Аннотация: История про волшебный лес, его обитателей и девочку, которая любила наблюдать за поездами.
Первым, что увидела девочка, была Яблоня. Могучая крона заменяла и луну, и небо с опоясывающими его звёздами. Ветви скрылись за малиновыми, яркими даже в серебряном свете лепестками. От прикосновений ветра цветы шептались друг с другом, и кроме них никто и ничто не нарушало покой ночи.
Девочка лежала между корней Дерева, мягких и тёплых, едва подрагивающих, как жилы от тока крови. Она приподнялась на локтях и огляделась: Яблоня стояла посередине поляны, до конца которой было шагов двадцать, а дальше - cразу, без подлеска, - возвышалась стена деревьев.
Поляна была целым миром, мягким и убаюкивающим. Девочка снова улеглась в корнях. Дремота тёплым покрывалом спеленала её, глаза закрылись сами, и...
И от ужаса воздух застрял в лёгких. Она не помнила ничего. Мир заканчивался в шаге от Дерева, срывался в бездну. И голод бездны не могли утолить луга и леса, деревни и пашни: бездна пожрала прошлое и уже приглядывалась к грядущему.
Девочка вскочила и наконец-то выдохнула раскалённый воздух. Страх - плохой и переменчивый советчик: она то делала несколько шагов к опушке, то сразу же возвращалась обратно. Где она? Куда бежать? Ночью?! Крона с нежными цветами обещала защиту до утра, но не ответы. И не будущее. Скрепя сердце девочка пошла прочь от яблони, быстро, затем медленнее и медленнее, путаясь в сгущающемся сумраке, спотыкаясь о тени: предательница луна исчезла, словно её и не было.
Девочка застыла на границе двух миров. Заглянула под непроницаемый полог леса, обернулась на поляну: Яблоня мерцала, будто впитывала бледный ночной свет. Мучительная нерешительность пропала, когда девочка что-то почувствовала в чаще: мрак шевелился между чёрными стволами. И он приближался, ширился, заглатывал едва различимые деревья, а следом надвигалось море шорохов. Когда бездна вспыхнула сотней звёзд-глаз, девочка бросилась обратно, в объятья Яблони. Обхватив ствол, она крепко зажмурилась и ждала, когда тьма затопит и этот островок мира. Но ничего не происходило. Девочка разлепила веки. Свободного места на поляне не было: сотни зверей стояли вокруг неё на расстоянии в несколько шагов. Нет, не звери: маленькие комки меха, похожие на мышей, лысые человечки ростом с ладонь и чёрными провалами рта и глаз, величественные олени с ветвями вместо рогов, трёххвостые лисы. Всех в ночном сумраке нельзя было рассмотреть. Из толпы протиснулся горбун. Низкий, девочке по пояс, он носил маску из коры, балахон из пожухлой листвы и такой же плащ.
Засияла луна.
Карлик сделал ещё три шага вперёд и опустился на колени, его примеру последовали и остальные. Девочка оторвалась от дерева, будто её что-то подтолкнуло, непонимающе оглядела всех и вымолвила:
- Кто вы?.. И кто я?
Из-под маски раздался треск ветвей и шорох палой листвы:
- Ты?.. Наша хранительница.
Звери склонили головы.
***
В долину пришла осень. В этом году она была особенно богата на подарки небес, и крестьяне старались убрать урожай в редких перерывах между ливнями. Только солнце появлялось в небе, как новое грозовое облако переваливало через горную гряду, подгоняя земледельцев поскорее окончить работу. И, если выпадала возможность, они трудились, уткнув носы в землю, до последних лучей света. Трудились и не замечали, как время от времени на опушке леса за деревней появлялось светлое пятно. Там, на склоне холма, поросшего кустарником, сидела девочка с длинными рыжими волосами в белом платье и белой маске, сдвинутой набок. Тот вечер был одним из многих, когда девочка, обхватив руками колени, сидела и наблюдала за людьми. Она видела, как годы назад деревня была всего лишь хутором в гуще лесов, видела, как грибами выросли новые дворы. Видела, как люди отвоёвывали у леса поле за полем, и ни силы природы, ни дикие животные, ни усталость, ни болезни не останавливали их. Видела, как они осветили ночь искусственным светом, запрудили горную реку, а с десяток вёсен назад протянули две нити из железа, по которым ползали огромные блестящие жуки и гусеницы. Они назывались поездами, как девочка однажды подслушала. Поезда ей нравились, как и сами люди. Она никак не могла их понять, и это было интереснее всего. Люди не унимались, всегда что-то делали, куда-то стремились, в отличие от застывшего леса.
На восходе небо загустело, тени удлинились, и вдали, за деревней, между сине-зелёных холмов показался отблеск, красный в последних дневных лучах. Девочка тут же вцепилась взглядом в него, бросив наблюдать за землепашцами. И она просидела бы так, оцепенев, весь остаток вечера, если бы тишину не нарушил трескучий голос.
- Госпожа, вернитесь. - Надоеда, как и всегда, стоял в паре-тройке шагов. - Вы и так уже слишком долго здесь сидите.
Девочка не шелохнулась.
Горбун щёлкнул пальцами, из кустов вынырнули три человечка. На них были светло-зелёные одежды, шелест которых сливался с шелестом травы, а в руках они держали деревянные миски с дарами леса: орехами, грибами, ягодами. Девочка обернулась - сквозь рыжие волосы показалась белая ткань платья - и безразлично осмотрела подарки. Не произнеся ни слова, она вернула взгляд к деревне и к поезду, который из отблеска успел превратиться в сверкающий луч. Карлик тяжело опёрся на клюку, хмыкнул, но его не почтили даже поворотом головы.
Раздался протяжный гудок: вокзал заволокло паром - железная гусеница прибыла в деревню, - открылись двери вагонов, и из нутра поезда вывалились уставшие люди. Глаза девочки заблестели, она встала, поправила платье и маску, чтобы та не наползала на лицо. А люди расходились, даже не оборачиваясь на чудесное животное, что привезло их домой; рядом с поездом остался одинокий мужчина, постукивающий по колёсам молотком.
Вдруг заколыхалась трава, сбрасывая росинки: что-то приближалось, петляя, словно змея. Стебли расступились, и показал голову чёрный мохнатый зверёк. Он ткнулся острым, как у мыши, носиком в ногу девочки. 'Мышка' запищала: в лесу были чужаки, и они были рядом. Надоеду передёрнуло, как от боли, а девочка словно не придала новости значения и продолжала смотреть на поезд. Мужчина с молотком перестал стучать и направился назад, к 'голове' гусеницы. 'Мышка' обернулась в сторону чащи, схватила зубами подол платья и три раза потянула его, но получила в ответ только раздражённое бурчание. Мужчина тем временем зашёл внутрь, поезд зашипел и тронулся, подарив станции на прощание раскатистый рёв.
