно смочила пупок, отгибая по возможности складки кожи - чтобы и туда попало. Пошла пена. Подсушили, подув.
- Надо перед каждым кормлением обрабатывать, - сказала Света, заметив жалостливый взгляд мужа. - Что делать, нельзя чтобы грязь попала.
Она смазала пупок зеленкой, испачкав свои пальцы.
И дочка заплакала - уже навзрыд. Видно - защипало.
Света собралась перепеленать. Примерилась с пеленками. Расстелила их на кровати - широкая все-таки.
- Толком не умею, - сказала она. - Мне показывали, да не запомнила.
Он тоже не знал, как все это делается.
Кое-как вдвоем запеленали, стараясь рассуждать логически. Но все равно не получилось - края пеленок на груди расходились, и на голове пеленки сбивались, закрывали лицо. И они в конце концов, намучавшись, решили одеть на малышку распашонку с шапочкой и запеленать только по пояс. И это у них получилось несколько лучше.
Дочка, недовольная этим тормошением, а может быть - и голодом (ведь все сроки кормления давно прошли) плакала уже без остановки. Правда - тихо совсем. Недовольно. Наверное, сил на громко еще не было.
Для начала Света дала ей грудь. Но дочка начала возмущаться, явно не привыкшая ни к этому вкусу, ни к трудностям, которые связаны с таким кормлением. Возьмет маленькими губками сосок, да еще криво, не правильно, жена старательно поправляет. А та тянет губки, хнычет, что нет ведь ничего. Грудь теребит. А сил нет еще. Привыкла в роддоме к соске. Грудь отпускает и ревет навзрыд.
- Надо приучать ее, - говорила жена, сама чуть не плача. - А то вообще грудь брать не будет.
Он не спорил. Материнское молоко - это еще и борьба со всякими болезнями, и иммунитет - в отсутствии собственного иммунитета у малышки. Правда сейчас - одно молозиво. И неизвестно, есть ли от него какой-то толк. И как оно ребенку на вкус. Но и все же.
Минут двадцать дочка ревела, измучив и себя и Свету. Виктор тоже устал, хотя он ничего и не делал. Только переживал за дочку.
Кое-как малышка пососала. Устала. И наотрез отказалась от дальнейшего, хотя молозива еще оставалось.
Было ясно, что съела она мало. Надо докармливать.
Встал вопрос - сколько наводить?
- Звони Лене, - предложил он, больше знакомых с подобного рода знаниями он не знал.
- Неудобно, - растерялась жена, прижимая голодную дочку к груди. - Вдруг она на операции? Вон сколько рожениц! Или наоборот - спит после дежурства. Я и так ее замучала за это время.
- А что теперь делать? - развел он руками. - Звони. Не сможет говорить, так не сможет.
Света передала дочку мужу, взяла телефонную трубку, набрала номер.
- Извини, - быстро проговорила она. - Не разбудила? Извини еще раз. Спросить хочу, сколько давать смеси? Смесь какая? Хумана. Что на ней написано?
Он все понял, быстро взял пачку, нашел таблицу разведения, показал жене.
- Ага, - сказала она в трубку. - 90 грамм смеси. Как написано разводить. Спасибо большое. Извини, что отвлекаю.
Положила трубку.
- 90 грамм - это общая смесь или только воды? - спросил он.
Она растерялась.
- Снова звонить? - неуверенно спросила она.
Он покачал головой.
- Разведем суммарную. Здесь в таблице написано, сколько воды и сколько порошка...
Вскрыли пачку, тщательно читая инструкцию. Нашли мерную ложку. Насыпали, так же тщательно убирая горку о край коробки. Развели строго по инструкции - то есть 30 грамм воды и одна ложка смеси. Всего получилось 40 грамм.
Для начала решили попробовать докормить с ложки. Он взял серебряную, исходя из тех соображений, что серебро дезинфицирует, и вообще - имеет лечебные свойства.
Положили малышку на бок. Попробовали попоить ложкой, лья ей в уголок губ, чтобы не захлебнулась. Не получилось - одни сплошные мучения.
Тогда, делать нечего, взяли бутылочку AVENT с соской под номером один. Якобы и форма соски и дырочки в ней соответствуют женской груди. А дырочки в соске - как раз по возрасту ребенка, маленькие.
Дочка жадно взяла соску - видно есть сильно хотелось, но ела медленно, с передышками. Все-таки дырочки были маленькие, заставляя ребенка прикладывать усилия.
- Займись пока кроваткой, - сказала жена, видя что муж ничего не делает и только переживает, стоя над душой, от чего становилось еще хуже.
Виктор вышел в коридор. Вскрыл пакет, вытащил деревянные детали кровати, нашел мешочек с крепежом и инструкцией, развернул листок, изучая схему сборки.
Потом сообразил - кровать-то неизвестно где хранилась и кто ее трогал руками. Надо бы промыть все с детским мылом.
И он отнес первую деталь - боковую решетку - в ванную. Увидев полную ванную горячей воды вспомнил - воды нет. Тогда он просто окунул деталь в воду, смачивая. Потом поставил ее по диагонали, на края ванны, тщательно намылил мочалкой, снова опустил в воду, старательно смывая мыло.
Минут через 20-30 и дочка закончила еду, кое-как опустошив малюсенькую бутылочку. Устала.
Света положила уставшую кроху на взрослую кровать.
- Витя, - позвала она, - подойди...
Виктор торопливо подошел, вытирая мокрые руки полотенцем.
- Подежурь, - сказала она мужу. - Вдруг срыгнет. Может и захлебнуться. Хоть и на боку. А я пока молоко сцежу, которое она не доела. А то молоко тогда пропадет.
Виктор кивнул, присаживаясь на корточки возле кровати. Света ушла на кухню, достала импортный молокоотсос, купленный заранее (вроде как от советских грудь повреждается). Пристроилась, примериваясь - все-таки в первый раз, и как и что - еще не совсем понятно.
Заработала рычажком пластмассового прибора.
- Только не отходи, - крикнула она из кухни. - А то в роддоме Лара один раз срыгнула. Ночью. И через нос все пошло. Захлебнулась. Дышать даже перестала. Посинела, бедненькая. Я так испугалась. Все ночь возле нее дежурила - вдруг повторится? Знаешь, как страшно было.
- Ужас какой! - только и промолвил муж, представив эту картину.
Он сел на пол возле кроватки. Смотрел на дочку, прислушиваясь к ее дыханию. Глазки закрыты, устала после еды. Спит. Распашонка с зашитыми рукавами, чтобы глаза себе случаем не повредила. Пеленка до подмышек.
Но вдруг дочка закуксилась. Тихо заплакала.
Он ее принялся поглаживать, слегка покачивая матрас кровати.
- Что с ней, не знаешь? - спросил он жену.
- Может животик болит, - ответила из кухни Светлана. - Может пукнуть хочет, или пописить... Ей ведь пока это сложно и неприятно...
- И что делать? - озадачился он, видя что малышка не успокаивается.
- Возьми ее на руки, - предложила жена, судя по звукам - энергично работая молокоотсосом. - Может - животик болит? Пригреется.
- Я слышал - на руках не надо ее носить, - с сомнением ответил он. - Приучим - потом не слезет.
- А мне в роддоме соседка по палате - ну ты ее видел - говорила, что наоборот, нося на руках, научимся лучше понимать своего ребенка, чувствовать его, и быстрее поймем, что что-то с ней не так, - возразила жена. - Да и она чувствует наше тепло и стук сердца, к которому она привыкла еще в животе. Ей это на первых порах очень надо. Как и ходьба с ней на руках.
