Чикин Александр Фёдорович : другие произведения.

Андрюшка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Маленькая повесть или большой рассказ


   АНДРЮШКА
  
   1
  
   Я познакомился с Андреем Виногурским в армейском карантине. Он
   был родом из Москвы, а москвичей в армии тогда не любили. Но он был не
   простой москвич.
   Его родители развелись, когда Андрею было лет тринадцать. Отец
   работал фокусником-иллюзионистом в одном из московских цирков. Мать
   в прошлом была цирковой воздушной гимнасткой, а на тот момент -
   мелким клерком в Министерстве обороны.
   Детство Андрея прошло в цирке. Он объездил всю страну с
   гастролировавшими родителями и многому от них научился. На спортивной
   площадке ему не было равных. Но самым примечательным было, конечно, не
   это, а то, с какой лёгкостью он при желании мог обчистить карманы
   собеседника или набить их какой-нибудь дрянью. Да и вообще, мелкие
   предметы в его руках теряли материальность и становились фантомами, то
   исчезавшими, то возникавшими ниоткуда по Андрюшкиному произволу.
   Предметами покрупнее он ловко жонглировал, а уж совсем большие
   использовал как спортивные тренажёры.
   Матушка Андрея, потакая материнским инстинктам, привела в действие
   бюрократическую машину Минобороны и на четвёртом месяце его службы,
   когда Андрей окончил учебку и стал водителем в автобате, пришёл приказ
   о его переводе в Москву, под заботливое мамино крылышко.
   - Чёрт его знает, - чеша затылок, бормотал старшина автобата, -
   как тебя отправлять? Ни шинели, ни шапки, ни парадки, ни ботинок:
   ничего у тебя, Виногурский, нет!
   - Так всё же "деды" забрали, товарищ прапорщик, едва я порог
   казармы переступил! - оправдывался Андрей.
   - Понятно, что не "салаги", а мне-то что делать? - прапор
   задумчиво обозревал ряды шинелей и кителей, висевших в каптёрке. -
   Ладно, боец, иди пока: что-нибудь найду.
   Те, кому доводилось получать военную форму, знают, что её шьют на
   очень маленьких толстых людей с короткими ручками и ножками. Но под
   этот общевойсковой стандарт подпадают не все. Для стройных великанов
   от метра пятидесяти и выше найти подходящую форму - неразрешимая
   проблема. Надписи, типа "рост пятый" обозначают полноту, и вам вручат
   бриджи для бегемота.
   Прощаться с нами Андрей пришёл широченным амбалом. Погоны не
   давали обвиснуть плечам кителя и он едва пролез в дверь. Бутафорность
   громилы выдавали эфемерная толщина профиля и торчавшие из широченных
   рукавов и штанин тонкие запястья и голени. Церковной хоругвью проплыл
   он по коридору в нашу сторону.
   - Ну, ребята, не поминайте лихом! - пообнимавшись с нами начал
   Андрей. - Зашёл попрощаться, подарить вам на память котлы, - он начал
   раздавать нам наши же часы, которые поснимал с нас во время объятий, -
   а Витьке - военный билет. Всё равно он часов не носит.
   Витька испуганно схватился за опустевший карман и, цапнув военник,
   отошёл на безопасное расстояние от Виногурского.
   - Где это ты такие "черевички" удохлял? - плеснул желчью
   обидевшийся Витька и все посмотрели на ботинки Андрея. - Как "чмо" в
   столицу завалишься.
   - Не, мне больше нравится слово "панк", - начал объяснять
   Андрюшка.
   Он тоже глянул на свои башмаки и его фуражка, висевшая на затылке,
   свалилась на нос.
   - Классно экипировал меня старшина, - продолжал Андрей, - один
   башмак допотопный, кирзовый, а второй - яловый, новый. Фура - шестьдесят
   второго размера. Парадку вы сами видите, а шинель с шапкой - это шедевр!
   В них, наверное, лет пять под машиной валялись: ремонт делали. Мазута
   на их пропитку килограмм шесть ушло.
   Как ни жалко было расставаться - разошлись.
   Андрей по дороге на вокзал оторвал где-то кусок алюминиевой
   проволоки, согнул её "змейкой" и, свернув в кольцо, пристроил внутри
   фуражки. Фура перестала балансировать на ушах и заняла устойчивое
   положение.
   В вагоне Виногурский обнаружил, что его спутницами будут две
   смазливые девчонки, едущие на учёбу в Оренбург. Он тут же покорил их
   сердца своим глазомером и твёрдостью руки, метнув с порога на гвоздь
   фуражку. Фура точно легла в цель, но алюминиевая конструкция
   отстыковалась в полёте и, брякнув о стену, со звоном опрокинула со
   стола стаканы с чаем на девичьи колени.
   В Оренбурге, при пересадке на московский поезд, Андрей стал
   жертвой городского военного патруля. За внешний вид, порочащий
   Советскую армию, Виногурский дня три просидел на "губе".
   В Москве Андрей первым делом кинулся домой - проведать маму.
   Открывшая ему дверь родительница, увидев на пороге огородное пугало
   в лихо заломленной на затылок фуражке, из-под которой торчали
   алюминиевые провода, и угадав материнским чутьём в нём своё чадо,
   выронила из рук полотенце, привалилась к стене, подперев рукой щёку, и
   замерла. Через секунду её губы, задрожав, искривились и из широко
   раскрытых глаз побежали слёзы: узнала.