'Мышка' судорожно трясла подол, указывая мордочкой на лес: между деревьями уже можно было различить человеческие фигуры. Хранительница и сама почувствовала чужаков. Надоеда не выдержал, кинулся на землю и на четвереньках уполз, а девочка неподвижно провожала поезд, пока стук колёс не затерялся в горных лесах. И только тогда она взяла зверька на руки и встала, чтобы побежать вслед за Надоедой, но было уже поздно: люди подошли слишком близко, и ей пришлось затаиться в траве.
Два парня и девушка остановились в нескольких шагах от её укрытия. Они, срываясь на крик, спорили о чём-то, вернее, о ком-то, кого нельзя было оставлять. Девочка оцепенела: первый раз за долгие годы люди стояли так близко. Она приподняла голову над травой и тут же опустила. Выйти или нет? В горле застрял комок, и избавиться от него не получалось. А что сказать? Она уперлась руками в землю. Не испугаются ли? Прошел год. Или месяц. Или день. Девочка и дальше бы лежала в траве, если бы вдруг не поняла, что троица уходит. Сейчас или никогда. Она уже встала на корточки, но её остановила острая боль в руке: 'мышка' вцепилась зубами в кисть и повисла на ней. Увидев, что хозяйка леса не покидает укрытия, зверёк разжал челюсти и юркнул к её ногам, сжавшись в комочек. Троица скрылась в высоких травах, даже перепалка стала еле слышна. Слёзы сами собой навернулись на глаза, девочка занесла ладонь для удара, но, вздохнув, опустила. Зверёк этого не видел и трясся от страха. Хозяйка леса снова вздохнула; медленно, чтобы не напугать его ещё больше, протянула ладонь, дала понюхать пальцы и погладила по спинке. Люди тем временем пересекли последнюю границу леса, растворились за ней, и Хранительница перестала их чувствовать.
Когда лес заботливо укрыл девочку от непрошеных взглядов, она почувствовала чужую в чаще, видимо, о ней спорили на опушке. Чужая бродила в гуще леса, и вдруг девочка поняла, что та на пути к Яблоне. Со зверьком на руках Хранительница ускорила шаг, перешла на бег и поднялась в воздух. До сердца леса оставалось еще несколько сотен шагов.
Чужая боролась с колючим кустарником. Победа в итоге досталась человеку, а кусту - клок ткани. Она выбралась на край поляны и стала как вкопанная: стены бурьяна и деревьев защищали раскидистую яблоню. Яблоня была старой и огромной, в два обхвата шириной, кора давно потрескалась и слезла, обнажив молочный ствол. Усталые ветви склонились до земли, ветер пытался поднять их и раскачать, но те лишь волочились, приминая сухую траву. Редкие листья уже опали, хотя осень только началась, и чёрными оспинами покрыли залитую лунным светом поляну.
Серебряное дерево завораживало, и, когда Хранительница добралась до сердца Леса, чужая была уже в паре шагов от яблони. Вот она подошла к сени дерева, вот протянула руку, чтобы убрать полог ветвей и пройти к стволу...
Девочка застыла. Она не знала, что пугало больше: сама чужая или её неминуемая гибель. Вдруг 'мышка' снова укусила её и прошмыгнула в чащу; резкая боль вырвала из груди непрошеный крик. За криком поднялся вихрь, будто ветер хотел перехватить беглеца, но не успел, - чужая обернулась и остановила руку.
Тишина, даже ветер скрылся и забрал с собой шелест листьев.
- Не... трогай... её, - выдавила из себя девочка.
Снова молчание.
- Яблоня... не для... - Речь давалась тяжело, сбиваясь после каждого слова. - людей.
Девушка, недоумевая, отступила от дерева.
- Тебе нельзя находиться здесь. - Голос Хранительницы окреп, вокруг неё поднялось несколько листьев, как от порывов ветра.
- Погоди-погоди, девочка. Ты кто и как здесь оказалась? - Чужая сделала шаг навстречу.
- Я не девочка, а здесь не место таким, как ты. - Она резко сдвинула маску на лицо.
Чужая почему-то рассмеялась, звонко и заливисто. Девочка втянула голову в плечи и ссутулилась.
- Прости, я не хотела тебя обидеть. - Чужая подавила последние смешки. - Как тебя зовут? Я Ка...
- Молчи! - От крика задрожали ветви деревьев, где-то в лесу тревожно загомонили птицы. - Не произноси его!
- Хорошо-хорошо, только успокойся. - Остатки веселья слетели, как листья к первому снегу.
Девушка выставила вперёд ладони и пошла к Хранительнице. Шла медленно, продолжая спрашивать: откуда та и где живет. Хотя чужая говорила очень спокойно, но, как только она подошла вплотную к Хранительнице, та вывернулась и побежала к Яблоне.
- Не бойся, пойдём со мной, я отведу тебя в деревню. Мы найдем твоих родителей. И всё будет хорошо.
- Ты не понимаешь. - Девочка прижалась к стволу.
Луна всё выбелила, сделала потусторонним, неживым. Чужая приближалась: на бледном пятне лица можно было различить мягкую улыбку.
- Вот, смотри. - Чужая сняла с правой руки какой-то ремешок с пластинкой. - Это тебе. Подарок. Только не бойся.
Хранительница чувствовала тепло протянутой руки, но лёгкое облако нашло на луну, и лицо девушки превратилось в посмертную маску. Хранительница вдруг вспомнила первую ночь в лесу: одиночество и неизвестность. И мрак за старой раскидистой яблоней.
Девочка закричала, земля вокруг неё пошла трещинами, из которых вылезали шипы и корни деревьев. Коряги нацелились на чужую, отгоняя её от хозяйки. Чужая пошатнулась, упала навзничь и отползла в сторону. Глаза её тускло блестели, она, не мигая, как в пустоту, смотрела на живые растения. Наконец девушка моргнула, сбросив пелену, но всё же осталась на месте.
- Уходи!
Трещины стали шире, новая волна шипов и корней пошла от Яблони. Девушка сопротивлялась, пыталась удержаться на месте, но ветви были сильнее и уволокли её прочь. А затем корни поднялись и образовали стену. В плетёной преграде не было ни щели, а попытки перелезть неизменно оканчивались падением. До глубокой ночи девушка просила впустить её или хотя бы ответить, поговорить, но хозяйка леса молчала. Девушке пришлось уйти. Тропинка не петляла, шла прямиком к деревне, а за спиной чёрные стволы смыкались, не давая надежды на возвращение.
Уже перед рассветом, когда ничто не напоминало о пришелице, на краю поляны девочка нашла металлический диск на кожаном ремешке. Диск был покрыт странными чёрточками и тихонько щёлкал, будто каждый раз падала крохотная песчинка. Девочка приложила его к шее, как ожерелье, но ремешок оказался слишком короток, чтобы застегнуться. Тогда она надела его на запястье, но теперь ремешок был велик. Пришлось застегнуть его на предплечье, почти у локтя. Довольная, она подошла к Яблоне и свернулась калачиком в мягких мшистых корнях.