Он очень бережно взял дочку на правую руку. Положил на бочок. Ее животик прижал к своему, чувствуя, как урчит у нее внутри. Стал гладить ее голенькие ножки, теребить ступни, сквозь пеленку. И дочка вдруг успокоилась, пригрелась, уткнувшись лобиком в бицепс его руки, и теребя тоненькими губками пустышку. Глазки закрыла. Чепчик сбился в сторону. Виктор потрогал завязки, увязшие в складках подбородка и короткой шеи - но вроде не туго, не давит на горло.
Принялся бережно носить ее по квартире, разглядывая ребенка - интересно все-таки, маленький человечек.
Дочка запыхтела в руках, издала какой-то хриплый звук, вроде плача. Виктор закачал ее на руках, успокаивая. Но не получается. Малышка все равно время от времени вздрагивает пальчиками, издает какие-то хриплые звуки.
- А ты говори ей: щи-и-и, щи-и-и, щи-и-и... - посоветовала жена, когда он в очередной раз заглянул на кухню.
- Думаешь, поможет? - спросил он с сомнением. - Она ведь наверняка еще не слышит.
- В роддоме помогало, - сказала Света, перекладывая силиконовый раструб молокоотсоса к другой груди. - Говорят, вроде так для нее кровь шумит, когда она была еще в животике. И вообще, ей нужны привычные для нее звуки: стук сердца, ходьба с ней и тому подобное.
И он принялся в точности исполнять эти пожелания, покачивая дочку в так шагам и тихонько шикая.
Дочка притихла, но глаза держала приоткрытыми, никак не собираясь их закрывать.
Он пристально посмотрел в глаза дочке. В очередной раз. Глаза черные-черные. В кого такая? Да еще и зрачки полностью расширены. Не суживаются на свету. Он помахал свободной рукой перед ее лицом.
- Слушай, да она совсем не видит!? - испуганно прошептал он, снова заглядывая на кухню.
- А ты что думал? - спокойно и устало ответила жена. - Все дети рождаются слепыми. Что у людей, что у животных.
- А когда зрение появится? - не удержался он. - Не знаешь?
- Не знаю, - честно призналась она. - Скоро, наверное.
- И не слышит?
Она отрицательно покачала головой.
- А когда начнет?
Она снова покачала головой, снова переставляя молокоотсос от левой груди к правой.
Наконец-то ребенок уснул.
Сидя на краю кровати, Виктор держал дочку на руках, разглядывая маленькую голову на сгибе своего локтя.
Еле заметный пушок светленьких бровей, черные длинные редкие волосики на голове, миниатюрные реснички. Шеи не видно - складки щечек сразу переходят в складки маленьких плечиков. Уголки тоненьких розовеньких губ опущены вниз.
Вот реснички ее быстро-быстро задвигались, дыхание участилось, тело напряглось, подбородок задрожал.
Он быстро закачал ее вправо-влево, успокаивая. Малышка расслабилась. Дыхание выровнялось.
И она вдруг улыбнулась, раскрыв ротик, но не теряя пустышки. А потом вдруг глазки ее открылись. Она подвигала своими черными пуговками-бусинками, стараясь смотреть куда-то над своим лбом, в футболку папы. А потом вдруг вздохнула два раза и снова закрыла глаза.
Замерла.
Однако трудновато с ребенком, подумал он. А как же в войну? - вдруг неожиданно переключились его мысли. Подумал и ужаснулся, глядя на маленький беззащитный комочек в руках. Голод, концлагеря? Он ярко вспомнил кадры из военной хроники. Освенцим, маленькие дети в полосатый одежке, безропотно и покорно стоящие за колючей проволокой, а неподалеку - гора детских ботиночек - тех детей, которые были уже уничтожены...
Какое счастье, что сейчас не то время! - подумал он. И как вдруг стало жалко всех детей военной поры...
Заглянула жена.
- Уснула? - тихо спросила она.
- Вроде успокоилась, - неопределенно ответил он.
- Иди, отдохни. Я подежурю, - предложила Света.
Он осторожно передал маленький комочек, старательно придерживая головку ребенка. Устало поцеловал жену, выходя. Спина с непривычки ломила нещадно. Плюхнулся на диван, растянулся, расслабляясь и испытывая огромное, непередаваемое удовольствие.
Она медленно положила дочку на кровать на спинку и малышка тут же срубилась, раскинув руки в стороны.
- Любимый, ну ты ее и укачал! - улыбнулась жена, с нежностью во взгляде любуясь спящей дочуркой - маленьким, беспомощным, и таким родным существом.
Дочка во сне наморщила носик, надула пухлые щечки.
- Она такая серьезная! - сказала жена, продолжая любоваться ребенком.
- Да уж, - ответил он с дивана. - Мне кажется, маленькие все выглядят взрослыми не по годам. А когда начинают говорить, только тогда и становятся по настоящему малышами.
Жена тихо вышла в зал, подошла к шкафу, перекрывая мужу показывающий совершенно беззвучно телевизор, осторожно открыла шкафчик, тихо там копошилась. Наконец достала упаковку бинта, полиэтиленовый пакет с ватой, ножницы. Присела рядом с ним на диван.
- Нарезать надо, - разрывая бумажный пакет, сказала она в ответ на его взгляд. - Для протирок. Удобней будет.
Он кивнул, поднимаясь и садясь рядом с женой.
- Впрочем, я сама, - сказала жена, непроизвольно прислушиваясь к звукам из детской комнаты. - А ты пока лучше нарви вату небольшими шариками, - предложила она.
Он не стал возражать. Пододвинулся на диване, подготавливая рабочее место.
- А складывать куда? - тихо спросил он.
- Лучше в пол-литровую банку - удобнее будет доставать.
Какое-то время они молча работали.
- Иди поешь, а то молока не будет, - сказал он. - Я сам все сделаю.
- Надо конечно, - сказала она, аккуратно сворачивая отрезанный квадратик бинта и складывая в стопочку в пластмассовую коробку. - Да дел полно.
- В роддоме говорили, что есть еще "Апноэ", - вдруг сказала Света. - Внезапная смерть ребенка во сне. От чего - неизвестно.
И Виктору тут же захотелось посмотреть на дочку, послушать, как она дышит.
- А мне мать говорила, - поддержал он ее, - что сначала она родила двух девочек-близняшек, которые вскоре умерли.
- И зачем ты мне это говоришь? - с ужасом спросила жена. - Получается, по твоей линии есть какая-то расположенность.
Он растерялся. Испугался сам.
Они оба замерли, прислушиваясь к звукам из детской. Наконец он встал, отложив вату в сторону. Тихо прошел в комнату к дочке. На цыпочках подошел к кровати. Малышка, совершенно неподвижно, лежала на самой ее середине. Какое-то время Виктор пристально смотрел на нее, но никакого движения грудной клетки не увидел. В душе все похолодело. Внутренне боясь, он наклонился, прислушиваясь к ее дыханию и почти касаясь ухом ее маленького носика. Но тоже ничего не почувствовал. Сердце сдавило от нехорошего предчувствия. Ну, вздохни хоть, молил он, борясь с желанием толкнуть ребенка, шевельни хоть ресничками! И разбудить жалко, и проверить надо!
И тут малышка вдруг вздохнула во сне, дернула ручкой. Виктор тут же удовлетворенно выпрямился. Быстро вышел, все также на цыпочках. Вернулся в зал с большим облегчением. Успокоился.
- Все нормально, - тихо прошептал он на встревоженно-вопросительный взгляд жены.