   Затащив блудное чадо в дом, мать сорвала с него танковые чехлы,
   открыв для себя преступную худобу, и прогнала Андрюшку отъедаться на
   кухню, а сама, схватив ножницы, линейку и мел, занялась кройкой и
   шитьём мундира параллельно со стиркой шинели и шапки.
   К утру всё было готово: стиральная машина покрылась изнутри
   толстым слоем мазута, швейная - сломалась, а Виногурский стал
   дезертиром - в армию отправляться было не в чем. Достирывалось и
   дошивалось всё руками ещё дня три. При этом было сломано сколько-то
   ногтей и иголок, а бывшая белая ванна, стала похожа на Мойдодыра,
   любящего купать мотоциклы. От дезертирства Андрюшка реабилитировался,
   выкинув в мусорное ведро проездные билеты и смело исправив в документах
   три дня гауптвахты на шесть. Взяв в адвокаты маму, безумно тоскующую
   по утраченным ногтям и от ожидающей разлуки, Виногурский храбро вторгся
   на территорию новой части.
   В Москве Андрюха пропадал не долго - месяца три. Он возил
   какого-то генерала из какого-то штаба на "Волге". Генеральская дочка
   положила на Виногурского глаз и её папик, удручённый мизерностью выбора
   своего дитяти, сослал Андрюшку обратно к нам. Интриги бывшей воздушной
   гимнастки, по возвращению сына, не возымели действия и генеральской
   недоросли пришлось строчить пламенные письма, хотя Андрей предпочитал
   телеграфные переводы.
   Архаровцы из автобата, куда вновь попал Виногурский, могли любого
   довести до ручки. Командиры этой части менялись как перчатки. Текучка
   руководящих кадров не способствовала укреплению воинской дисциплины и
   часть, попав в порочный круг, не вылезала из отстающих. Новый командир
   автобата, майор Коржов, решил исправить положение и начал своё
   командование со строевого смотра.
   Осмотрев чумазых водил и полупьяных офицеров, майор заметил
   Виногурского, который выгодно отличался чистотой, постиранной и
   отутюженной маминой рукой, гимнастёрки, так как только вчера прибыл
   из Москвы.
   - Как фамилия? - спросил командир.
   - Рядовой Виногурский, товарищ майор! - отчеканил Андрей.
   - Рядовой Виногурский, выйти из строя! - приказал Коржов. - Вот,
   посмотрите, в каком виде вы должны быть каждый день. Приятно глазу
   посмотреть на бойца! И постиран, и поглажен, и побрит, и образцово
   подстрижен. Снять головной убор!
   Пилотка вспорхнула с Андрюхиной головы в руку. Часть, после
   секундного замешательства, схватилась за животы и грохнула со смеху.
   Дело происходило в 1979 году и мало кто в стране, даже в редких
   тогда иностранных журналах, видел панковскую причёску "ирокез",
   которая, как петушиный гребень, украшала Андрюхину голову.
   - Это что за ...!? - выругался майор, лицо которого пошло
   багровыми пятнами.
   - Это - чтобы пилотку ветром не унесло, товарищ майор, - соврал
   Андрей, - В Москве, при штабе, все солдаты так ходят.
   - Прапорщик Орлов! Побрить этого урода под Котовского, - пунцовый
   командир достал платок и вытер лоб. - Рядовой Виногурский!
   - Я!
   - Объявляю вам: трое суток ареста!
   - Есть, трое суток!
   Отсидев на "губе", Андрей объявил командиру войну.
   Майор Коржов заступил в наряд дежурным по части. Андрюшка сделал
   из кальсон, нательной рубашки и сапогов чучело молодого бойца и, после
   вечерней поверки, вывесил его под потолком сушилки, самой тёплой
   комнаты в казарме, где сушились портянки и сапоги. Эта комната
   постоянно использовалась для ночных посиделок старослужащими и их
   разборок с салагами. Офицеры про это знали, знали про их знания и
   солдаты, и когда в наряд заступали рьяные служаки, типа Коржа,
   считавшие своим долгом: контроль сушилки, в ней никто не собирался.
   Лампочки в этой каморке, по традиции, не горели, чтобы зашедший со
   света не мог разглядеть лиц собравшихся.
   Коржик, после "отбоя", заглянул в эту комнату и оторопел: в
   жутком, душном мраке сушилки, под потолком, в пугающей выси, покачивая
   сапогами и смутно белея исподним бельём, болтался "жмурик". Неведомая
   сила вышибла майора из комнаты. Припечатав снаружи спиной дверь,
   дрожащей рукой, Коржов вытащил из кармана платок и вытер пот,
   высыпавший на лбу. Суицид и неуставные взаимоотношения тяжким грузом
   ложились на плечи командиров и майор запаниковал.
   - Дневальный, бегом сюда помощника дежурного по части! - приказал
   Коржов.
   - Товарищ майор... - начал доклад подлетевший помощник, но Коржик
   его перебил:
   - Орлов, у нас жмур в сушилке.
   Поняв по виду командира, что тот не шутит, прапор засуетился:
   - Кто, товарищ майор? Как фамилия? Своими руками удавлю, гада! -
   рассердился Орёл. - Может просто спит? Пульс щупали?
   - Хрен ты до этого пульса дотянешься: под самым потолком висит!
   - Срезать! Может, откачаем? - прапорщик полез в карман за ножом.
   - Думаешь: самоубийство? А если неуставняк? Улики уничтожить
   хочешь? - обозлился Коржик. - Нет уж, стой здесь! Я уже и так там
   натоптал - все следы, наверное, испортил. В сушилку никого не пускать,
   самому не заходить! Я к дежурному по соединению с докладом.
