Сборник рассказов
Автор: Батурин Михаил Викторович, [email protected]
Найда
В памяти моей не сохранилось: кто именно привёл её в сад. Просто взяла и появилась в нашей жизни.
Каждое лето я проводил в саду с бабушкой. У нас был участок - традиционные "шесть соток", с домиком и двумя теплицами - в составе коллективного сада, некоего такого сообщества, из шестидесяти наделов. Очень удобно: в черте Свердловска (тогда ещё не снова Екатеринбурга) в посёлке Елизавет. За забором - грибной и ягодный лес, в пяти минутах ходьбы - река Патрушиха, с чистой водой и, казалось, полная рыбы. В то время как мои одноклассники изнывали в городе или "ходили строем" в пионерских лагерях, я жил на воле. Ходил босиком по земле, собирал грибы и ягоды, ловил рыбу, ел прямо с грядки свежие овощи и "первая ягодка" всегда была моей!
Садовое товарищество было построено под линией ЛЭП в три ряда, а наш верхний забором выходил к лесу. Потребность поэтому в собаке была. Уже тогда садовые воришки нет-нет да лазили по ночам на участки по "огурцы-яблоки". И, что обидно было огородникам иной раз до слёз, не столько утащат тех огурцов, сколько набедокурят: по цветникам пройдут, кусты поломают, грядки потопчут.
И вот появилась Найда. Молодая и шебутная. Обычная крупная дворняга (нет, может в роду у неё и были овчарки, но когда-то очень давно). Взрослые осматривали мощные лапы, клыки и нёбо в пасти: "Чёрное! Злая будет! Хорошо!".
Мы с пацанами также, бесстрашно копируя поведение отцов, раздвигали своими детскими ручонками её клыкастую пасть и засовывали в неё свой любопытный нос. А Найда - хоть бы что! То ли понимала, что мы дети несмышлёные. То ли ей просто нравилось, когда с ней возились-играли "человеческие детёныши".
Ласку она любила. Посадили её на цепь, но не в одном конкретном месте. Вдоль десяти-двенадцати домиков был протянут кабель из толстой проволоки. По нему она и бегала. Сторожила и в гости ходила. Бывало, сидишь на лавочке, болтаешь с друзьями, а она придёт: сядет рядом, навалится тебе на ногу и мордой снизу тычет в руки. Мол, давай, гладь меня! Гладишь - она щурится довольная, только что не мурлычет!
Помню: строили с отцом будку Найде. Ну, как строили? Отец сколачивал, а я рядом тёрся. Мешал, наверное, больше, чем помогал. Так вот строил её отец основательно: и какой-то фундамент сделал - насыпал под пол керамзит, стены делал двойные, прокладывая меж досок войлок, крышу покрыл рубероидом, с внешних сторон проолифил и покрасил.
Добрая получилась будка, тёплая.
Когда пришла осень, а за ней и зима, подавляющее большинство садоводов перебралось в городские квартиры. За Найдой взялся присматривать один из владельцев участков, который наведывался к себе чуть ли не день через день. Скинулись на корм. Да всё равно все, если ехали в сад зимой (снег с крыш сбросить, припасы из погребов забрать, либо просто проведать), то обязательно везли Найде что-то поесть. Да, и как не покормить любимицу: к тому времени она уже не одного воришку вспугнуть смогла.
Она прибегала тут же: радостно виляя хвостом, привставала на задние лапы, заглядывала в глаза. Но всё сразу не съедала. Выбирала самое вкусное. Остальное уносила и закапывала в маленькие ямки - выскребет передними лапами, а после носом прикроет свой припас.
Шли годы. Росли мы. И Найда давно из шебутного щенка-подростка преобразилась в большую псинку. Каждую весну она срывалась с цепи и уходила за забор. Вскапываешь надел под картошку и видишь, как Найда в составе большой "собачьей свадьбы" носится по перелеску, по картофельным участкам. Но, удовлетворив зов природы, каждый раз возвращалась.
Были у неё один-два щенка в помёте. И всегда их забирали из соседних садов, или по иному знакомству. Проблемы пристроить - не было.