Она кивнула и снова взялась за бинт.
Чтобы через какое-то время снова начать волноваться.
Наконец бинт у нее закончился.
- Я пойду на кухню, приготовлю быстренько что-нибудь, - прошептала она. - А ты пока домой кроватку.
- Точно! - спохватился он, откладывая вату и ставя банку с ватными шариками на спинку дивана. - Совсем из головы вылетело!
Потихоньку, на цыпочках, прошел в коридор, взял боковую спинку, отнес в ванную, закрылся, чтобы шум не мешал. По привычке повернул кран. Воды нет. Намочил губку в ванне, намылил.
Увидел ползущего по кафелю маленького рыжего муравья. Хотел было раздавить, но вдруг подумал, что и у него были родители, и он был сначала куколкой, и родился маленьким и несмышленым. И вообще - это живое, уникальное в своей сущности существо. И он не стал давить. Вдруг жалко стало.
И когда Виктор, осторожно ступая, вынес чистую деталь детской кроватки в зал, жена тихо позвала его кушать.
Но поесть им тоже не удалось.
Резкий звонок в дверь прервал их трапезу.
- Кто это может быть? - пробормотал он, торопливо подбегая к дверям - боясь, что второй звонок разбудит дочку. Света так же быстро скользнула в детскую - успокоить если что, дочку.
На пороге стояла усталая женщина.
- Медсестра из детской поликлиники, - выдавила она из себя. - У вас новорожденная?
Виктор кивнул, отходя в сторону.
Женщина вошла. Огляделась. Поставила свою сумку на коридорную тумбочку.
Жена только что вышла от Лары, кивнула - мол, спит карапуз, не проснулась.
- Где можно руки помыть? - спросила медсестра.
Виктор приоткрыл дверь ванной. Сам включил свет.
- Воды только у нас нет, - сказал он. - В железной кружке налито. Вам полить?
Медсестра неопределенно пожала губами.
- Полейте, - наконец процедила она, недовольно глядя на наполовину заполненную мыльной водой ванну.
Виктор протиснулся за женщиной, взял кружку, поливая над раковиной.
Медсестра, приподняв руки вверх, осмотрела ванную - чем можно вытереть руки. Виктор подал чистое полотенце.
Женщина вытерла.
- Где? - спросила она. - Показывайте.
Света приоткрыла дверь детской комнаты.
Медсестра вошла. Посмотрела на спящую кроху.
- Давайте осмотрим, - сказала она.
- Будить? - чуть ли не жалобно спросила жена.
- А что делать? - пожала плечами женщина.
Света с огромным сожалением дотронулась до дочурки.
- Ларочка, солнышко, просыпайся, - прошептала она.
- Мамаша, вы ее распеленайте, - недовольно заметила женщина, - она и проснется.
Света так и сделала.
Невыспавшаяся малышка сонно заплакала хриплым голоском, недовольно суча ножками и подняв ручки к верху.
Медсестра решительно взяла ребенка, подняла его, что-то осмотрела на теле, чему-то про себя морщась.
- Ну как? - волнуясь, осторожно спросила Света.
- Все нормально, - кивнула женщина.
- А вот она плачет так много, - стала спрашивать жена. - Может у нее что-нибудь болит?
Женщина пожала плечами.
- Сейчас ведь у нее только начинает все формироваться, - сказала она. - Естественно, и желудок пока плохо работает, и все остальное. А еще она может плакать - скучно ей одной или страшно. Зовет к себе. Но это будет позже.
- А гулять когда будет можно? - осторожно спросила жена. - Ребенку ведь постоянно нужен свежий воздух на начальной стадии развития - как сказали в роддоме.
- Гулять начнете где-то через месяц, - ответила медсестра. - И то - сначала по 10-15 минут на балконе. Сначала на ручках, а потом можно и в коляску ложить. Это уже у нас будет начало ноября, будьте осторожнее.
- А что такое?
- Да был у нас такой случай. Молодые совсем родители. Зимой, правда, вынесли, девочку двух месяцев на балкон. Уложили в коляску. И забыли про нее. А когда спохватились - малышка уже окоченела.
Виктор и Света в страшном шоке посмотрели на свою дочь - на маленького беспомощного человечка, лежащего на кровати и судорожно дергающего крохотными ручками и бессмысленно вертя невидящими глазами, - ярко представляя все это, остывшее маленькое тельце, ледяной холод детского лобика....
- Ужас какой, - наконец вымолвила жена.
А ему вдруг так сильно жалко стало того неизвестного ребенка, который умер, так и не начав жить, не познав радости того мира, ради которого он и был рожден, из-за глупости своих родителей. Малыш толком еще и не понял, в какой мир он попал. И вот на тебе - уже конец пути.
- Памперсами пока не пользуетесь? - между тем спросила медсестра.
- Нет, - ответила Света.
- Правильно, - удовлетворенно кивнула женщина. - А кожицу смачивайте лучше растительным маслом. И наши родители так с нами делали, и мы также. И ничего - все нормально.
Вскоре медсестра ушла. Плачущую дочку быстренько запеленали и Света принялась носить ее на руках, покачивая.
- Ну все, солнышко, - приговаривала она. - Успокойся. Тетя ушла. Спи, маленькая.
Но дочка никак не успокаивалась.
Света уложила ее на кровать. Снова распеленала, проверяя. Малышка пописила, да еще и покакала.
- У нее животик болит, - озабоченно сказала Света, глядя на маленькие жидкие капли на марлевом подгузнике.
- С чего ты взяла? - спросил Виктор.
- Какает неправильно, - ответила жена.
Он посмотрел на ее какушки - светло-зеленого цвета.
- А какие должны быть? - недоуменно спросил он.
- Желтые или желто-золотистые, - ответила Света, перепеленывая дочку. - И без слизи. Так по крайней мере сказали.
- А это разве не золотистый?
Жена кивнула на разложенные на кровати детские вещи, указывая на кофточку.
- Вот оранжевый, - сказала она, поднимая ребенка на руки.
Он взял запачканные подгузники, свел вместе - слизь была.
- И что делать? - спросил он, переживая за малышку.
Жена пожала плечами.
- Позвоню Лене, - ответила она, покачивая плачущую Лару. - Если она не спит после дежурства.
- Может, лучше к соседям зайти? - предложил он. - Ихней девочке года три, наверное.
- Может и зайду, - сказала жена. - Ну все, иди поешь, пока не сильно остыло. Я тут сама как-нибудь.
Он ушел на кухню. Свете удалось укачать кроху и та, наконец, перестала плакать, закрыла невидящие еще глазки и уснула. Жена положили дочурку на кровать - на расстеленную пеленку. То, что она может скатиться на пол, они не боялись - малышка и так-то еле шевелилась, так что пока еще была не в состоянии ни никуда сдвинуться, ни на бок лечь.
Света вышла из комнаты, слегка прикрыв за собой дверь и оставив маленькую щелочку - чтобы услышать плачь ребенка.
- Я пока постираю, - прошептала она мужу. - Вроде воду уже дали. А то что-то пеленки скопились. Да и некоторые детские вещи надо постирать после магазина.
Пока жена стирала, он заварил чай. Подогрел остывший обед.
Сам быстренько поел.
Зашел в ванную.
- Иди поешь, - сказал он. - Тебе надо нормально питаться. А не как попало. А то молока не будет. А это не шутка все-таки.
Она устало поднялась, тыльной стороной ладони поправляя волосы.
- Ты тогда достирай, - сказала она, кивнув на белье, лежащее на дне ванны и на стиральную доску.