   Сушилка имела смежную стену с каптёркой и предыдущий каптенармус,
   узбек, уволившийся прошлой весной, чтобы меньше мёрзнуть, прорубил
   маленькое оконце в кирпичной кладке возле самого потолка. Занявший его
   место якут, чтобы не изнывать от духоты, не придумал ничего лучше,
   чем сделать, для вентиляции, в противоположной стене аналогичную дырку
   в бытовку. На взгляд простого смертного, в эти маленькие отдушины
   пролезть было нельзя, тем более что находились они под потолком, на
   высоте в четыре метра. Для сына воздушной гимнастки, это оказалось -
   плёвым делом.
   Бытовка выходила в расположение батальона и из коридора, куда
   имели выходы сушилка и каптёрка, её дверь была не видна. Увидев, как
   Коржик кинулся вниз по лестнице, а у двери встал на охрану прапор,
   Андрюха понял, что его чучело снимать без посторонней помощи, пока, не
   собираются. Через минуту он уже перебирал руками по трубе, проходящей
   под потолком сушилки, подбираясь к "висельнику". Спрятав чучелку в
   каптёрке, Виногурский выскользнул из бытовки и тихонько забрался в
   постель.
   По лестнице загрохотали сапоги - в казарму вошли Коржов и
   дежурный по соединению полковник Капустян, он же начальник штаба нашей
   дивизии.
   - Значит, ты говоришь, что твои солдаты судом линча занялись? -
   полковник остановился возле прапора.
   - Никак нет, товарищ полковник! - Орлов посчитал, что риторический
   вопрос обращён к нему. - Похоже, слава богу, - самоубийца! Пока вы,
   товарищ майор, за товарищем полковником бегали, удавленник в
   конвульсиях бился: ажно труба ходуном ходила! Меня чуть инфаркт не
   хватил! Как отопление не лопнуло? Только ведь ремонт на первом этаже
   закончили! Ну, думаю: хана - сейчас сорвётся, паразит, и все потолки
   внизу прольёт! Обошлось... Весь бы обварился, дурачок.
   Капустян захлопал глазами, переваривая услышанное.
   - Да вы, что! - полковник схватил Орла за грудки. - Спасать пацана
   надо! Идиот! Я вас обоих под суд отдам!
   Начштаба отшвырнул старшину и, распахнув дверь, прищурил глаза,
   силясь разглядеть что-либо в душной темноте.
   - За что это под суд? - не понял прапор. - Приказ командира -
   закон для подчинённого! Мне было велено не входить и никого не
   впускать. А оне сюда могут, товарищ майор? - указывая на Капустяна
   поинтересовался Орёл. Коржик молча потел и протирал лоб платочком.
   "Оне", наконец-то всё рассмотрев, с разворота двинули прапору в
   зубы. Орёл кувыркнулся к туалету.
   - Шутки шутить!? - Капустян сгрёб Коржа. - Скотина!
   От полученной колобахи, майор, чтобы не потерять равновесие,
   привалился к полу возле каптёрки. Разъярённый полковник вылетел в
   дверь, врезав, на всякий случай, подзатыльник дневальному.
   Оклемавшись от Капустяновского "благодарю за службу", Орёл стал
   приводить в чувство Коржова:
   - А жмурика товарищ полковник унёс? - спросил он, увидев, что
   майор начинает подавать признаки жизни. - Как рапорт писать? Я даже не
   понял кто и повесился-то! Фамилию-то какую указывать? Может, это и не
   наш вовсе боец, а приблудный какой?
   - Ну-ка слезь с меня! - майор поднялся. - Ты удавленника снял?
   - Как можно, товарищ майор? - удивился прапор. - Я, по вашему
   приказу, даже дверь не открывал! Да и боюсь я этих покойников, а вы
   говорите: "снял"!
   Коржик осмотрел сушилку: спрятаться было негде - голый пол,
   батареи на стенах, зарешёченное окно и труба под потолком.
   - Ты, сволочь, его снял! - опять наехал на прапора Коржов.
   - Да что вы заладили: снял, да снял! - рассердился Орлов. -
   Дневальный! Капустян, что ли, жмура унёс?
   - Никак нет! - отозвался похмелённый в чужом пиру.
   - Куда же он подевался? - прапор заглянул за батарею. - Я же,
   своими ушами слышал, как он трубу ломал!
   - Мистика, какая-то! - возмутился Коржик. - Он же вот здесь,
   прямо перед дверью, висел! Не привиделось же мне!? Давай, старшина,
   личный состав пересчитаем, - майор опять смахнул платочком пот.
   Принялись считать, бродя между кроватями. Даже после пятого
   пересчёта все были на месте. Пересчитали первый этаж - тоже самое.
   Неожиданную, для себя, смётку проявил Орлов:
   - Нужно скомандовать "подъём", товарищ майор! Висельник-то не
   встанет, останется лежать. Тут мы его и повяжем!
   - Тебя послушать - с ума сойдёшь! - уязвил Орла Коржик. - Если
   он, получается, до кровати добрался, то хрен ли ему и при подъёме не
   встать?
   - Ну и пусть встанет! - у Орла оказался на редкость изощрённый
   ум. - Мы у них шеи проверим!
   По команде все построились повзводно, недовольно щурясь от света.
   - Сержантам: проверить наличие личного состава! - скомандовал
   майор, расхаживая перед строем, скромно прикрывая платочком опухающую
   скулу.