Хорошо она знала своё сторожевое дело. Ближе к осени, сезону сбора урожая, учащались попытки кражи с садовых участков. Найда не спала. Слышно было в ночной тиши, как несётся она, громыхая своей цепью по кабелю. А потом - лай! Значит, шуганула кого-то, кто через забор пытался перелезть.
Единственно чего сторожевая собака Найда боялась, так это грозы! Бабушка жалела и запускала её в домик. В воздухе сразу начинало густо пахнуть псиной, с шерсти на пол натекала изрядная лужа. Но Найда сидела у двери тихо-тихо, прижав уши и боясь переступить с лапы на лапу. А как только гроза стихала, и даже если небо ещё не переставало низвергать холодную воду, она тыкалась мордой в дверь, пытаясь её открыть и выйти. Найда хорошо знала своё место в этой жизни.
Собачий век не долог. Но настоящая сторожевая собака Найда не умерла. Она погибла на своём боевом посту.
...Было начало 90-х годов. Время, когда наша страна в очередной раз переживала тяжёлые времена. Простаивали фабрики и заводы, задерживались зарплаты и пенсии, не выплачивались детские пособия. Денег на руках у людей не было. В сады полезли массово. Выносили припасы из погребов - варенья, соленья, картошку и морковку. Из домиков утаскивали всё, что можно было сдать в пункты приёма цветных металлов вплоть до алюминиевых ложечек и вилок...
Владелец соседнего садового участка приехал проведать свое хозяйство по среди недели. Первым делом он увидел распахнутую дверь в сарай. Накануне прошёл неслабый снегопад, и белое месиво уж навалило и внутрь: "Ограбили! А где же Найда?!".
А она лежала рядом. Видимо, учуяла. Прибежала. Стала лаять. Под руку вору в сарае подвернулось тяжёлое и острое.
Найда лежала рядом. Только не сразу сосед заметил её. Лишь увидев цепь, уходящую в сугроб, всё понял. Снег прикрыл собаку белым тёплым покрывалом. Навсегда.
Ночной гость из леса
Ночное небо в городе - совсем не то, что, допустим, в деревне. Свободное от копоти предприятий, выхлопных газов и прочих испарений оно более насыщено: звёзды ближе и крупнее, ярче и не поддаются подсчёту. Особенно хороши они в августе, когда день становится заметно короче, а ночи разительно темнее.
В одну такую густую августовскую пору и произошёл случай. Разбудила нас Найда. Лаяла она как-то уж совсем истово, с повизгиванием даже. И била тревогу непосредственно возле нашего домика.
Открыв дверь, я увидел, как сторожевая собака, перепрыгнув через низенький штакетник, запуталась цепью под вишнями. Решив, что это причина ночной "полундры", я распутав узел, вытащил Найду из-под кустов. Но она тут же вновь перемахнула заборчик и залилась ещё более неистовым лаем. Собака прыгала вокруг чего-то и пыталась ударить лапой. Пришлось взять фонарик.
Наш садовый участок забором выходил непосредственно к лесу, жители которого нередко были замечены на огородах: дятлы, совы, белки, горностай. Зимой зайцы прибегали обгладывать кору с деревьев. Даже семейство сохатых выходило однажды на картофельные наделы. И вот теперь - ёжик! Тоже не редкий посетитель.
Довольно-таки крупный ёж, и, конечно же, свернувшись колючим шаром, лежал под вишнёвым деревцем и сердито пыхтел-шипел. А вокруг всё уж было изрыто собачьими когтями: так сильно Найда хотела его достать. Набросив свёрнутое в несколько раз полотенце, но всё равно исколовшись, я достал нарушителя ночного спокойствия и унёс в домик. Сторожевая собака успокоилась...
На следующее утро, я смастерил для колючего зверька временный домик. Нашёл в сарае крепкий деревянный ящик, сверху прикрепил сетку-рабицу. Внутрь положил сена, поставил плошку с молоком.
- Вот смотри какой! - продемонстрировал я своему другу Семёну нового питомца.
Мы склонились над ящиком, разглядывая сквозь сетку колючий клубок, тот в ответ отчаянно шипел.