Он тщательно намыливал все детские вещи детским же мылом. Потом старательно тер их (по очереди) на ребристой доске. Потом принялся также старательно полоскать, сразу же развешивая прополоснутые вещи - для ускорения их сушки. Часть из них - пеленки и подгузники - он развешал на обогревателе.
Вскоре заглянула жена.
- Поела? - спросил он, оборачиваясь, и чувствуя, как болит спина.
Света кивнула.
- Быстро ты, - сказал он.
- Да дел много, - устало ответила она. - В квартире все разбросано. Да и гладить надо.
Она посмотрела на его работу.
- Лучше полоскай, - посоветовала она. - А то если останется что-то, это тоже может ее раздражать и вызывать плач.
Он кивнула, принимая к сведению.
Света взяла тонкие пеленки.
- Попробую утюгом их просушить, - сказала она, уходя. - А то все уже закончились.
Но тут из спальни раздался нарастающий детский плач.
Жена, бросив пеленки на край ванны, убежала в комнату.
- Что такое? Проголодалась уже? - спросил он, тоже выходя из ванны и заглядывая в спальню - вдруг помощь нужна.
- Да нет, - сказал жена, торопливо наклоняясь над дочкой, которая, от прикосновения матери, несколько притихла, но продолжала недовольно кукситься. - Может, приснилось что-нибудь страшное?
- Думаешь - ей уже сны снятся? - зачем-то спросил Виктор, глядя из-за спины жены на ее действия.
- Роды - это все-таки сильный стресс для ребенка, - сказала жена не оборачиваясь и осторожно распеленывая дочку. - Говорят, эти роды им долго еще будут сниться.
Виктор, видя, что пользы от него нет, снова ушел в ванную, включил воду, принялся полоскать оставшееся белье.
Света потрогала пеленки. Вроде сухие.
Осмотрела складочки - может что-то плохо запеленато и натирает ее?
- Принеси масла, - негромко крикнула она мужу.
Он выключил воду, вернулся в спальню.
- Что? - переспросил.
- Масла растительного, - уже тише сказала она. - Только подогрей.
Он кивнул, уходя на кухню, а Света снова прикрыла малышку теплой пеленкой.
Виктор, предварительно вымыв руки детским мылом, налил масла в маленькое блюдечко. Поставил в тарелку с горячей водой, постоянно пробуя пальцем. Когда масло потеплело - принес жене.
Света снова раскрыла дочку.
Смазала ей кожицу на ножках и бедрах, промазала все складочки, которых было много.
Старательно запеленала, шепотом сетуя на то, что это у нее плохо получается - в роддоме никто не учил.
Подняла дочку на руки, снова стала носить по комнате, успокаивая и приговаривая - Баю-бай, баю-бай.
Виктор снова вернулся в ванную.
- Витя, - позвала жена.
Он оторвался от стирки, зашел в комнату.
- Что?
- Пустышка упала.
Он поднял пустышку. Отнес на кухню. Сначала вымыл свои руки детским мылом - специально на кухне расположили в отдельной мыльнице. Потом помыл пустышку водой из под крана. Потом ополоснул ее кипятком. Отнес им, помахивая в воздухе чтобы остыла.
- Тебе много еще? - спросила Света.
- Развесить только осталось.
Она кивнула.
- Бутылочки потом детские помоешь? А то скоро кормить.
- Хорошо.
- Только - с мылом. И прокипятить их после этого минут пять-десять.
- Хорошо, - снова кивнул он.
Снова вернулся в ванную. Собрал белье. Часть развесил здесь, а часть - на включенный обогреватель, поверх марлевых подгузников - чтобы быстрее высохли. Осень все-таки, но батареи еще холодные.
Бутылочек было две. Обе - пластмассовые, с силиконовыми сосками. Виктор бегло прочитал инструкцию - кипятить вроде можно.
Он выбрал кастрюлю для кипячения бутылочек, налил воду, поставил на печку. Освободил часть кухонного стола. Взял тарелки, на которые будут выкладываться части пластмассовых бутылочек, для остывания. Застелил их марлей, с расчетом, чтобы краями можно было закрывать бутылочки - чтобы они не пылились.
Разобрал все бутылочки, тщательно вымыл детали детским мылом, тщательно прополоскал - чтобы, не дай бог, не оставалось частей мыла. Торопился, так как вода уже закипела.
Побросал все в кастрюлю. Засек время. Пока вода кипела, прикидывал, как он все это будет доставать. Как лапшу? Прикрыв крышкой и слив воду? Неудобно. Он порылся в своих ящиках, нашел пинцет, который раньше использовал при пайке деталей. Также промыл пинцет мылом, потом немного побултыхал его в кипящей воде - для дезинфекции. Осторожно, над паром, доставал детали бутылочек по одной, перекладывая их на марлю в тарелку.
Потом запахнул края марли, прикрывая все это.
- Сейчас остынет, - сказал он заглянувшей в нетерпении на кухню жене. - Минут пять еще подождете?
Света кивнула.
- Все равно сначала грудью буду кормить, - сказала она, уходя в спальню.
Услышав писк, он заглянул в спальню.
Жена пыталась кормить дочку грудью. Голодная малышка грудь брала плохо - не умела еще это делать, и постоянно плакала, обижаясь, что нет ничего, а есть хочется.
- Ну маленькая, ну что же ты, - сама чуть не плача уговаривала ее Света. - Ну неправильно же! Получше захватывай, поплотнее! Ну что же ты?!
Дочка все плакала навзрыд, заходясь в хриплом крике, сердце Виктора все это время щемило и он в конце концов не удержался, снова заглянул в комнату.
- Поела всего ничего, - расстроено сказала жена. - Грамм двадцать, наверное.
- Сил нет? - участливо спросил Виктор, стоя в дверях.
Жена пожала плечами.
- Может и сил нет, - сказала она, поднимаясь с плачущей дочкой, - может молозиво ей не нравиться. А может - и то и другое.
- Докармливать будешь?
Жена кивнула.
- Она совсем ведь голодная, - сказала Света, глядя на дочку, сама чуть не плача.
Пока Виктор носил на руках капризничавшую малышку, Света достала из холодильника сцеженное в прошлый раз молозиво. Уже - в детской бутылочке. Подогрела в горячей воде.
Принялась кормить.
- Ты пока наведи молочной смеси, - сказала она. - Грамм тридцать.
Насытившись, малышка быстро уснула, впрочем, продолжая во сне от пережитого всхлипывать время от времени. Только Света уложила кроху на кровать и вышла на цыпочках из комнаты, только они оба облегченно вздохнули - снова звонок. На этот раз пришел участковый врач.
- Может не надо будить? Пусть спит? - спросили они с надеждой.
- Ну, конечно! - чуть ли не с возмущением недовольно сказала женщина. - Будите. Я должна осмотреть.
- Медсестра же осматривала, - попытались возразить они - дочку было жалко, ведь только-только она успокоилась.
Врач усмехнулась.
- То она, - протянула женщина. - Она свое смотрит. Я - свое.
Делать нечего. Света подошла к мирно сопящей дочке, осторожно подняла ее на руки.
- Ларочка, просыпайся, - чуть ли не шепотом сказала она со слезами на глазах, в то время, как врач одевала поверх сапог полиэтиленовые мешки, приготовленные Виктором.
- Мамаша, вы ее распеленайте, - стандартно заметила врач, направляясь в ванную - мыть руки.
Распеленали.
Малышка недовольно пискнула своим хриплым голоском.
Света уложила ее на пеленку.