   Прапорщик бросился осматривать двуярусные кровати:
   - Есть покойничек! - радостно возвестил он через минуту из
   дальнего угла. - А, так ты ещё живой, сволочь! А ну иди!
   Орёл выгнал из кроватного лабиринта на свет заспанного,
   растерянного якута - каптенармуса, которого никакие "тревоги" не
   касались: при любых манёврах, он всё равно оставался в казарме спать
   в своей каптёрке.
   Схватив солдата за загривок, прапор согнул его буквой "Г" и,
   развернув к свету, стал рассматривать шею:
   - Кажись, этот, товарищ майор! - Орёл показал Коржу на багровые
   следы от своих пальцев на шее у каптёра. - Ну, ты, поверни голову, гад!
   И что тебе, сволочи, не жилось?
   - Это не тот, - определил Коржов, увидев, что покраснение на шее
   быстро проходит.
   Сержанты доложили о наличии людей и прапорщик с майором пошли
   вдоль строя, пристально всматриваясь в адамовы яблоки. Не обнаружив
   ничего подозрительного, объявили отбой.
   Бережно поглаживая синяки и рассуждая о боксёрских качествах
   Капустяна, спустились на первый этаж. Процедура с подъёмом и осмотром
   была безрезультатно продублирована: тайна осталась.
  
   2
  
   Андрюха натёр сапогом ногу. Образовался абсцесс и щиколотку
   раздуло. Виногурского госпитализировали.
   Оказавшись в отделении хирургии, Андрей стал любимцем
   сердобольных сестёр. Раз уж он имел власть над генеральскими чадами,
   то дочерей рабочих и колхозников своими фокусами покорял легко, а дочки
   интеллигенции, даже сельской, только о нём и мечтали.
   Я тоже оказался в госпитале, в том же отделении.
   Все два года армии я был болен музой живописи и в моменты
   обострения оказывался госпитализированным. Тогда из меня лезли
   санпросветовские плакаты, и очередной красный уголок какого-нибудь
   отделения госпиталя покрывался росписью. Поскольку послеоперационных
   травм у меня не было, меня назначили старшиной отделения. Я должен был
   следить за чистотой в палатах, составлять графики мытья полов и вообще
   быть правой рукой дежурившего медперсонала - что, впрочем, не
   мешало мне переводить краску.
   - Ребята, вы когда-нибудь клизму делали? - спросила нас медсестра
   Зина, когда я рисовал очередную хирургическую страшилку о ранней
   диагностике геморроя, а Андрюха мне позировал, подставив нарыв на
   ноге. - Может, поможете мне?
   Перспектива поставить клизму фигуристой красотке нас сильно
   воодушевила и мы сказали, что готовы делать с ней эту процедуру каждые
   пять минут. Я даже готов набросать эскизы для будущего эпического
   полотна "Венера Эсмарха".
   - Дураки! - обиделась Зинуля. - Не мне, бестолочи, а Семёнову из
   вашей палаты. У меня работы полно и я до отбоя не поспеваю! Поможете, а?
   Отказать ей было невозможно, и она повела нас в комнату, где,
   помимо ванны, стояла кушетка, гинекологическое кресло и много других
   спортивных снарядов. Семёнов уже покорно лежал на кушетке, спустив
   штаны.
   - Ну, справитесь? - вручив нам кружку с резиновой кишкой,
   спросила Зина.
   Признаться в том, что человек, запросто рисующий геморрой любого
   размера, в жизни не делал клизму - не позволило самолюбие. Самолюбие
   Виногурского было не меньше моего: мы соврали, что справимся.
   - Это ты зачем делаешь? - спросил я Андрюшку, выковыривающего
   шпателем из баночки вазелин в кружку Эсмарха.
   - С водой вместе в него загрузим, чтобы всё из него, как по маслу,
   выскочило! - объяснил Андрей. - А иначе, зачем же ещё она нам этот
   вазелин дала?
   - Ребята, - забеспокоился Семёнов, - им надо наконечник на шланге
   смазать!
   - Не трепись, а то изо рта всё выльется! - Андрюха ткнул его в
   бок, но вазелин на всякий случай выловил и уложил в баночку, - Сань,
   ты надевай фартук, а мне дай перчатки.
   - Мне кажется, что фартук и перчатки для кого-нибудь одного. Или
   ты всё сразу надевай, или давай мне.
   - Раз уж нас двое, - остановил мои пререкания Виногурский, - то
   давай соблюдать технику безопасности. Ты наденешь фартук и встанешь
   около кушетки. Я встану за тобой и буду в перчатках держать кружку -
   вдруг гидроудар? Я не хочу руки пачкать! А фартук нас обоих от брызг
   защитит.
   - Что значит: "гидроудар"? - опять заворочался обеспокоенный
   Семёнов, ни черта не смысливший в гидравлике. - Вы что делать собрались?
   - Сань, воткни ему эту кишку в рот, чтобы заткнулся. Давай его с
   переднего конца, через желудок промоем! - Андрюха стал зловеще
   натягивать перчатки.
   Семёнов притих, а я повязал фартук. Налили воды из-под крана и
   заняли предложенную Андрюшкой позицию. Ослабили зажим на шланге и
   вода ушла. Как ни жмурились, гидроудара не случилось.
   - Ну? - Андрюха потрепал жертву по загривку. - А ты боялся! В
   туалет хочешь?
   - Кажется, нет, - неосторожно признался Семёнов и попытался встать.