***
Надоеда хромал. Колченогий, кривой, он не ходил - переваливался. Но при этом никогда не отставал от Хранительницы. Она парила между деревьями, плавно огибала стволы, раскланиваясь со старыми знакомыми. А Надоеда ковылял следом. Молча. Против обыкновения он не пыхтел, не приминал с шумом траву и не задевал ветви. Девочка полетела быстрее, деревья слились в буро-зелёную стену, раскланиваться и любезничать с ними уже не было смысла. Но верный слуга не сдавался. Хранительница мягко спустилась на землю, став боком к Надоеде, так чтобы он видел не лицо, а маску.
- Я не выброшу подарок.
- Вы прекрасно знаете...
- Да. - Короткий выдох.
- Вы не правы, - тихо и спокойно сказал Надоеда.
'Лучше бы кричал', - подумала девочка.
Надоеда обошёл вокруг Хранительницы. Она делала вид, будто его рядом нет, но всё-таки украдкой посматривала на горбуна. Девочка задержала взгляд дольше необходимого, и тот угодил прямо в чёрно-зелёное болото глаз Надоеды, что влажно блестело из-под прорезей маски. Горбун наклонил голову, постоял и ушёл в чащу, шумя листвой. Девочка сглотнула, крепко сжала предплечье, впитывая каждое подрагивание подарка, каждый щелчок как последний, но Надоеда больше не появился. Хранительница продолжила путь.
Истинные обитатели леса - не звери, но духи - предпочитали жить в глубине чащи, скрываясь от времени и чужаков. Но иногда те бывали слишком настырны. Вот и вчера непрошеные гости успели натворить бед. На маленькой полянке виднелась угольно-чёрная с пепельными прожилками проплешина, она появилась прошлым вечером. Лес сильный и не злопамятный и один костёр забудет быстро, но рядом с костром было заячье гнездо, где жило одно из старейших семейств. На загривках и кончиках ушей зайцев рос мох: они стали больше, чем животными.
Почуяв чужаков, чудесные звери разбежались и бросили гнездо. Кроме одного, самого маленького зайчонка. Любопытный, он выглядывал из кустов, и пришельцы заметили отблески костра в глазах-бусинах. Тепло рук, радость тайны манили слишком сильно, а люди были не прочь поиграть с милым гостем: ласкали, гладили, угощали едой. Только одна девушка заметила, как поникли уши у зверька, как с ладони безвольно свесилась и задрожала лапа. Девушка потребовала отпустить зайчонка, но её не послушали. Короткая ссора, защитницу прогнали прочь, а оставшиеся продолжили забавляться со зверьком. Только когда дрожь превратилась в конвульсии, люди испугались. Они бросили зверька у гнезда, собрали вещи и ушли. Всё это пересказали Хранительнице травы и листья, с утренним ветром передавая новость от одной соседки к другой.
Из кустов показалась мать семейства, крупная, размером с молодого кабана. Весь загривок и спину покрывал серо-зелёный мох. В чёрных влажных глазах - тревога. Движением мордочки она поманила хозяйку леса к разорённому гнезду. В середине гнезда, свитого из трав и мягкого ивняка, на подстилке из листьев лежал зайчонок. Светло-песочного цвета, он почти не отличался от тысяч своих собратьев, только кончики ушей зеленели. Неудивительно, что пришельцы в сумраке не заметили ничего странного. Зайчонок едва дышал: его бока неровно и слабо подрагивали. Глазки Зайчихи блестели, и взгляд не отрывался от Хранительницы. Девочка бережно взяла светлый комочек и кончиками пальцев погладила его. Комочек не шевельнулся. Тогда Хранительница надвинула маску на лицо и накрыла умирающего ладонью. Её ладони, маленькие, воздушные, почти скрыли зайчонка.
Она зажмурилась. Споткнулся о ветви и остановился ветер, замолкли листья, травы пригнулись к земле, будто пытались спрятаться. От Хранительницы по лесу разливалась тишина; затопив низины, она поднималась выше и выше... Время замерло и не двигалось, пока зайчонок не пошевелился. Он молотил лапками по воздуху, но его крепко держали тонкие пальцы Хранительницы. Он ещё не очнулся, сама жизнь управляла им, выгоняя из тела смерть. А за спиной хозяйки леса пепелище превратилось в чёрно-бурую кашу: на угольной проплешине собралась туча муравьёв. Они откалывали угли по крупицам, растаскивали золу и уносили под землю. Хитиновое море исчезло так же внезапно, как и появилось, оставив после себя голую землю. А затем по краям безжизненного пятна пробились первые ростки. Колыхаясь на ветру, робко, но настойчиво, они стремились к свету, и вот зелёная волна поднялась и смыла остатки смерти.
Хранительница раскрыла ладони. Зайчик смотрел на неё недоумевающе, осознав, что проснулся совсем не там, где заснул. Он повертел головой, заметил своё семейство, прыгнул к ним. Они радостно пищали, весело кувыркались и стучали лапами по земле.
Девочка встала, отряхнула белое платьице и сдвинула маску набок. Когда она собиралась уходить и повернулась к гнезду спиной, Зайчиха оторвалась от детей и прильнула к ноге Хранительницы. Та погладила Зайчиху и почесала загривок. Мягкая шерсть приятно щекотала ладонь. Уголки губ девочки задрожали и сами потянулись вверх. Она хотела погладить ещё, но мать семейства ловко вывернулась и ускакала к своим. Девочка вздохнула и ушла в чащу, к Яблоне. И уже не видела, как Зайчиха бросила взгляд на фигуру в белом платье, принюхалась и сморщила носик.
***
Склон холма на границе леса был крутой, испещрённый оврагами и обрывами. Когда-то давно его сильно размыло ливнями, часть холма просто снесло в долину, как раз туда, где потом появились село и железная дорога. Много деревьев тогда пострадало, но были и те, кто выстоял. Корень одного из таких героев торчал из земли прямо над склоном, на нём и сидела девочка, болтая ногами. Чёрный голый корень, над которым нависал чёрный голый лес. После первого снега всё вокруг посерело и потускнело, даже волосы Хранительницы: огненно-рыжие пряди поблёкли, стали бурыми. Лес приготовился отойти ко сну, всё было как всегда, как заведено природой.
Но Хранительница изнывала от скуки.
И это было что-то новое. Девочка задумалась: нет, тоска давно сидела в груди, только скрытая под спудом Леса, а сейчас он заснул и ослабил хватку. И поползли дни - один за другим - в тягучем ожидании, вот только неизвестно чего.
Пытаясь развлечься, она всё чаще наблюдала за станцией. Вот пришёл поезд. Не узкий и стройный поезд с людьми, а грузный и пузатый, весь заваленный какими-то чёрными камнями и брёвнами. Он громыхал меж холмов каждые три дня, сначала в одном направлении, изнемогая от тяжести, затем назад, бодро и весело, словно спешил к себе в нору. Хранительница с тоской посмотрела на предплечье. Две тонкие палочки тихо бежали по белому кругу и не могли выбраться за него. Всё как и заведено природой.
- Привет!
Хранительница оцепенела, а следом и лес: затих ветер, ветви бросили свои старческие разговоры. Заслоняя деревья, над Хранительницей нависла девушка в ярко-синих штанах, серой куртке и красной шапке.