Врач наклонилась, потрогала животик, что-то там рассматривая. И малышка тут же замолчала, руки выставила вперед и развела чуть в стороны. Напряглась. И Виктору даже показалось, что в ее глазах проявился испуг.
- Это поза страха, - объяснила врач. - Она через мои руки почувствовала чужого.
Женщина развела маленькие ручки в стороны.
- Соски у вас припухшие, - снова сказала врач. - Надо ложить на них теплую пеленку.
Посмотрела, как ребенок лежит.
- Шейка кривая, - добавила женщина. - Но это лечится.
Потом вдруг резко перевернула беспомощную кроху на животик. Виктор вздрогнул, а жена чуть вскрикнула. Малышка, уткнувшись левой щечкой в пеленку, закряхтела от неудобной позы, задвигала ножками. Жена дернулась головку крохе положить удобнее.
- Не надо, - резко сказала врач. - Пусть сама старается.
Дочка молча пыхтела от натуги, безрезультатно дрыгая ножками, и выворачивая головку. И без того красное лицо, совсем побагровело.
- Ножками вяло толкается, - заметила врач. - Но не бойтесь - это тоже лечится. Надо будет невропатологу показаться, глазное дно проверить.
Она резко подняла малышку за тельце, придерживая головку пальцами. Они ахнули от такого, ожидая услышать хруст детских позвонков. Врач стала тыкать кроху ножками в столик.
- Девочка должна отталкиваться, - объяснила им женщина. - Но что-то слабенько у нее получается. Но не переживайте - сейчас все лечится.
- И как лечить? - растерянно спросила Света.
- Массажистку вам надо хорошую, - ответила врач. - У меня есть одна на примете. Но к ней надо записываться заранее - очередь довольно большая. Дать ее телефон?
Виктор быстренько сбегал за ручкой и блокнотом. Записал.
Врач долго осматривала малышку. Лицо этой суровой женщины было явно недовольным.
- Что? - не выдержала Света.
- Ребенок родился слабым, - сказала врач. - Надо срочно набрать вес. Вам надо кормить ее через каждые два часа по 60-80 грамм.
- У меня молока не хватает. Да и то, по-моему, молозиво.
- Покажите, - потребовала врач.
Света достала грудь. Надавила. На кончике соска выступила белесая капля.
- Да, - протянула врач. - Не жирное совсем. Вода голимая.
И без того расстроенная Света расстроилась еще больше.
- Кормите смесью, - сказала врач. - А после кормешки обязательно носите вертикально - чтобы воздух вышел. А когда уже сама будет сидеть - тогда все будет нормально.
Света кивнула.
- На ночь лучше заранее подготовить кипяток, - продолжала давать советы женщина. - Наливайте в термос. Есть у вас? - Она внимательно посмотрела на Виктора.
Виктор кивнул.
- Только воду меняйте каждые сутки. И, перед кипячением, дайте пробежаться воде из под крана - где-то с полчаса. И отстояться перед кипячением.
Он снова кивнул.
- Ну что еще? - протянула как бы про себя врач. - Знаете, как правильно подмывать?
Света удивилась.
- В роддоме медсестры за животик держат, под краном.
- Как мальчиков, - усмехнулась женщина. - Так не правильно. Они просто ленятся. Хочется им этим заниматься. Так-то конечно удобнее, и возни меньше.
- А как надо? - еще более расстроено спросила Света.
- Это ведь девочка. Ее надо животиком кверху. Чтобы из попы никакие выделения во влагалище не попали.
Света кивнула.
- И писю внутри не мыть, - категорически добавила врач. - Что там беленькое - оставить, не вымывать. Аккуратненько это делать.
Света снова кивнула.
Врач закончила свой осмотр.
- Можете пеленать, - сказала она.
Света достала свежие пеленки, расстелила. Сверху - подгузник из марли.
- Пеленайте не туго. Это вредно для развития скелета.
- Да мы вообще не умеем, - сказала Света. - Она ручками уже все раскидывает. Я ее по пояс только пеленаю.
Врач кивнула.
- Ножнички купите детские, закругленные. Ногти на руках быстро растут, она может поцарапаться, что в таком возрасте очень нежелательно, ведь иммунная система еще фактически отсутствует.
- Хорошо.
Виктор непроизвольно посмотрел на ручки дочки. Пальчики толщиной со спички. Как их подстригать, когда и прикоснуться то страшно? Но ничего не сказал.
Волнения на лицах молодых родителей становилось все больше и больше. Запеленав дочку, Света, держала ее на руках. Ребенок, недовольный тем, что его разбудили и не дали поспать, куксился и тихо хныкал слабеньким голоском, явно собираясь разреветься. Света ее осторожно покачивала.
- На разные бочки перекладывайте почаще, чтобы не затекали. Сама-то она пока еще перевернуться не может.
Они только дружно кивали головами.
- Не ешьте фруктов, овощей, особенно моркови, конфет, кофе, красную рыбу, - сказала врач, повернувшись к Свете. - Кушайте побольше белков - мясо, белую рыбу, каши, творог - чтобы молоко было пожирнее.
Женщина собралась уже уходить.
- Завтра я снова зайду, - сказала она. - Первые две недели мы контролируем каждый день.
- А кал у нее сейчас какой должен быть? - спросила Света, когда врач взялась за ручку двери.
- Желтого или желто-золотистого, - ответила женщина. - Жидкий, но с крупинками, словно творог.
- А у нас - зеленоватого, - совсем уже разволновавшись, сказал Виктор.
Врач остановилась на пороге.
- Есть пеленки? - требовательно спросила она.
Они оба дружно кивнули. Плач малышки несколько усилился. Лара никак не хотела успокаиваться.
- Покажите.
Света передала дочку Виктору. Принесла из ванной запачканные пеленки с подгузником. Врач решительно развернула, внимательно осмотрела подсыхающую кашицу. Недовольно покачала головой.
- Не очень хорошие. С зеленью, - сказала она.
- И что нам теперь делать?
- Надо проверится на дисбактериоз.
Тут же в коридоре выписала направление.
- И подумайте на счет массажа, - сказала она напоследок. - Очень советую. Записываться надо заранее, а то очередь у нее на месяц вперед.
И ушла.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга, переживая от всего услышанного. Дочка хрипло кричала и покачивания ее совсем не успокаивали.
- Поноси Ларочку, - наконец сказала Света. - Я Лене позвоню.
Он кивнул.
Света ушла на кухню - жаловаться Лене на врача и на дисбактериоз.
И в это время малышка на руках у Виктора, хоть он и держал ее вертикально, вдруг срыгнула ему на плечо, слабенько закашлялась. Ему показалось - даже захрипела. Он быстро переложил ее животиком на ладонь, заглядывая ей в лицо и прислушиваясь к дыханию. Кроха недовольно заерзала, судорожно, но в месте с тем - вяло - дергая ручками, словно перевернутая черепашка. С дыханием у нее было все нормально и Виктор, удовлетворенный, быстро снова поднял ее вертикально, чуть прижимая к себе - чтобы не выдавить остальную пищу.
Вошла Света.
- Лена сказала, что это ерунда, - спокойно заметила Лена. - Рано еще. Ее желудочек только начинает осваиваться. Делает первые шаги. Толком еще ничего не умеет. Время нужно. Не переживай.
- Хорошо, - кивнул он, покачивая плачущую малышку.
- Что она? - спросила Света, подходя ближе.
- Мы тут срыгнули, - виновато сказал он.
Света встревожено приблизилась, внимательно осмотрела плечо Виктора.
- Много... - расстроилась жена, осторожно забирая дочку, перекладывая себе на ручки и прижимая ее животиком к своему животу - чтобы быстрее усваивалось. - Она ведь так мало поела... Ты ее держал вертикально?