   - Стоп! - придавил его к кушетке Андрей. - Я так и думал! То-то я
   смотрю, какая-то кружечка детская! У нас в цирке лев постоянно запорами
   мучался, у его клетки прибор раза в три покрупнее этого висел. Всё ясно:
   дозировка мала.
   Процедуру повторили.
   - Ну, а теперь как?
   - Холодно, ребята. Пустите меня, я в палату пойду.
   - Вот чуяло моё сердце, что с вазелином заливать надо! - Андрюха
   выковырнул мазь обратно в кружку.
   Налили воды и Андрюха, с видом заправского чаёвника, побултыхал в
   кружке шпателем. Вазелин поплавком болтался на поверхности.
   - Ацетончику бы капнуть: он бы любую мазь враз развёл! -
   посетовал Андрей. - Заливай!
   Вода скрылась в недрах Семёнова, а весь вазелин остался на дне
   кружки.
   - Может, ты вручную мазь заправишь, раз она механическим путём не
   идёт? - предложил мне Андрей.
   - Перчатки у тебя - ты и заправляй, - отбоярился я.
   - Ребята, пустите! - лязгая зубами, взмолился Семёнов. - Я
   погреться под одеялом хочу.
   Парня бил озноб, а кожные покровы приобрели синюшный оттенок.
   Посовещавшись, решили на время прервать процедуру. Пациента отпустили
   греться.
   В палате Семёнов забился под одеяло, свернулся калачиком и мелко
   затрясся. Мы сели напротив и Андрюха принялся озабоченно поглядывать
   то на Семёнова, то на свои часы.
   - Ты куда-то торопишься? - поинтересовался я.
   - Нет, конечно! - объяснил Андрюха. - Некоторые трюки моего отца
   делались на основе химических реакций. Время исполнения трюков напрямую
   связано с пропорциями количеств химических веществ, применяемых
   в фокусах, - Андрей ткнул пальцем в Семёнова. - Хочу выявить обратную
   связь между количеством применённой жидкости и временем наступления
   реакции. Чтобы в следующий раз использовать максимальные дозы, без
   перерывов в опыте. Тогда эффект будет мгновенный и зрители завизжат от
   восторга!
   - Какие зрители? - не понял я.
   - Дурень, - хлопнул меня по плечу Андрюшка, - да мы с тобой! Ну,
   можно ещё Зинку пригласить, если хочешь, - добавил он, - будем оба за
   неё от гидроудара прятаться.
   - Что ещё за гидроудар такой? - спросил я.
   - Как бы это объяснить? - призадумался Андрей. - У отца был трюк,
   правда, я тогда совсем маленьким был и плохо помню, но там у него тоже
   всякие емкости с такими же шлангами были, а вместо задницы Семёнова
   использовалась, как правило, форсунка в рукаве. Когда наступал
   гидроудар, отец окатывал передние ряды зрителей водой. Больше всех этот
   номер нравился мне и директору цирка. Потом, как-то раз директор
   случайно попал под струю и запретил номер. Поэтому я технологию трюка
   путью не изучил. Да тут ещё матушка на директрису булавы с трапеции
   уронила и нас сослали в гастрольную труппу. Реквизит стал минимальным
   и многих вещей я из-за этого не изучил.
   В палату зашла Зина делать уколы. Увидев нас, сидевших, как грифы
   возле издыхающего зверька, она бросила у двери тележку с медицинским
   скарбом и кинулась к нам.
   - Что случилось? - всполошилась сестра. - Что с ним? Господи! Ты
   почему такой синий? А холоднющий-то! Да у тебя озноб! - закудахтала
   Зинка. - Что вы с ним сделали? Вы что - в ледяной воде его искупали?
   Или...
   - Что просили, то и сделали, - перебил Андрей. - Простая клизма,
   а шума, как при наводнении!
   - Балбесы, с чего же его так знобит!? - Зина зачем-то дала мне
   подзатыльник. - Быстро со мной за грелками!
   По дороге в процедурную выяснилось, что в Семёнова нужно было
   заливать не кипяток, не ледяную, а только тёплую воду. Подивившись
   на тонкости хирургии, наполнили грелки.
   Согретый Семёнов вскоре заснул. Виногурскому надоело сидеть возле
   кровати и он прилёг. Скукоженный Семёнов, разморённый жаром грелок,
   расслабился, распрямляясь во всю длину матраса. Заметив движение,
   Андрюха тут же оказался на стуле возле него.
   Ледяной зажим и последовавшая тропическая расслабуха резко
   оборвались: внезапно глаза Семёнова широко распахнулись и упёрлись в
   холодный, изучающий взгляд Виногурского. Андрюха, проявив
   нечеловеческую проницательность, мельком взглянул на часы и
   отстранился, освобождая дорогу к двери. Доли секунды спустя
   бессмысленный взгляд Семёнова проникся животным ужасом. Разметав
   одеяла и грелки, с диким воем команчей опрокинув меня, Семёнов кинулся
   на штурм туалета. Безнадёжно проигрывая ему в скорости, Андрей
   выскочил в коридор.
   - Есть гидроудар! - обрадовался Виногурский, увлекая меня по
   ржаво-бурому, широкому следу, начинавшемуся от двери палаты. - Не зря
   я перчатки надевал!
   - Теперь надо бы подумать где калоши достать, - размечтался я, -
   видишь, какой широкий разлив впереди, у ординаторской? Не перепрыгнешь!
   В двух шагах от туалета бледнеющий след оборвался.
   - Совсем немного заряд не рассчитали! - посетовал Андрей.