- Стой-стой-стой! Ты разве не помнишь меня? Я подарила тебе часы.
- Для меня все люди на одно лицо.
- А ты разве не человек? - Слова завершила лукавая улыбка.
- Я - Хранительница леса! - Девочка вскочила, но корень даже не шелохнулся. Внезапный вихрь растрепал её волосы и приподнял подол юбки.
- Очень приятно. - Лёгкий поклон. - А меня зовут Ка...
Новый порыв ветра перебил чужую, не дал договорить.
- Молчи! Я же предупреждала!
Чужая расплылась в улыбке, а девочка и ветер, пристыженные, тут же поникли. Чужая присела на край оврага, протягивая руку.
- Не бойся. Пойдём со мной, я угощу тебя чаем.
Девочка села на корень и понуро склонила голову.
- Мне нельзя покидать лес.
- А мы на чуть-чуть, туда и обратно. - Девушка потянулась, чтобы взять Хранительницу за плечо, но та лишь отодвинулась, даже не подняв головы.
- Людям нельзя ко мне прикасаться.
- А это мы посмотрим!
Девушка похлопала себя по груди, по бокам, радостно воскликнула и достала из заднего кармана штанов пару варежек ярко-морковного цвета.
- Смотри, что у меня есть!
Она спустилась с обрыва на корень - тот жалобно затрещал, сбрасывая крупинки трухи и земли, - и подсунула девочке рукавицу прямо под нос.
Хранительница подняла немигающий пустой взгляд на чужую. А чужая сияла, она уже надела варежки и подала девочке яркую ладонь.
- Ну же, не бойся. Я вижу, что ты серьёзна, и верю, что лучше к тебе не прикасаться.
Подбадривающий голос звучал мягко. Он вплетался в шёпот ветра, вытеснял его, делая глуше и тише. Наконец девочка решилась. Зажмурила глаза, затаила дыхание и, прикоснувшись к кончикам пальцев, тут же отдёрнула руку. Тишина и мрак, только в пустоте пляшут разноцветные мушки. Веки залепил страх; прежде чем она смогла их разомкнуть, пришлось несколько раз осторожно выдохнуть и вдохнуть. А когда разомкнула... Глаза от напряжения слезились, девочка ничего не видела, только расплывшиеся пятна. Но из пятен и тумана выплыла сначала фигура чужой, затем лицо и лучистые небесные глаза с солнечной улыбкой. 'А ты боялась', - говорил взгляд. Чужая поднялась, забралась на вершину склона и в третий раз подала руку. И девочка сжала её. Варежка была мягкой, тёплой и колючей, как первый снег.
Спускались они по холму вместе, взявшись за руки.
- Ты сказала 'часы', - робко начала девочка. - А что это такое?
- Часы - это прибор, чтобы следить за временем.
- А что такое время?
- Время - это... Это как расстояние между событиями. Вот мы с тобой познакомились, - девушка подняла глаза к небу и забормотала, - два... Два месяца назад.
- Понятно. Только... оно для людей. В Лесу его нет.
- Это как же так?
Но Хранительница ничего не ответила.
Домик, где жила девушка, стоял на отшибе. Ближе к зиме деревня вымирала, поэтому всевозможные предосторожности - окольные пути, скрытые тропки в зарослях кустов, выглядывание из-за углов - оказались излишними. Некому было заметить босую девочку в лёгком платьице посреди стылой осени.
Девушка подошла к двери, порылась в карманах, взялась за красно-розовый набалдашник ручки, чем-то покрутила, и дверь со скрипом отворилась. Хозяйка дома вытерла ноги, переступила порог и хотела сказать, чтобы и лесная гостья последовала примеру, но осеклась, заметив, что к ступням девочки не пристали ни снег, ни грязь, ни гнилые листья. В тишине дверь оглушительно щёлкнула за Хранительницей, но она была так заворожена человечьим убежищем, что не обратила внимания. Иногда она глазами лесных зверей подсматривала за деревенскими, но украденные моменты сразу потускнели - изнутри мир живых девочка не видела никогда. Убранство комнаты было простым: три разбежавшихся стула, привалившаяся к стене огромная деревянная коробка с прозрачными дверцами, окно, у окна - кровать, рядом столик, на нём пустой прозрачный кувшин. Всё вокруг было ново и непонятно, и страх, а с ним и чрезвычайное любопытство, не давали девочке продвинуться дальше порога.
- Да не бойся, здесь кроме нас никого, - сказала девушка, разувшись и повесив куртку на крючок сбоку от двери, варежки при этом снимать не стала. - А из окна, кстати, хороший вид на железную дорогу.
Девочка сорвалась с места и забралась с ногами на кровать. За окном как раз с оглушительным свистом и скрипом останавливался поезд. Насколько он был преисполнен важности! Точь-в-точь Надоеда на зимнее равноденствие: медленно шёл не потому, что быстрее не позволяла хромота, а потому, что ему некуда спешить, это за ним должны поспевать. Хозяйка дома тем временем что-то со стуком и со звоном перебирала в соседней комнате. Торжествующий возглас - и она вернулась, держа над головой какую-то коробочку. Небольшая, в ладонь длиной, деревянная, на одной стороне светлая полупрозрачная полоса. Хранительница покрутила коробочку, потрясла, приложила к уху и протянула обратно - ничего интересного. А девушка улыбалась, будто знала какой-то большой секрет, но не собиралась ни с кем делиться.
- Нажми на кнопку сбоку.
Недоумённый взгляд.
- Это такая выпирающая штуковина.
Щелчок, коробочка зашипела, затрещала. Девочка испугалась, выронила её, но затем захлопала в ладоши.
- Она живая! Живая!
- Это радио. Смотри.
Хозяйка дома вытянула откуда-то из коробочки длинную железную трубку.
- А теперь покрути круглую кнопку пониже.
Девочка сделала как было сказано - радио в ответ зашипело сильнее.
- Ему не нравится, когда я так делаю.
- Не переживай, всё ему нравится, ты только не торопись, а то проскочишь волну.
Она не стала спрашивать: 'При чём тут вода?' - и продолжила крутить. Девочка не сразу заметила, что шум изменился: будто что-то пыталось выплыть из мутной толщи болота, пока ещё невидимое, но на прежде ровной глади уже появились пузыри и рябь. Это был человеческий голос. Он то и дело уходил на глубину, один раз совсем сорвался и пропал, но всё-таки девочке удалось его выловить. Шума больше не было, только чистый и сильный женский голос поднимался высоко-высоко, в небо.
Когда песня закончилась, девочка обнаружила, что осталась в комнате одна, и вскрикнула от испуга. Через стенку донёсся голос:
- Я здесь! Ты слушай-слушай, я пока чай приготовлю.
Оттуда и правда доносился шум воды и звон посуды. Прижимая к груди радио, девочка решила посмотреть, что в другой комнате. Встав с кровати, она начала приплясывать в такт новой песне и заметила, что стены присоединились к танцу. Они покрылись зыбью, расплылись и завертелись. Мелодия то растягивалась, то убыстрялась, управляя хороводом вокруг. Стены вращались быстрее и быстрее, стоять больше не было сил, и девочка упала прямо на пол, радио выскользнуло из вспотевших ладоней. Звон разбитой посуды и короткий крик остановили на мгновение пляску комнаты.