- Да, - почти виновато ответил он. - Все это время.
- Не сильно к себе прижимал?
- Да нет, - еще больше растерялся он. - Аккуратно...
- Ты ведь можешь и не соизмерить свои силы, - сказала жена.
Он промолчал, не зная, что и ответить.
Жена наклонилась к плачущей дочке, вытирая ей личико марлечкой. - Что же ты, маленькая, - сказала Света. - Тебе же кушать надо больше. И так ничего не ешь.
- И что делать? - наконец расстроено спросил он. - Еще раз покормить?
- Да, нет наверное, - расстроено ответила жена, покачивая малышку и пытаясь ее успокоить. - Режим будем соблюдать. Может, в следующее кормление лучше поест.
Снова наклонилась над дочкой.
- Ну все, маленькая, не переживай. Все прошло, - жена посмотрела на бестолково замершего рядом Виктора. - Испугалась, наверное.
Однако ребенок никак не успокаивался.
От крика дочка не то что покраснела - побагровела. Ребенок всего несколько дней как родился. Ни кровеносная система ни легкие ни нервная система еще не окрепли, очень и очень слабы. А тут - такая дикая нагрузка на все это. Виктору стало страшно.
Света пыталась всячески успокоить кроху, покачивая и что-нибудь приговаривая или тихо напевая - голос ведь тоже должен действовать успокоительно, даже если малышка еще и не слышит.
Но ничего не помогало.
- Может - она уже описилась? - встревожено спросил он, ходя рядом, переживая и не зная, чем помочь.
- Пеленки снизу сухие, - ответила Света.
- Может - совсем чуть-чуть? - продолжал предполагать он. Ведь надо же малышку успокоить, иначе, он почему-то был твердо уверен в этом, ей от плача будет хуже.
Дочка плакала навзрыд, захлебываясь, заходясь в крике.
Света уложила кричащую дочку на пеленальный столик. Снова раскрыла. Подгузники были сухими. Но... От крика пупок закровоточил. Свежая кровь проступила из под корки старой запекшейся крови, свидетельствующей о совсем недавнем событии. Охнув, жена схватила бутылек с перекисью водорода. Взяла из банки ваточку, намочила прозрачной жидкостью, стала смазывать. Он смотрел на все это и самому хотелось заплакать. На крохотном пупке от перекиси водорода забурлила пена. Света подула, подсушила, взяла зеленку.
- Щипать сейчас сильно будет, - только и смог выдавить он, переживая за кроху.
- А что делать? - пожала она плечами, хотя самой было жалко.
Капнула зеленку. Дочка зашлась в крике, судорожно и беспорядочно дергая ножками и ручками, не умея еще владеть ни тем ни другим.
Света снова запеленала беспомощную малышку. Взяла на руки. Принялась ходить по комнате, пытаясь успокоить плачущую дочурку, декламировала вдруг пришедшие на ум детские считалки.
- Мы набрали в рот воды и сказали всем - замри, - размеренно говорила она в такт покачиваниям. - А кто первый отомрет, тот получит шишкой в лоб. Ляби, чиляби, чиляби-ляби-ляби.
Малышка тем не менее все равно плакала.
Отчаявшись, Светлана перешла на стихи.
- У Лукоморья дуб зеленый, - неторопливо начала она уже порядочно дрожащим от переживаний голосом...
Не помогло.
- Ну что ты, маленькая? - чуть не плача обратилась Света к дочке. - Ну успокойся. Ну нельзя же так... Пупок же у тебя разойдется, что делать будем?
Кроха продолжала плакать хриплым еще неокрепшим голоском.
- Что, стоишь качаясь, - тихо запела Света, сама чуть не плача, - красная рябина....
А дочка все кричала. Непонятно из-за чего.
Света присела на край кровати. Снова достала грудь, пытаясь дать малышке. Но та грудь не взяла, продолжая кричать. Тогда Света достала чистую соску из коробки со столика (заранее промытую и прокипяченную).
- На, солнышко, возьми, - тыкала она соской в маленький ротик.
Но кроха соску упорно выплевывала. Извивалась по мере своих маленьких еще сил. Ручками-ножками махала. Но не сильно - чуть-чуть.
- Может надо все-таки пеленать с руками? - осторожно заметил Виктор, переживая за маленькую дочку. - А то они (руки то есть) ее отвлекают, поэтому она и не может успокоиться?
Света раздраженно покачала головой.
- Я не знаю, - как-то обречено сказала она. - Надо ли с руками или не надо? И нигде про это не написано.
- Может - я поношу? - предложил он.
Света отрицательно покачала головой.
- Ну что у тебя болит? - чуть не плакали оба, обращаясь к дочке.
И без того коричневое лицо дочки, потемнело, надулось, и, как им показалось, пошло страшными синими пятнами.
- Ну и что делать? - обратилась Света к Виктору с тайной надеждой.
- Может, живот болит? - неуверенно предложил он.
Света положила дочку на пеленальный столик, хватаясь за эту соломинку. В очередной раз распеленала. Все сухо. Потрогала животик.
- Твердый, - сказала она. - Напряженный какой-то. То ли от плача, то ли боли. Надулся. Газики наверное.
- Сходи все-таки к соседям, - сказал Виктор.
Из пупка снова показалась кровь.
Снова смазали.
Кое-как дали ребенку соску - хоть не так сильно стала надрываться.
- Я - к соседке, - наконец сказала, бледная как смерть, жена. - Поноси Ларочку.
Виктор взял плачущего ребенка на руки, придерживая головку.
Принялся расхаживать по квартире.
- Чик, чики-чики-чики-чик, - покачивал он ее. - Чики-чик, чики-чик.
Дочка выплюнула соску и разревелась с новой силой. Чистых уже не было. Поднять эту Виктор не мог - боялся наклониться с драгоценной ношей. К тому же соску надо было еще ополоснуть после пола и обдать кипятком. Чего он тоже не мог сделать. И он с сожалением посмотрел на дверь - ну когда же Светлана вернется!?
Между тем Света что-то долго разговаривала на лестничной площадке.
Наконец вернулась.
- Подай соску, - не очень громко сказал он. Ребенок уже зашелся в громком плаче.
- Сейчас, - кивнула она, поднимая соску с пола и убегая на кухню.
- Сейчас мама нам новую соску принесет, - сказал он, покачивая дочурку.
Замученная жена сначала побежала за чистой соской. Они лежали в закрытой пластмассовой коробке. Но чистой не оказалось - коробка была пуста. Тогда Света быстро сбегала на кухню, ополоснула кипятком одну из приготовленных для мытья, прибежала к ним и ткнула соской прямо Виктору в рот.
Он обалдел.
Она, через некоторое время, тоже.
Наконец соска попала по назначению и кроха обиженно зачмокала, на какое-то время затихая.
- Что соседка сказала? - спросил он.
- Говорят, это скорее всего - животик болит, вздулся, не пукается ей, - торопливо сказала Света. - Обычное дело у новорожденных.
- И как с этим бороться? - спросил он, уже более энергично покачивая дочку, которая снова начала плакать - соска не помогла.
- Надо ее прижать к себе, греть ее животик своим телом. Или нагреть пеленку и приложить к животику, - сказала она, собираясь забрать дочку. - И надо поить ее отваром укропа. Тоже помогает. Мне вот дали. Завари, - и она протянула мужу бумажный пакетик.
Он бережно передал судорожно выгибающуюся малышку. Взял пакетик.