   Произведя в уме какие-то сложные расчёты, Виногурский подвёл итог:
   - Опыт провели некорректно. Грелки, конечно, послужили
   катализатором. Может быть, и расчёты ещё не верны: получается, что для
   одномоментного эффекта нужно применить восемьдесят девять с половиной
   литров жидкости, что примерно на девятнадцать с половиной килограммов
   больше веса данного реквизита и по объёму в него не войдёт. Нужно всё
   ещё раз просчитать! Можно и с температурными показателями воды
   поработать, но и тут, похоже, у меня ошибка в расчётах: при ста
   градусах по Цельсию аналогичный эффект получается всего от пятидесяти
   трёх граммов кипятка! Не доверяю я этой математике! Прав мой отец:
   практика - критерий истины!
   Из двери туалета вышел сконфуженный Семёнов.
   - Ну, простофиля, понял, что значит гидравлический удар? -
   отстраняясь от него, произнёс Андрей. - Сила! Давай сейчас быстренько
   всё прибери здесь, помойся, поменяй тапочки и пижаму, и пулей в
   реквизитную или, как там её..? На кушетку, в общем. Не волнуйся: всё
   исправим. Мы уже практически знаем, как этот трюк исполнять нужно!
   Семёнов позорно дезертировал под защиту слишком уж сердобольной
   Зинки. Ни подтвердить, ни опровергнуть практикой Андрюшкины расчёты нам
   так никогда и не довелось. А к малодушному Семёнову, парню из городка
   Цивильска Чувашской республики, прилипла каламбуристая кличка:
   "Цивильский серюльник".
  
   3
  
   Зачем-то нужно было отправить каталку из реанимации в терапию, на
   другой этаж. Оля, простая и милая девушка с задатками старой девы,
   дежурившая в отделении хирургии, вела меня и Андрея по длинному пустому
   коридору в операционный блок, где находилась реанимация. Дело было
   вечером, после отбоя.
   Простодушная и инфантильная Оленька, как дитя, радовалась
   Андрюшкиным фокусам и моим санпросветовским страшилкам. Прямо-таки
   боготворя наши таланты, она почитала нас за кумиров. Не желая
   разочаровывать ребёнка, мы из кожи вон лезли, чтобы не ударить лицом в
   грязь.
   - Понимаете, мальчики, вы единственные из знакомых мне ребят, кто
   умеет себя вести по-человечески. Об офицерах я вообще молчу, - шествуя
   впереди нас, рассуждала Олечка, - вечно пьяные, небритые, с липкими
   руками животные!
   Мы удивлённо переглянулись, изобразили на мордах звериный оскал и
   протянули скрюченные когтями пальцы к нашей красавице, намереваясь
   ухватить её пониже спины.
   - Вот бы все такими порядочными, как вы, были! Совсем бы другая
   жизнь в нашем селе началась! - Оля повернулась к нам, дойдя до двери в
   оперблок и доставая из халата ключи. Мы успели спрятать за спинами свои
   лапы и придать своим рожам овечью кротость, всем видом показывая, что
   мы, если уж и животные, то, во всяком случае, домашние. - Я ведь из-за
   наших деревенских дикарей в город подалась, - Оля подняла к нам свои
   огромные, синие глазищи. - Но здесь - тоже самое! А с вами, ребята, я
   такой защищённой себя чувствую! Вы просто настоящие рыцари, - подвела
   она итог, а мы скромно потупились.
   Зайдя в операционный блок, открыли реанимационную. Через всю
   комнату, привязанная к дорогущему оборудованию, была натянута верёвка
   с которой свисали постромками и кружевными подпругами изысканные
   дамские бюстики и ажурные трусики. Среди хитросплетения кружев на
   каждом предмете затейливой вязью был вышит вензель "ДТ".
   "Дульсинея Тобосская!" - враз определил я в уме обладательницу
   дорогого белья.
   - Бесстыдница! - возмутилась Оля. - Опять эта Танька Дубина своё
   барахло понавешала! В общежитии, видите ли, воруют! Наверное, это
   бесстыдство уборщица сжигает! Это же вызов обществу! Казённое бельё
   клеймить нужно, а не этот разврат! Поскромнее надо быть. А ещё плачет,
   что её замуж никто не берёт!
   - Завтра же предложу Таньке руку и сердце, - шепнул мне Андрей.
   - Очень живописно твои кальсоны среди этих кружев смотреться
   будут! - поддержал его я.
   Взяли каталку и удалились. Лифт призывно раскрыл свои двери и
   поглотил Олю с лежанкой на колёсах. Нам с ними было нельзя - отбой.
   - Давай, Саня, в палату дуй, - Андрей привалился к стене, - а я
   Лёльку подожду. Мне с ней переговорить надо.
   Утро следующего дня началось со скандала: кто-то спер всю
   Танькину упряжь вместе с верёвкой.
   - Фетишисты проклятые! - рыдала в ординаторской Дубина, размазывая
   дефицитную косметику по щекам. - Завёлся бы один придурок - ну, спёр бы
   одни трусики. А тут, похоже, целое отделение маньяков - последнему уроду
   белья не хватило, так он верёвку забрал! Представляешь, одни монстры
   кругом! Как мы тут работаем? - Дубина вновь зарыдала от жалости к
   себе. - Дурдом, а не хирургия! Сексопатология в картинках.
   - Ну, я пошла, - Оля, сдавшая смену, накинула плащ. - Пока!
   - Ах ты, гадина! - вцепилась в Лёлькины волосы Танька, заметив
   торчавший из кармана плаща краешек своего бюстгальтера. - Воровка!