- Класс! - восхищённо отреагировал приятель. - Чем кормить будешь? Я слышал, что ежи мышей едят и змей.
- Ну, мышей я ему точно ловить не стану! Бабушка сказала, что они ещё насекомых едят, червей, улиток.
Недолго посовещавшись, мы с Сёмой отправились ловить саранчу и кузнечиков для моего подопечного. А потом, спрятавшись и затаив дыхание, смотрели, как ёжик ловил и ел кобылок и кузнечиков, отловленных нами и помещённых в ящик. Как шустро у него получалось расправляться с насекомыми!
Прожил ёж у меня в сарае три дня. За это время я приносил ему пескарей с реки, которых он ел с удовольствием, а также ягоды, яблоко, насекомых, а вот батон с молоком, вопреки всем рассказам о животных, прочитанных мною в книжках, ему не приглянулись.
В субботу в сад приехали родители. Я поспешил показать им своего колючего друга.
- Ну, и зачем ты над животным издеваешься? - огорошил меня отец.
- Я не издеваюсь, я кормлю его, - растерянно ответил я.
- Он так разучится сам себе пищу добывать и не сможет жить в лесу. Погибнет. Ты же не собираешься его навсегда у себя оставить?
- Да, нет. Просто вам с мамой хотел показать, - совсем расстроено сказал я.
- Пойдёмте - выпустим его, - предложила мама.
Оторвав с ящика сетку, я взял ежа рабочими рукавицами и поместил в корзину.
В лесу я положил зверька на полянке меж сосен (на таких обычно собирают грузди). Тот, как обычно, свернувшись, шипел. Тогда мы с родителями спрятались за деревья и тихонько смотрели: как-то он поведёт себя на воле.
Успокоившись, ёжик развернулся. Подняв мордочку, посмотрел по сторонам своими глазками-бусинками. Принюхался, поводив маленьким чёрным носиком. Пошевелил тонкими ушками. Вероятно, определив, что опасности нет, мой бывший питомец быстро припустил в сторону папоротника. Да шустро так! Только пяточки блестели. Три секунды и нет его. Ушёл в родную стихию. Лишь в памяти и остался.
Рогатка
- Пацаны, смотрите, что у меня есть! Вот - брат подарил, - Антон мигом стал центром нашего внимания.
Мы сидели с Сёмой вдвоём на скамеечке между садовых домиков и подумывали, чем бы заняться: пойти червей копать на рыбалку или сухих веток и сучьев пособирать для субботнего костра.
И вот пришёл Антон, и планы кардинально переменились. В руках у нашего товарища была рогатка.
- Не то, что наши! Настоящая! Боевая! - восхитился Сёма.
Ручка рогатки была отполирована ладонями до блеска. Жгут-резинка закреплена в специальных пазах, чтобы не соскочила. Да и сама резина не просто натянута меж разветвлением: посередине был смонтирован кусочек кожи, для более удобного удержания снаряда.
- Это называется - "кожеток", - с деловым видом поучал нас Антон. - Брат раньше специальные свинцовые шарики отливал для неё на костре, но можно и просто камушек положить по размеру.
Старший брат Андрей вчера ушёл служить в армию, вот и подарил младшему на память своё сокровенное оружие.
- До ста метров прицельная дальность! Надо только верный глаз иметь!
- Да, это - здорово, - сказал я, хотя особой тяги к подобным игрушкам и не имел. Почему-то не было желания гнуть в дужки пульки из проволоки, а потом, явно хулиганя, стрелять по кому-нибудь или по чему-нибудь.
- А пойдем её опробуем на свалке? Там банок да бутылок - полно! - предложил Семён.
Сказано-сделано. Когда тебе 10 лет, то уговаривать на шалости не нужно. Мы набрали полные карманы подходящих по размеру камушков из кучи щебня, что привезли накануне посыпать дорожки в саду.
Свалка находилась за забором: между рекой Патрушихой и нашим садом рос небольшой низкий лесок, состоящий из сосенок и берёзок. Расти высоко им, не давали, там проходила линия электропередач (ЛЭП), под которой из-за техники безопасности не должно быть ни высоких строений, ни деревьев.