- И нагрей пеленку, - добавила жена, обнажив у себя живот и слегка прижимая к нему дочку.
Виктор быстренько сбегал в зал. Включил утюг. Расстелил пеленку на гладильной доске (теперь уже ее не убирали в угол и она стояла прямо по середине зала). Время от времени поплевывал на утюг, в нетерпении ожидая, когда же тот нагреется. Но вот вроде слюни зашипели. Виктор прогладил сложенную пеленку. Потрогала ее рукой - горячевата. Помахал в воздухе. Снова потрогал, прикладывая к своей щеке. Вроде нормально. Отнес жене. Помог ей обвернуть дочку пеленкой, так чтобы теплая материя лежала на животе. Света снова прижала дочку животом к себе, чтобы пеленка не сползла.
- Ну все, иди, - глазами сказала она. - Завари укроп.
- А как заваривать? - торопливо спросил он - дочка все еще кричала и очень сильно хотелось как можно быстрее ее успокоить.
- Столовую ложку на стакан воды, - также быстро прошептала она, с трудом (т.к. требовалась нежность для такого хрупкого создания) удерживая выгибающуюся дочку в неудобном положении. - Залить кипятком, но не кипятить.
Виктор ушел на кухню. Излишне суетясь, занялся завариванием, гремя посудой и прислушиваясь к плачу трехдневной дочурки.
- Все готово, - наконец негромко крикнул он из кухни, разбавив укропную воду холодной водой до комнатной температуры.
Света зашла на кухню, покачивая навзрыд плачущую дочурку.
- Попка пукнуть у Ларочки забыла, - в такт покачиваниям ласково приговаривала она, сочувствуя дочурке, успокаивая.
Виктор протянул ей бутылочку с укропной водой.
Света попыталась ткнуть соской бутылочки в маленький ротик, но малышка, выгибаясь и крича, не чувствовала этого. Кое-как совместными усилиями убедили дочку, что ей дают соску.
Дочка взяла соску. Без всякого желания. Сквозь судорожные подрагивания, после крика, глотнула несколько раз. Задумалась, словно решая - пить или не пить. Потом продолжила, выпив половину. Родители замерли, с внутренней радостью наблюдая за всем этим, и почему-то твердо веря, что это поможет. Да и других вариантов у них не было, и что делать, если вдруг не поможет - они не знали и старались не думать на эту тему.
То ли от воды, то ли действительно от укропа, а то ли уже начала действовать теплая пеленка, но кроха немного успокоился. Стало непривычно тихо. Они вздохнули, внутренне все-таки ожидая, что она снова раскричится.
- Рецепт запиши, как заваривать, - сказал он.
- На всю жизнь запомнила, - ответила измученная жена.
- Это тебе сейчас так кажется, - прошептал он в ответ, боясь вспугнуть малышку. - А потом пойдут другие болезни, температура, еще что-нибудь... Лучше запиши, не забудь.
- Хорошо, - согласилась Света. - Кстати, соседка про нашего врача сказала, чтобы мы не обращали на нее внимания. Врач такой. Наверное, имеет что-то от массажистов, вот и пугает родителей, чтобы записывались в очередь.
Виктор глянул на дочь и с каким-то даже удивлением обнаружил, что она уснула. Не веря этому он посмотрел на жену, скосил глаза на дочку.
- Спит, - прошептал одними губами.
Жена тоже сначала не поверила, навалившемуся вдруг на них счастью.
Глазки у малышки были закрыты. Время от времени она вздрагивала от последствия сильных переживаний. Но молчала.
Света показала глазами мужу на кровать. Он все понял, быстренько расправил сбившуюся пеленку.
Осторожно, чтобы не разбудить, Света уложила дочку. Какое-то время они стояли рядом, смотрели, любуясь.
Малышка между тем вдруг улыбнулась несколько раз. Один, второй, третий... Чем-то светлым и радостным повеяло от этого.
В глазах жены засветилось что-то такое, что, наверное, проявляется у дикарей при виде чуда. Еще не веря, она медленно пошла на выход из спальни, глазами сурово показывая мужу, чтобы он вел себя как можно тише. Виктор и так замер на месте.
Вышли на цыпочках, осторожно прикрыв дверь комнаты. Перебрались на кухню.
- Холодно-то как, - прошептала Света, поежившись. - Застудим.
- Она же под теплым одеялом, - усомнился Виктор.
- Тельце маленькое, - все так же шепотом возразила жена. - Сама себя еще не греет. Не знаешь, когда отопление дадут?
Он отрицательно покачала головой. Подошел к окну, посмотрел на градусник за стеклом. Всего плюс четыре. Дождик моросит, ветер северный. Холодно в квартире. Потрогал на всякий случай батарею - ледяная.
Стараясь не шуметь, он заглянул в кладовку, вытащил старый масляный обогреватель, с решеткой сверху и красной лампочкой где-то внутри.
Принес в спальню к дочке. Где уже стоял один, заваленный постиранными подгузниками. Включил. Спальня тускло осветилась красным цветом.
Они с женой постояли какое-то время.
- Все равно холодно, - прошептала Света.
- Рано еще, - возразил Виктор.
- Так пока комната нагреется - ребенок замерзнет, - беспокойно ответила жена.
Она взяла полотенца. Заложила щели под дверью спальни.
Виктор с сомнением покачал головой.
- Давай лучше грелку сделаем, - предложил он.
- Из чего? - спросила она.
- В бутылку нальем, - ответил он. - Завернем только ее в полотенце.
Так и сделали.
Поставили чайник. Закипятили. Причем, Света была на кухне за закрытой дверью, чтобы шум от чайника не побеспокоил ребенка, а Виктор сидел в коридоре, на тумбочке, прислушиваясь к дочке и готовый по первому шуму тут же оказаться возле нее.
Света наполнила стеклянную бутылку из под вина - 0.7. Заткнула винной пробкой, валяющейся в верхнем ящике вместе с ложками и вилками. Пройдя мимо Виктора и посигналив ему глазами, она прошла в детскую, подошла к шкафу, медленно-медленно приоткрыла дверцу, достала оттуда чистое полотенце. Виктор подошел на помощь. Вдвоем они завернули горячую бутылку в несколько слоев.
Положили к дочке под одеяло, но чтобы эта импровизированная грелка не касалась ребенка. А малышка сама была пока еще не в состоянии ее коснуться - лежала как ее положили, и даже голову не в силах была повернуть в другую сторону.
Оба на цыпочках ушли на кухню.
- Да, - сказала она очень устало, но все-таки улыбаясь. - Лара - это праздник, который теперь всегда будет с нами.
На кухне.
На кухне они наконец-то спокойно присели. Света устало прижалась к мужу. Он обнял ее, тоже прижимая к себе. И тоже - устало.
- И так теперь у нас будет каждый день, - сказала жена, слабо улыбаясь.
Виктор только кивнул.
Света всплеснула руками.
- Родителям-то не позвонила. А они поди названивают! А телефон-то отключен!
Она воткнула в розетку телефонный провод и быстро набрала родительский номер.
- Привет. Это я. Да все у нас нормально. Да нормально, говорю. Ну не до вас было. Забегались тут, замотались. Да мне больше делать нечего как только о вас думать! - выпалила жена. - У меня сейчас совсем другие головные боли.
Она зло положила трубку.
То ли от шума, то ли еще от чего, но малышка вдруг захныкала и они вдвоем бегом бросились в спальню.
Света добежала первой. Мягко положила руку на ребенка, поглаживая. Вторую руку просунула под одеяльце - но с грелкой тоже было все в порядке.