   Началась свалка. Плюющихся и царапающихся фурий едва растащили
   подоспевшие хирурги. В руках обеих поединщиц осталось по куску драных
   кружев.
   Андрюшку вскоре выписали. Придя в часть, он загремел в наряд
   дневальным по роте. С утра пораньше в казарму пришла жена Коржова и
   расположилась в канцелярии, ожидая мужа, который должен был вернуться
   с ночной проверки караула. Вскоре майор пришёл и, расцеловавшись с
   любимой супругой, вызвал дневального, чтобы тот прибрался в канцелярии.
   На вызов явился Виногурский и начал, бестолково суетясь и путаясь у
   Коржа под ногами, протирать пыль.
   - Солнышко моё, - засюсюкал Коржов, обращаясь к супруге, - я тебе
   помаду размазал. Давай, детка, я тебе губки вытру.
   "Детка", махина пудов на десять, возле которой сушёный Коржик
   выглядел, как шнурок рядом с ботинком, сложила губки бантиком и
   вытянула свои подбородки в сторону супруга. Коржик ловко выхватил из
   кармана дамские трусики и стал ими мусолить губы дражайшей супруги.
   Что у него в руках супруги поняли одновременно. Майора хватила оторопь,
   а жена хватила его кошёлкой.
   - Кобель! - определила статус Коржа Коржиха, прижав его животом к
   несгораемому шкафу и обрабатывая с обеих рук, как боксёрскую грушу, -
   Вот, значит, ты какие "караулы" проверяешь! - после двух-трёх апперкотов
   и одного хука её пробрала отдышка. - Паразит! - выдохнула она и
   повалилась на стул, заливаясь слезами.
   - Золотко, это какая-то нелепость, - начал оправдываться помятый
   Коржов, доставая из другого кармана ажурный бюстгальтер, - давай
   слёзки вытрем и успокоимся, - заметив, что у него в руках, майор,
   воспользовавшись тем, что супруга прикрыла лицо и ничего не видит,
   швырнул кружевную тряпку за шкаф. - Это, наверное, пока я отдыхал,
   начальник караула, старлей, для солидности в моём кителе на свиданку
   бегал. Сейчас я твой платочек достану, - Коржик полез в сумку
   жены. - Вот тут у тебя какая-то тряпочка есть.., - майор вытащил синие
   солдатские трусы. - Не понял! Это что за ..! - Коржов помянул тёщу.
   Услышав из уст всегда ласкового и культурного супруга определение
   степени его интимной близости с её матушкой, Коржиха оторвала руки от
   заплаканного лица и испуганно уставилась, ничего не понимая, на мужские
   трусы в руках мужа.
   - Это я тебе трусики купила по дороге, - не моргнув глазом,
   соврала перетрусившая матрона.
   - Да? - Коржа одолел ехидный скепсис. - И что? Их давали мерить
   людям с немытыми задницами? Или ты их с рук приобрела? Тут даже надпись
   есть! "П-к Орлов", - прочитал майор. - А ты что здесь крутишься? Вон
   отсюда! - наконец-то обратил внимание на Виногурского командир. - Быстро
   найди мне прапорщика Орлова!
   - Не-а! Не мои! - на всякий случай соврал на очной ставке Орёл,
   хотя сам вчера битый час безрезультатно искал в солдатской бане, где
   мылся вместе с батальоном, свои трусы. - Это полковника Орлова, командира
   четвёртого полка, вашего соседа по подъезду.
   Семейная жизнь Коржа была отравлена. Майор, в свою очередь, отравил
   жизнь своего соседа по дому, да и с прапорщика Орлова подозрения не
   снялись. Коржиха тоже не сидела сложа руки, а, проявив пинкертоновские
   свойства своего характера, вычислила по вензелю на белье, которое
   время от времени находила в карманах мужа, обладательницу трусиков и
   лифчиков. Отдышка жены командира автобата мешала коротким рукопашным
   схваткам перерасти в затяжные, кровопролитные бои. Дубина, несмотря
   на разницу в весовых категориях, оказалась ловким и коварным бойцом,
   неуклонно пополнявшим запасы белья, отнятым в борьбе с Коржихой.
   Майор и его супруга стали выглядеть, как жертвы черносотнинского
   погрома: Коржиха ходила с поцарапанной Танькиными когтями физиономией,
   а Коржик скрывал под тёмными очками следы побоев, полученных от жены.
   На службе дела майора пошли вкривь и вкось. Присмиревшие было поначалу
   офицеры после того, как Коржов стал часто появлятся в чёрных очках и
   два-три раза выхватывал перед строем из кармана трусы или лифчики,
   приняли наконец-то его за своего: пьяница, дебошир и бабник. Держаться
   с ним стали запанибрата. Требования и приказы командира неизменно
   встречались снисходительными улыбками офицеров: знаем, мол, понимаем -
   самим с похмелья бывает всякая дурь в башку лезет. Справедливые
   требования майора игнорировались и Коржик от безысходности стал
   потихоньку пить с сослуживцами. Авторитет метущей по-новому метлы -
   растаял. Свою чистоплюйскую манеру протирать пот платочком командир,
   боясь пасть ещё ниже, оставил и стал вытирать лицо рукавом, как все
   нормальные офицеры. Попытка перенять у прапорщика Орлова привычку
   вытираться фуражкой, после того, как при съёме головного убора на
   голове майора оказался Танькин лифчик, была брошена как не оправдавшая
   надежд. Часть не только скатилась к прежнему уровню отсутствия
   дисциплины, но и провалилась вниз: потихоньку стали поддавать и
   солдаты.