- Нельзя прикасаться...
Но сопротивляться у Хранительницы уже не было сил, она едва не проваливалась в забытье. Девушка дотронулась до лба ладонью в варежке, жар ощущался даже сквозь шерсть.
- Да ты же вся горишь! - И убежала на кухню.
- Но мне же холодно... - донеслось ей в спину.
'Придётся потерпеть, сейчас будет ещё холоднее', - подумала девушка, держа первую попавшуюся тряпку под ледяной струёй воды. Она вбежала в комнату, склонилась над больной и от удивления выронила компресс: за какие-то секунды лихорадочный румянец сменился болезненной белизной.
Хранительница открыла глаза; её взгляд, поплутав по стенам и потолку, с трудом нашёл лицо девушки.
- Наверное, мне пора домой...
Прыжок - девушка у кровати, рывком распотрошила постель, вырвав из её недр одеяло. В одеяло она принялась пеленать девочку, а когда та заупрямилась, заняла её руки приёмником. Девушка только сейчас заметила, что сделала компресс из шапки. Времени собираться и лазить по шкафам не было, она накинула себе на плечи куртку, схватила свёрток и выбежала из дома с непокрытой головой.
Незапертая дверь, тихо простонав, закрылась.
Хранительница согрелась, и болезненное забытьё уступило место простой дрёме. Дыхание над ухом, тихий скрип сугробов, мягкое покачивание на руках. Нахлынуло ощущение, будто так уже было, тень воспоминания о чём-то очень важном, родном, но оно стёрлось и потерялось. Вспомнить уже не хватило сил - девочка заснула.
Она пришла в себя в Лесу, когда от опушки до Яблони осталось где-то с полпути. Розовые закатные лучи стекали по берёзам и соснам на снег, тёплая лень захватила тело и мысли, а на руках девочка была как в колыбели. Никуда не надо спешить, ни о чём не надо заботиться. Да и чувствовала себя уже заметно лучше. Только почему-то лес был другой. Или нет. Вот же заячий холм! А если свернуть по тропинке, то дойдёшь до норы Надоеды. Просто деревья вокруг низкие какие-то. Юные. Но вдруг розовый закат растворился в сумерках и тьма разлилась вокруг. А девочка осталась одна.
Она проснулась в ужасе, крича и брыкаясь, так что девушка от неожиданности выронила ношу. Выпутавшись из одеяла, Хранительница заметила, что солнце хоть и склонилось над горизонтом, но ещё не спряталось, и она не одна.
- Кошмар? Всё нормально?
- Угу, - ответила девочка, подбирая одеяло с приёмником.
- Пойдём?
- Я сама, тебе лучше вернуться.
Девушка попыталась настоять на том, чтобы проводить Хранительницу, но та была непреклонна. Было видно, что настроение ребёнка безвозвратно испорчено. Зато удалось её убедить оставить одеяло.
- Заверни в него радио, чтобы не промокло. Я ночью уезжаю, но вернусь через неделю, привезу тебе клеёнку и батарейки.
- Клеёнку и батарейки?
- Клеёнка защитит от влаги получше одеяла, а батарейки - это что-то навроде еды для радио. Ты же не хочешь, чтобы радио голодало?
Девочка замотала головой, хотя так и не смогла представить ни клеёнку, ни батарейки.
- Ты правда придёшь ещё раз?
Кивок в ответ.
- Тогда я буду звать тебя Гостьей, хорошо?
Гостья улыбнулась и убрала девочке пряди со лба.
***
На каждое равноденствие Хранительнице шили новые торжественные одеяния: зимой белые, летом золотые. Портнихи, три сморщенные карлицы - сестры Надоеде, - знали своё дело от кроя до последнего стежка, но не могли нарушить традицию и шить без Хозяйки Леса. Хранительница стояла, подняв руки, посреди комнаты в луче яркого серебряного света, который лился из слюдяного оконца в потолке. По стенам стояли цветочные кадки, мягкий мох устилал пол - всё служило только уюту и умиротворению. Девочка напряжённо пыхтела. Она опаздывала: в девять вечера начиналась её любимая радиопередача. Люди в приёмнике заканчивали суетные разговоры о надуманных проблемах и принимались за рассказы в лицах. Ведущие говорили, что те истории - выдумка, но для девочки они были самыми что ни на есть взаправдашними. Или правильнее так: всё людское - и новости, и рассказы - были одинаково ненастоящими, но вторые говорили о самом важном и интересном, причём безо всякой шелухи 'новостей', в обратном не смогли бы переубедить девочку все ведущие на свете.
Начало девятого. Девочка притоптывает ногой. Карлицы степенно исследуют Хозяйку мерными верёвочками с узелками, обворачивают один слой ткани за другим, сметывают всё наживую. Надоеда молча стоит в углу. Духота.
- Я устала, давайте продолжим завтра.
Швеи со всем почтением выслушали просьбу-приказ, но молча продолжили ритуал: есть вещи в Лесу древнее Хранительницы.
Жужжание - откуда-то взялась муха. Бесцеремонная, она летала от фигуры к фигуре, пыталась подлезть под пальцы и осмотреть первой будущее парадное одеяние. Девочка схватила нахалку и сжала кулак, панцирь мухи захрустел. Швеи подняли головы в чепцах - не из-за звука, конечно, его никто кроме девочки не слышал, - а от резкого, нервного взмаха, но тут же продолжили своё колдовство. Девочка выдохнула, извинилась мысленно перед мухой и разжала ладонь. Муха, живая и невредимая, улетела прочь. До девяти вечера оставалось двадцать минут.
Она успела. То ли портнихи сжалились, то ли и вправду закончили на этот раз, но уже в девять ноль одну Девочка была у Яблони и доставала из-под корня полупрозрачный свёрток. Гостья привезла и клеёнку, и батарейки. Клеёнка Девочке не нравилась, какая-то мёртвая. Не сказать, что батарейки были живыми, но им, железякам, так и полагается. Тем более что они нужны для приёмника. Клеёнка тоже, конечно, нужна, но... Впрочем, отрицать пользу клеёнки Хранительница не могла. И в этом суть людей: всё у них хоть и мёртвое, но полезное.
Радиоприёмник сразу проснулся от щелчка кнопки, заиграла заставка передачи.
Она и правда успела.
Звуки выпрыгивали из динамика и, плавно раскачиваясь, разбредались по поляне, устраивались в ветвях Яблони. Девочка села, привалившись спиной к стволу, и погрузилась в спектакль. Над её головой в ветку вцепился любопытный снегирь, силясь понять, про что рассказывала коробка. Вокруг Хранительницы начал подтаивать снег, воздух посырел, как весной, а снежные покровы Яблони вдруг стали напоминать цветы. Будто вернулись старые добрые времена.