На этот раз дочка быстро успокоилась, и они снова вернулись на кухню.
- Вот вредина! - прошептала жена. - Вырастет, пошлет нас с тобой за ненадобностью.
- Конечно, - зачем-то согласился Виктор, вспомнив совсем свежие ссоры жены и тещи. - Вырастит и начнет тебе выговаривать, что ж ты, мол, мать, посуду так плохо моешь, совсем ведь грязная остается. Да и в квартире грязь - смотреть уже невмоготу, - не останавливался он, наверное, от того, что ему вдруг ярко представилось их с женой будущее, и самому стало грустно. - А тебе и возразить будет нечего. Уйдешь в свою комнату, закроешься там в одиночестве, достанешь ее детские фотографии, будешь смотреть и горько плакать.
Света посмотрела на мужа, и вдруг как разрыдается...
Тут и Виктор сам испугался своих слов. Обнял жену, успокаивая.
- Извини, - виновато проговорил он.
Сам же прекрасно понимал, мысленно ругал он себя, когда мы были детьми, мы не видели, чего мы стоили своим родителям, каких мучений, как они переживали за нас, на какие жертвы шли, воспринимая все это как само собой разумеющеюся. И сейчас, став родителями, глупо, да и нельзя, ждать или требовать какой-то благодарности от детей. На мой взгляд, раз уж тебе дали жизнь, пожертвовав лучшими годами, то и ты, будь добр, дай жизнь другому.
Наконец Света успокоилась. Вытерла слезы, отвернув от Виктора покрасневшее лицо.
Повинуясь внезапно возникшей мысли Виктор быстро посмотрел на часы. Почти девять вечера.
- Ты во сколько точно родила? - спросил он. - В девять?
- В книжке записали - девять ноль пять, - ответила жена. - А я когда рожала, на часах было ровно девять.
Виктор кивнул.
- У нее через пятнадцать минут праздник, - сказал он. - День рождения. Уже целых четыре дня она живет в нашем мире.
- Действительно, - спохватилась Светлана, высвобождаясь из его объятий. - Юбилей все-таки.
- Надо отметить, - решительно заметил он. - Тем более, что и вина я купил.
- Хорошо, - тихо сказала она. - Я тут пока приберусь. Ты пока посиди в комнате. Заодно Лару послушай, как спит. А я дверь закрою, чтобы шумом не разбудить.
Он кивнул. Вышел из кухни, осторожно, без хлопка, прикрыв за собой дверь.
Тихо ступая, заглянул в спальню. Темно. Включил свет в коридоре - вместо ночника (так он потом и будет гореть у них все последующие месяцы). Подошел к дочке. Наклонился. Послушал, сопит.
Так же тихо прошел в зал. Сел на диван, почувствовал огромное облегчение от того, что в этот суматошный день он наконец-то может спокойно посидеть.
Включил телевизор, сразу же сделав громкость как можно тише.
Подумал еще, что такое ощущение, что он лет сто не смотрел телевизор. Словно смотрел его в какой-то другой своей жизни.
Шло кино.
Сегодня же футбол будет - кубковая встреча, - вспомнил он. В одиннадцать вечера. Но потом с грустью спохватился - какой теперь футбол, пока можно забыть про это.
На экране между тем какой-то итальянский мафиози (бывший Одиссей Кончаловского), разговаривал с девушкой.
- У вас, наверное, много детей? - спрашивал решительный итальянец.
Она отрицательно качает головой.
- Был, - отвечает коротко стриженная девица. - Он умер во младенчестве. В четыре месяца.
И Виктор почувствовал, что у него вдруг комок в горле застрял и непроизвольно выступили слезы. Он торопливо переключил на другой канал. Захотелось выпить чего-нибудь крепкого.
Он прошелся в спальню, снова послушал малышку. Спит, солнышко, сопит себе потихоньку, живой и здоровый карапуз.
Вышел, возвращаясь назад. Увидел Свету в темной ванной.
Жена переодевалась, оставшись в одних тонких трусиках. Он остановился. Она тоже посмотрела на него. Какое-то время они неподвижно смотрели друг на друга.
- Вот именно, - наконец сказала Света, поднимая футболку над головой, чтобы одеть. - У меня тоже нет никакого желания.
Виктор снова сел на диван, устало навалившись на спинку. Как все-таки было хорошо вот так вот спокойно сидеть и ничего не делать, никуда не бежать, ничего не мыть!
В дверях зала осторожно показалась жена.
- Ну все, - шепотом сказа она . - Можно заходить.
Чинно расселись, прикрыв кухонную дверь только наполовину, чтобы услышать заплакавшую дочку.
Он открыл холодильник, достал бутылку вина, специально купленную для распития с женой. Здесь же стояли недопитая литровая бутылка водки, также недопитый двухлитровый пузырь пива, открытая банка засохших мидий.
- Это от рождения осталось, - виновато сказал он.
- Я уже заметила, - устало улыбнулась жена.
Сели за кухонный стол.
Он налил вина. Жене - чуть-чуть.
- Тебе можно? - на всякий случай спросил он, понимая тем не менее, что жене тоже наверняка необходимо немного выпить. Самому ему хотелось выпить гораздо больше. И гораздо крепче.
- Можно, - кивнула она. - Молоку ничего не будет, если немного.
- А спать с ней? Не задавишь во сне?
Она испугалась.
- Что ты такое говоришь? - прошептала она. - Типун тебе на язык. Я же совсем немного.
Он взял свой бокал.
- Извини, - сказал он.
Она кивнула.
- За дочурку, - сказала она, протягивая бокал. - Чтобы выросла красавицей, умницей, и все у нее в жизни было хорошо.
Она протянула свой, кивая в знак согласия. Чокнулись. Выпили. Он - залпом. Она - не до конца и только слегка смачивая губы.
Глаза ее приятно заблестели.
Какая все-таки красивая у меня жена, подумал он, повезло мне однако.
- Слушай, - спохватился Виктор, пугаясь. - Я же кроватку не собрал!
Он быстро поднялся, собираясь покинуть кухню.
- Завтра соберешь, - остановила его жена. - Сегодня она со мной поспит.
Он тут же покорно сел на место, в душе радуясь этому обстоятельству - сил на какую-то работу совсем не осталось.
Снова налил вина.
- Раньше меня часто посещали мысли, что жизнь моя протекает зря, - уже более расслабленно улыбаясь, сказала Света, блестя своими колдовскими глазами. - А теперь вот таких мыслей у меня вообще нет.
- Другие проблемы начались, - согласился он, подливая себе снова.
Взяли бокалы. Только чокнулись, как жена вдруг замерла.
- Тихо! - прошептала она, прислушиваясь.
Виктор тоже замер.
- Что такое? - шепотом спросил он.
- Да нет, ничего, - через какое-то время ответила жена. - Показалось.
Но Виктор на всякий случай встал, сходил в спальню. Дочка неподвижно лежала в темноте на кровати, посередине пеленки, укрытая одеяльцем. Он подошел ближе, наклонился, прислушиваясь к ее дыханию. Сопит помаленьку. Лежит на спине, голова налево повернута. Шея так затечет, подумал он, надо бы повернуть в другую сторону. Но побоялся потревожить малышку, и не стал этого делать. На цыпочках вернулся на кухню.
- Что там? - тихо спросила жена, внимательно глядя на мужа.
- Все нормально, - так же тихо ответил он, садясь на табуретку.
Жена удовлетворенно кивнула, тут же расслабляясь.
Эпилог
Через семь лет, накануне первого сентября, когда дочка, радостно суетясь и волнуясь, готовилась к школе, они развелись.