Мы ходили в лесок по маслята да рыжики. А огородники из близлежащего сада вырыли там глубокую яму, куда сбрасывали свой бытовой мусор.
На ту свалку мы и направились: набрать банок и бутылок, да расстрелять их из новой рогатки Антона, оттачивая личную меткость.
Летний лес живёт своей особой многоголосой и разнообразной жизнью. В высокой траве стрекочут кобылки и кузнечики, жужжат, перелетая с одного цветка на другой, пчёлы, стремительно проносятся стрекозы, в тени сосны роится мошкара. С большого серого камня ушуршала ящерка, испугавшись нашего появления в опасной близости. В кустах выводит красивую оригинальную трель невидимая птаха. В кроне берёзы трещат сороки, охраняя своё гнездо. А сколько всего ещё не доступно нашему взгляду, скрыто в траве и ветвях?! Но, пожалуй, самый заметный и наглый обитатель лесочка - вороны.
Две из них сидели на сосне возле дорожки и при нашем появлении лишь повели головой, не удосужившись даже взлететь повыше.
- О! Вороны! - воскликнул с азартом Антон.
Он быстро вытащил из кармана камушек, вложил его в кожеток и, опустившись на колено, прицелившись, выстрелил. Мы затаили дыхание.
- Мимо! - камень пролетел значительно выше птиц, сбив лишь хвою с веток. Вороны даже не поняли ничего.
Антон торопливо достал второй снаряд, зарядил, тщательнее прицелился и отпустил резину.
- Есть! - вскрикнул Антон. Камень попал точно между крыльев одной из птиц.
Ворона каркнула как-то особенно: обиженно и с болью. По крайней мере, мне так показалось. А ещё сильно застучало сердце.
Но серые птицы почему-то не улетели, а всего лишь переместились на другую сосну: они смотрели теперь на нас черными блестящими глазами, наклонив на бок голову и, очевидно, ожидая новой опасности.
- На, Мишка, попробуй ты, - сказал Антон, протягивая мне оружие.
Я отступил на шаг. Спрятал руки за спину. Горло что-то сдавило, а на глазах выступили слёзы:
- Я не стану убивать ворону! - как можно твёрже сказал я.
Я готов был заплакать. Я думал, что меня мои друзья назовут слабаком и трусом.
Но я ошибся. Взглянув на Антона, я понял, что... ему стыдно! Мой товарищ покраснел и старался не смотреть мне в глаза. Семён тоже переминался с ноги на ногу.
- Ты прав... Это не правильно... Это не хорошо, - всё также опустив взор, проговорил стрелок по воронам.
- Но по банкам-то мы сможем пострелять? - тихонько спросил Сёма.
- Конечно, - облегченно выдохнул Антон.
Мы набрали на свалке с десяток консервных банок и пяток бутылок из-под олифы. Расставили на камнях и стреляли по очереди. Самым метким всё-таки оказался владелец рогатки. Но по живым существам он больше не стрелял.
Чайка на чердаке
В тот день рыбалка у нас не задалась. Во-первых, мы с моим другом Семёном, не сговариваясь, дружно проспали, и вместо шести утра оказались на берегу Патрушихи только к девяти. Весь утренний клёв прошёл, конечно, без нас. Во-вторых, Сёма не плотно закрыл банку с червями, накопанными с вечера, и они благополучно расползлись за ночь. А на мякиш клюёт далеко не вся рыба.
На хлеб ловили, им же и подкармливали. Да и то неудачно. Я бросил пару корок в воду, просто отломив от булки. И они уплыли от места нашего лова по течению реки. Бросил ещё раз - кусок угнала от нас стайка верхоплавки, набрасываясь со всех сторон, толкая его словно мячик по волне.
- Эх, надо было хлеб пожевать или просто в воде намочить да отжать, тогда бы он стал тяжёлым и утонул, - посетовал на меня более опытный друг. - Тогда бы прикорм лежал возле наших крючков, и на него пришла бы рыба.