***
Гостья приехала! Девочка изо всех сил делала вид, что не заметила, как она появилась на полянке, и старательно заглаживала бока снеговика. Гулкий удар по маске, сдвинутой набок, - и Девочка носом воткнулась в своё творение, а по поляне разнёсся победный крик. За первым снежком последовал второй, третий, четвёртый: Гостья и не думала останавливаться. Под таким градом Хранительница не могла ничем ответить. Её провели! Уже не обращая внимания на удары, она подняла руки к небу и смахнула ветром с деревьев снег. В один миг вместо девушки вырос огромный сугроб - только оранжевая варежка торчала.
Снег забрался за шиворот, спрятался в волосах, налип на платье с маской, и Хранительница неспешно приводила себя в порядок. Только закончив, она заметила, что никто не вылез из сугроба, и варежка как торчала, так и торчит. Сколько прошло: полминуты, минута? Не больше ведь!.. И свет померк. Вокруг была уже не поляна, полная солнечных зайчиков, а ночная чаща. И тени травили девочку словно дичь. Видение исчезло, как только она оказалась у сугроба. Она вместе с ветром разгребала снег, рыла ладонями, лишь бы быстрее справиться. Сначала показалась красная шапка, затем глаза, нос и рот, девушка захлебнулась кашлем, выплёвывая снежные комья. Когда Гостья, тяжело дыша, уже сидела на остатках сугроба, она набрала воздух, явно для яростной отповеди, но не смогла ничего сказать. Девочка была бледной, одни глаза на лице, а в них только страх.
Через пять минут Гостья уже придирчиво осматривала снеговика, прикусив указательный палец в варежке.
- Экий он у тебя странный, - сказала она, не отнимая руки ото рта.
Снеговик напоминал грушу и был сделан из двух шаров: нижний - большой, больше, чем девочка могла обхватить, верхний поменьше, при этом голова так старательно прилажена к туловищу, что у снеговика вовсе не было шеи. Глаз, углубление размером с кулак, у снеговика красовался только один, второй - не успела сделать.
- Сама ты странная. - Девочка насупилась. - У нас все так делают!
- Ну, может, и не странный, но меня в детстве учили по-другому, хочешь, покажу?
- Больно надо...
Гостья не стала спорить, но всё равно принялась лепить в стороне своего снеговика. Девочка поначалу старалась не обращать внимания, но Гостья заметила, что за ней подглядывают и, после того как скатала первый шар, зачем-то вытащила из нагрудного кармана морковь и положила на снег. Девочка хотела её взять, но Гостья, скатывая второй ком, сказала:
- Это не тебе.
- А зачем она тогда, если не мне?
Девушка ничего не ответила, только, обернувшись, ехидно улыбнулась.
- Эй!
- Вот помогла бы, быстрее и узнала. Мне как раз нужен третий шар.
Чтобы подогреть любопытство, Гостья достала вдобавок к моркови две большие чёрные пуговицы. 'Опять меня провели...' - подумала Хранительница. Любопытство победило вредность, и девочка, сопя, начала помогать.
Этот снеговик сначала девочке не понравился: три шара друг на друге, вытянутая сосулька или та же морковь, никакой основательности и надёжности её снеговиков. Но тут Гостья приладила на место носа морковь, на место глаз - пуговицы, осмотрела, махнула рукой и повязала свой алый шарф. И Хранительница согласилась: что-то в таких снеговиках есть. Так они и провели весь день: лепили снеговиков (Хранительница научила Гостью, как всё-таки правильно их делать), играли в снежки, прятки и смеялись. Когда день прогорел, Гостья попрощалась и отправилась домой, а Хранительница - к Яблоне.
Девочка шла и напевала лёгкую мелодию, которую недавно услышала по радио. Люди называют такую музыку 'джазом', хотя это был одновременно и вальс, да ещё какой-то Дэбби, но ей было всё равно, главное, что музыка милая и весёлая. И от неё веяло весной.
'Пам. Пам. Пам, пам-пам'.
Ветви расступились, и она, закружившись, вошла на Поляну под капель из нот. Проход в живой стене сомкнулся, ветви заколыхались, и с комьев снега сорвались робкие капли. А за Хранительницей потянулись танцующие дорожки проталин.
'Пара-пара-па-пам'.
Девочка села под Яблоней и запустила руку в тайник с приёмником. Снег бежал от её прикосновений, прятался под землю, а на его месте тут же появлялись первые ростки. Зимние одежды Яблони превратились в звонкую капель, а на её ветвях начали набухать почки.
'Па-па-п... '
Музыка оборвалась, и поляну сковало холодом: побеги почернели и покрылись инеем, а талые дорожки стали ледяными шрамами на снегу. Приёмник был сломан: девочка сначала не обратила внимания, что внутри свёртка что-то звенит, перекатываясь, а когда развернула клеёнку, увидела уродливую вмятину, от которой расходились трещины по всему корпусу. Трясущимися пальцами она взяла радио - и из него посыпались кусочки деталей, - нажала кнопку, но та лишь провалилась внутрь.
Тьма залила поляну вместе с Хранительницей.
За ней гнались. Она спряталась в овраге, под корягой, надеялась, что так её не заметят. Её то отпускали, то снова настигали. Кто - она не знала, не видела, только угли глаз тлели во мраке. Она искала хоть какой-то проблеск: мутное пятно луны или хотя бы потерявшуюся звезду. Хоть что-то, лишь бы не было так страшно и одиноко. Но ночь не отвечала, только плотнее куталась в чёрно-фиолетовые облака. Наконец прямо над головой появилась звезда. А затем - рядом - вторая. Пары глаз зажигались по всему небу - её нашли.
Когда девочка пришла в себя, совсем стемнело. Она так и лежала под Деревом, рядом клеёнка и разбитый приёмник. А вокруг никого: Лес спал подозрительно беспробудно. Даже в зимнюю ночь кто-то охотится, кряхтят деревья, гуляет ветер. Никого. Боятся. Правильно делают. Но это потом. Хранительница вспоминала, когда Гостья уедет из деревни: её поезд должен отправиться в семь сорок утра, сейчас - беглый взгляд на часы - половина одиннадцатого. А вдруг она сумеет починить... Девочка не удержала всхлип, глядя на чёрный зев трещины.
А что если снова станет плохо? Нужно больше времени. Девочка закусила указательный палец, от отчаяния сжимая зубы всё сильнее. С руки сорвалась бусина крови. Безумная мысль осенила Хранительницу, так что она и думать забыла про боль.
Сначала она оторвала от подола платья большую полосу, затем принялась раскапывать снег и землю, царапая руки и обламывая ногти. Когда на белом полотне набралось две пригоршни почвы, Хранительница стала на колени перед Яблоней и поклонилась до самых корней. Поднялась, схватила тонкую и сухую веточку и отломала. Девочка ожидала чего угодно: что разверзнется земля, её на месте пронзит молния, но... ничего. Яблоня спала - или затаилась - вместе со всем Лесом. А может, была уже слишком стара, чтобы покарать Хранительницу. Что это означало для Леса, лучше было не думать. Но сейчас это заботило девочку меньше всего.
Она положила веточку на ткань, сгребла вокруг неё землю ладонями. Ранка уже успела зарасти, и пришлось закусить палец снова. Упали три тяжёлые капли. Каждая мерцала слабым внутренним светом, и это мерцание совпадало с ударами сердца Хранительницы. Капли будто и не собирались впитываться, держались на поверхности, словно были красными металлическими шариками. Вдруг веточку изнутри озарил свет, и кровь в мгновение исчезла. А на засохшем сучке появился зелёный лист.
Яростный стук в окно вырвал девушку из печальных размышлений. Выглянула посмотреть, кто же так барабанит, и сразу обо всём забыла. Такой напуганной Хранительницу она не видела и даже не могла представить. Не включая свет, девушка побежала к двери и впустила лесную гостью. К груди та прижимала какой-то свёрток. Девушка просунула голову за порог, огляделась: нет ли где соседей, и захлопнула дверь. Хранительница стояла посреди комнаты, так и не убрав руки от груди, и смотрела куда-то в стену. Это продолжалось где-то с полминуты, затем напряжённое до окаменения лицо скривилось, расплылось, и девочка заревела, выплёскивая всё накопившееся. Помня, что к духам нельзя прикасаться, девушка накинула на плечи Хранительнице плед и усадила на диван.
- Они у... у... убили! - захлёбываясь, выдавил из себя ребёнок.
На все вопросы она отвечала только новыми приступами плача и трясла свёртком. В этом сером и мятом комке девушка наконец узнала своё одеяло и клеёнку. Она забрала моток у Хранительницы и развернула на полу.
- Мда-а-а-а...
Девушка хотела бы утешить и сказать, что это случайность, что какой-то камень случайно упал и разбил радио, но... Таких камней, видимо, было несколько - налицо злой умысел. Нет, не всмятку, конечно...
- Хочешь, я подарю тебе новый?
Плач терял силу, и Хранительница яростно замотала головой.
- Я новый смогу уже на следующей неделе привезти, лучше старого! Честное слово!
- Но я хочу этот!
Девушка села на пол перед ребёнком и посмотрела ей прямо в глаза. Хранительница всё поняла и снова зарыдала.
- Но это же... - захлёбывалась она, - твой по-да-рок!
Девушка оставила её одну, пошла на кухню заварить чай, а когда вернулась, Хранительница тихо всхлипывала с разбитым приёмником на руках.
- На, держи. - Девушка протянула кружку чая, самую большую, что смогла найти. - А радио отдай мне, может, и починю. Но не радуйся раньше времени!
Любовь к технике она унаследовала от дедушки, страстного радиолюбителя. Дедушки уже не было, а вот чердак, полный всевозможных запчастей, остался. Беглый осмотр показал, что больше всего пострадали корпус и динамик. Их убийца не пожалел, но зато на них же и успокоился. С корпусом мало что получится, а вот заменить динамик да припаять оторванные провода и элементы - вполне возможно. Лишь бы только найти подходящие...
Хранительница полулежала на диване и следила за починкой. Точнее, пыталась: полумрак, мягкий плед и горячая кружка чая в руках убаюкивали, убеждали устроиться поудобнее и закрыть глаза. Она пока сопротивлялась, но уже смотрела на комнату сквозь ресницы. Гостья сидела в островке света от настольного светильника и колдовала над приёмником: длинной железкой с деревянной ручкой тыкала то в нутро радио, то в коробочку с застывшей смолой. Смола шипела, заполняла дымом комнату, а Гостья иногда шипела что-то в ответ.
Девушка внезапно оказалась у дивана. Хранительница бросила взгляд в окно: ночное небо уже не непроглядно-чёрное, а тёмно-лиловое, - всё-таки заснула.
- Просыпайся-просыпайся, держи.
Гостья протягивала ей приёмник. Передней решётки не было: зубы, рот и горло радио - динамик - были обнажены, но трещины, где возможно, заделаны.
- Включай, чего же ты.
Кнопка больше не западала безвольно, щёлчок - и радио ожило, шумя и возмущаясь, что его до сих пор не настроили. От радости девочка едва не кинулась Гостье на шею. Та вдруг перестала улыбаться, вспомнив:
- Стой! Я заработалась и забыла! Тебе не плохо? Помочь добраться до леса?
Девушка поднесла ладонь ко лбу Хранительницы, но та покачала головой. Улыбаясь, Хранительница бережно положила приёмник на диван и достала из-за пазухи свёрток, раскрыла его. Из горсти земли торчали тонкие корни, а по ветке пошли зелёные ростки. Гостья подняла глаза на девочку - она поняла, откуда этот стебель.
Девочка ещё раз, как будто извиняясь, улыбнулась.
- Приезжай к нам через две недели, двадцатого.
- Да я же и так собиралась приехать.
- Нет, я про другое. Приходи в Лес, на Праздник.
Девушка опешила.
- Они не заметят, не переживай. Я тебя встречу на опушке и сделаю так, что они не заметят.
'Даже если заметят - не их дело', - но вслух говорить не стала.
***
Если днём в сыром воздухе, бурых прогалинах на снегу и тихом журчании ощущалась весна, то ночью всё сковывали лёд и мрак. Но ёжилась девушка не от холода. Она стояла на опушке, вглядываясь в чащу из-за дерева. За время знакомства с Хранительницей она привыкла ко всякому, но сейчас Лес, похоже, и не старался притворяться обычным. Вместе с ветром доносился еле слышный звон колокольчиков, перебор струн, свист флейт и смех. Сначала девушка всё списывала на воображение, но, когда в глубине чащи замелькали огоньки, тусклые, как светлячки, - ей стало не по себе. Плавно раскачиваясь, один из светлячков оторвался от собратьев и полетел к ней. Затем он разделился на два, и наконец в мягком серебряном свете проступил силуэт лисы. Шерсть её была лунного цвета, кроме тёмно-алых кончиков ушей и хвоста. Двух хвостов, как заметила девушка. Волшебный зверь шёл прямо к её укрытию и держал в зубах какой-то свёрток. Положив посылку у корней дерева, лиса села на задние лапы и, повернув голову, смотрела на человека. 'Да она же награды хочет!' - догадалась девушка. Она вышла из-за дерева, спешно надела варежку и почесала посланнице шею. Лиса не отшатнулась и не укусила человека, а с радостью приняла ласки, зафыркав от удовольствия, и спустя минуту убежала в лес, взмахнув на прощание хвостами.
В свёртке лежала маска. Вытянутая морда, длинные усы - по три красных росчерка на каждой щеке, - заострённые ушки с тёмными хохолками придавали сходство с посланницей. Выдохнув, девушка приложила маску к лицу.
По крайней мере она не умерла сразу. Девушка оглянулась. Ничего не изменилось: ни лес, ни небо, ни луна. И в духа вроде тоже не превратилась. Она завязала верёвочки маски на затылке и отправилась в сердце чащи искать музыку, которая успела скрыться.
Что-то было не так, и дело вовсе не в празднике. Всегда, когда она приходила в гости, чувствовалась какая-то настороженность: звери прятались, ветер затихал. А ещё казалось, что за ней пристально следят. Ночью, а тем более ранней весной, легко разминуться с редкими ночными хищниками, но... Раньше будто даже деревья избегали её, тропинки путались под ногами и старались вывести на опушку. И только при девочке это прекращалось. А сейчас ей никто не мешал.