Тем временем солнце поднялось уже высоко. День обещал быть знойным. Ветра не было - на воде ни единой полосочки ряби, идеальная гладь. Даже осины, что росли на том берегу, не шелестели привычно листьями.
Рыба клевать отказалась, становилось жарко: решено было возвращаться в сад. Но тут на наших глазах разыгралась настоящая битва.
Тот кусок хлеба, что угнали от нас рыбёшки, привлёк внимание чаек. А, скорее всего, и само скопление верхоплавки, такого любимого кушанья речных птиц, на зеркале реки было видно издалека.
Вначале прилетела одна чайка. Описав круг над плавающей коркой, она резко спикировала вниз, но, вероятно, мимо. Птица не улетела, а зависла над скоплением рыбёшек, тщательнее прицеливаясь.
В это время из прибрежных кустов ивы вылетели ещё две чайки. Наверное, они считали этот участок реки своей территорией. Птицы вдвоём набросились на свою соплеменницу с противными криками. Они с разных сторон налетали на неё, старясь клюнуть или как-то ударить. Но первая чайка легко сдаваться не собиралась: она же первая обнаружила добычу!
Мы с Семёном смотрели на битву речных хищниц, забыв про удочки.
Но двое на одного не честно, даже если это про птиц. Шансов, выдержать натиск двух соперников, было мало. Вскоре первая чайка пропустила удар клювом и, теряя перья, улетела к берегу. Ликующие победительницы сами набросились на хлеб и кишащих вокруг него рыбок.
Собрав нехитрые пожитки, мы двинулись вдоль берега по дорожке к саду. Но не сделали мы и тридцати шагов, как увидели у кромки воды поверженную птицу: та даже не сидела, а как бы полулежала.
- Она погибнет одна, видимо, сильно в бою пострадала, - решил я. - Надо забрать!
Чайка не сопротивлялась почти, легко дала взять себя в руки.
- И что ты с ней делать будешь? - спросил Сёма.
Решение пришло само собой:
- Поселю на чердаке, кормить буду, пока не оклемается.
Чердак в нашем садовом домике - это отдельная история. Папа оборудовал мне там персональную комнату. Вход на чердак отдельный, по приставной лестнице. Стенки внутри оклеены фотографиями и картинками из журналов "Огонёк", "Работница" и "Крестьянка", два узеньких окошка, выходящих на огород, застеклены. И в довершении отец провёл на чердак свет. Постелив матрас и подушки, можно было там жить.
Вот туда я и поселил свою новую подопечную. Бабушка же мою идею спасти чайку, конечно, одобрила.
Я затащил на чердак большой эмалированный таз. Налил воды в него и запустил рыбок. Каждое лето в бочке у меня жили карасики, пескари или карпята. Ими я и пожертвовал на прокорм больной птице.
Чайка прожила у меня три дня. Каждый день я вылавливал из бочки по две-три рыбки и относил на чердак - в таз. Надо сказать, что подопечная угощением оставалась довольна. Но приходилось за ней прибирать. Во-первых, остатки еды. Чайки заглатывают рыбу целиком, а потом отрыгивают непереваренные кости, хвост, крупную чешую. Ну, а во-вторых: любой живой организм (и наш, и птичий) выводит остатки уже переваренной пищи.
Но я бы ухаживал за ней столько, сколько понадобилось бы. Однако на четвёртый день утром чайка разбудила нас звонкими криками.
- На волю просится, - сказал бабушка. - Выпусти её.
Я быстро поднялся на чердак по лестнице. Открыв дверцу, увидел свою подопечную: она прочно стояла на двух лапах возле таза с водой и смотрела на меня.
- Ты готова? - спросил я.
Конечно, птица мне ответить не могла, но, кажется, поняла, о чём её спрашивают. Она подняла и расправила крылья.
- Лети! Ты свободна, - сказал я ей и отклонился, освобождая проём дверки для чайки.
Она спокойно подошла, села на порожек, ещё раз посмотрела на меня и... вылетела!
Взмыв вверх, спасённая мною птица описала круг над нашим домиком и, крикнув на прощание, безошибочно выбрав направление, полетела в сторону реки.
Автор: Батурин Михаил Викторович, [email protected]