Спустя полсотни шагов, девушка нагнала музыку и смех, а скоро показалось и само шествие. Девушка подумала, что видит сейчас всех обитателей леса одновременно. И как они уместились среди деревьев?! В середине шли духи: звероподобные человечки облачились в праздничные одежды, насыщенно-яркие, разноцветные, отглаженные и так крепко накрахмаленные, что, казалось, слышно, как трещит ткань; а рядом шли или парили волшебные звери, гордо распушив мех. Отличить их можно было не только по нескольким хвостам, лишним парам глаз, но и по яркой и странной окраске, как у той лисы-посланницы. Нашлось место и для простых животных: держались они скромнее, в стороне, стараясь не попадаться духам. Но даже это не могло изменить общей радости. Все старались как могли украсить себя, выделиться: кто развесил цветочные гирлянды по ветвистым рогам, кто держал, как знамя, ветку, сплошь покрытую листьями, кто размахивал бумажным фонариком. Человечки несли чаши, чокались, угощали тех, у кого не было рук, а когда кто-то заводил песню, то нестройный хор пополам с воем тут же подхватывал её.
Девушка приблизилась. Она перебегала от одного дерева к другому, пряталась за ними. Она понимала, что звери волшебного леса всё чуют и замечают, но не могла побороть страх. Над головой ухнула сова. Девушка чуть не вскрикнула, испугалась, что ночная охотница поднимет тревогу, но та вспорхнула, перелетела на соседнюю ветвь и продолжила бормотать о своём, совином.
Наконец показалась Хранительница. Она возвышалась над толпой, плавно покачиваясь в переносном кресле. Не живое существо - статуя, которая не удостоит взглядом случайного прохожего, но посмотрит сквозь него. Пышные, тяжеловесные, с обилием складок одеяния только добавляли сходства с мраморным изваянием. Трон поднесли ближе, и девушка заметила, что взгляд Хранительницы рыщет из стороны в сторону. Сначала он пробежал мимо укрытия девушки, но тут же вернулся и остановился на дереве. Сомнений не было: её заметили и приглашали присоединиться.
Девушка робко вышла из укрытия, сделала пару шагов и чуть не споткнулась о пьяного гнома, в половину её роста. Тот разлепил окосевшие поросячьи глазки, сощурился и снова заснул.
Трон поднесли к Дереву, но Хранительница осталась неподвижной. А жители леса всё прибывали и прибывали на поляну, девушку зажали со всех сторон, чей-то огромный пушистый хвост упрямо лез в лицо. Внезапно толкотня закончилась, все стали смирно и беззвучно: Яблоня приковала их внимание. Из толпы протиснулся горбун в маске из коры на голове, балахоне из пожухлой листвы и таком же плаще. Он подошёл к трону и подал Хранительнице руку, и цветом, и толщиной напоминавшей сухую ветку. Хранительница опёрлась на неё всем весом, но горбун даже не покачнулся. Держась вместе, они направились к Яблоне. Он шёл будто по воздуху, его шаги не приминали и снежинки, а под её ногами таял снег. Только у самой Яблони горбун отпустил руку Хранительницы. К нему подбежал человечек, похожий на него, только не такой сухой и без горба, и протянул прозрачную бутыль. 'Белое вино', - сначала подумала девушка, но, присмотревшись, поняла, что это совсем не так. В бутылке плескался жидкий свет. И по сравнению с ним не только свечи в бумажных фонариках казались тусклыми, но даже луна выглядела фальшивой. Горбун протянул бутыль Хранительнице, та сделала несколько глотков и вернула её. Только теперь карлик отошёл от дерева, но в толпу не вернулся, остановившись чуть впереди.
Хранительница стояла неподвижно, а затем широкие рукава одеяния раскинулись журавлиными крыльями, будто девочка хотела взлететь, но не могла. Это продолжалось минуту, а может и полчаса, да и не имело время никакого значения здесь, в сердце леса. Раздался странный утробный звук: 'Ом-м-м-м', тихий, еле слышный. Девушка поняла, что идёт он от Хранительницы. Звери и духи присоединялись к ней один за другим, пока поляну не заполнил монолитный звон, будто гудение огромного колокола.
И хлынул дождь.
Тёплые майские капли срывались прямо с чистого звёздного неба, разбивая, смывая с поляны снег и зиму. И дряхлая Яблоня ожила. Минуя дни, буквально за секунды, распустились почки, потянулись к небу листья. Только цветы не появлялись. Время шло, толпа тянула ноту всё выше и выше, но не выдержала, споткнулась, колокол упал и разбился в разноголосицу осколков. Все смолкли. Но Хранительница продолжила стоять с воздетыми руками. Вдруг кто-то радостно заревел: на дереве появился цветок! Только один, хрупкий и одинокий, как первая снежинка ранней осенью. Да, Яблоня толком не зацвела, но все принялись танцевать и обниматься, забыв про дождь. Даже девушка не смогла сдержаться и плясала вместе со всеми.
Вдруг неведомая сила вырвала её из хоровода, хотя Гостью просто одёрнули за рукав. Задыхающаяся от веселья, она не сразу поняла, что девочка в белом платьице и маске лисы перед ней - Хранительница. И она куда-то настойчиво требует пойти.
Уже на краю поляны Гостья обернулась и заметила среди празднующих фигуру в белом торжественном облачении. На немой вопрос ответили новым подёргиванием рукава. Когда шум праздника стих в гуще леса, девочка остановилась и повернула маску на бок.
- А кто всё-таки там?
- Лиса. - Девочка мотнула головой, показывая на личину, и, опередив вопрос, добавила: - Нет, на церемонии была я, мы потом поменялись.
Гостья испытующе посмотрела на Хранительницу, но та лишь ехидно улыбнулась:
- Всё тебе расскажи.
- Разумеется. - Гостья улыбнулась в ответ.
Они гуляли по лесу, играли в снежки при свете луны и весело болтали ни о чём. Но Хранительница заметила: Гостью что-то тревожит весь вечер, почувствовала тень скованности: и в прятках она быстрее обычного нашла Гостью, и санки ехали медленнее, и снеговики получались не такими красивыми. Хранительница пыталась не обращать внимания и просто веселиться, но это получалось всё хуже и хуже. В самый разгар игры в снежки она не выдержала и остановилась. Снежок прилетел девочке прямо в голову, но она не стала отвечать, даже не отряхнулась, так и стояла с бело-голубыми искорками в смоляных волосах.
- Что случилось? - спросила Гостья и опустила руку с заготовленным снежком.
- Лучше ты скажи, я же вижу: что-то не так.
Гостья разжала пальцы - и снежок плюхнулся на землю.
Молчание.
- Что же случилось? - Девочка подошла к Гостье.
- Мне нужно уехать.
Если раньше тревога девочки была зёрнышком, то теперь оно пустило побеги. По сердцу поползли колючие ростки.