  
   4
  
   Андрюшке выпала честь стать личным холуём начальника штаба дивизии
   полковника Капустяна. Имея некоторый опыт в развозе высшего командного
   состава, Виногурский быстро охомутал полковничью дочь. Полковник
   оказался более демократичным по сравнению с московским генералом и
   никуда Андрюшку не сослал, но и роман не одобрил. А вообще, Капустян
   при более тесном знакомстве оказался нормальным дядькой, не лишённым
   чувства тонкого - по плоскости - армейского юмора. В первый день обкатки
   полковника и новой "Волги" Андрюха ехал по улицам городка.
   - Смотри, какая задница впереди! - показал Капустян Виногурскому
   на женщину, идущую по тротуару. - Нравится?
   Андрюха, не ожидавший от молчавшего весь день полковника таких
   фривольностей, скромно опустил глаза.
   - Что молчишь? По глазам вижу - нравится! Губа - не дура! Ну-ка,
   останови. Давай подвезём: это - моя жена.
   Как заметил Виногурский, все генералы и полковники только с виду
   такие грозные, а подберешься к ним поближе и окажешься в мёртвой зоне,
   как возле танка, - все "громы и молнии" полетят над твоей головой в
   другие цели. Но и на Андрюху бывает проруха.
   Автобатовцы спёрли два ящика водки в Военторге. Солдатики
   перепились. Андрюха, в числе самых пьяных нарушителей, оказался на
   гауптвахте. Промучившись несколько дней без привычного Виногурского,
   Капустян выдернул Андрюшку с губы, но от мысли продолжить наказание
   распоясавшегося водилы полковник не отказался. Заступая в наряд
   дежурным по соединению, Капустян, в нарушение графика дежурств, послал
   в караул автобат и приказал Коржову задействовать в качестве часового
   Андрюху. Виногурскому достался самый "губоопасный" пост - охрана
   знамени дивизии. Майор Яжмин, известный всей дивизии "Самоделкин", в
   порыве творческого гения так автоматизировал охрану поста номер один,
   что не проходило и недели, чтобы кого-нибудь из часовых не отправляли
   на губу. Все подходы к знамени части мастеровитый майор опутал
   фотоэлементами. При смене часового фотоэлементы отключались, происходила
   смена, и новый часовой оказывался в западне. После включения охранной
   системы свободного места у часового оставалось ровно столько, чтобы
   стоя, задремав и качнувшись в любую сторону, включить тревожную сирену.
   Прибегали потревоженные особисты и волокли незадачливого сторожа на
   губу.
   Дивизионное знамя стояло в нише, укрытое стеклянным колпаком.
   Днём стоящий по стойке смирно часовой от мельтешащих перед глазами
   офицеров и солдат заснуть просто не мог, а ночью, когда пустота
   заполняла коридоры, бороться со сном было тяжело. Андрюха решил сдаться
   Морфею без борьбы. Знакомство с жанром эквилибра позволило
   Виногурскому, не потревожив чуткие фотоэлементы, дотянуться автоматом
   и подцепить на примкнутый штык-нож две грамоты от Министерства Обороны,
   висевшие в добротных дубовых рамках по обе стороны от знамени. Поставив
   дивизионные реликвии шалашиком, Андрюха уселся на них, опёрся на АКМ и
   заснул.
   А Капустян не спал: служебное рвение и нелюбовь к нерадивым
   подчинённым принесли его в штаб. Взяв в провожатые Коржа, разводящего
   и помощника начкара, полковник пошёл проверять посты. Нагло спящий
   Андрюха был обнаружен. Мгновенно вспотевший от ужасного зрелища Коржов,
   вытирая обоими рукавами пот, кинулся выключать фотоэлементы. Все
   остальные, под людоедским взглядом Капустяна, испуганно притихли,
   рисуя в головах жуткие картины скорой расправы над Виногурским и
   гадая, что-то ждёт потом их самих?
   Появление Коржа подсказало Капустяну, что сигнализация отключена.
   Полковник потихоньку подкрался к Виногурскому. Сняв с автомата Андрюхи
   штык-нож и магазин, Капустян сгрёб соню за грудки и поставил на ноги.
   - Ты, что, паразит, делаешь? - полковник встряхнул Андрюху. - А
   если бы это был не я, а диверсант? Чем бы ты, сволочь, стрелять стал?
   - Вот этим, товарищ полковник! - Виногурский вытащил из своего
   кармана пистолет Капустяна.
   Полковник вытаращил глаза, схватился за пустую кобуру, отстраняясь
   от Андрюхи, и упал.
   - Видите, товарищ полковник, и стрелять бы не пришлось! - Андрей
   нагнулся. - Кто же ворует знамя части в ботинках? Сейчас я Ваши шнурки
   распутаю. Сапоги надевать надо, товарищ полковник. Не по уставу в
   наряд ходите.
   - Уставник выискался! - пропажа пистолета и связанные шнурками
   ботинки выпустили из Капустяна пар, последние остатки кипятка уходили в
   слабеющие свистки. - Балбес! Я чуть затылок не разбил. Знаешь же, что
   у меня ноги в сапогах болят.
   - На пенсию идите, товарищ полковник, - Андрюшка фамильярно
   подхватил Капустяна под мышки, помог встать и отряхнуть спину. - Далось
   Вам это генеральское звание.
   Разносторонняя цирковая подготовка отлично помогала Виногурскому
   в повседневной жизни. С полковником он вел себя, как укротитель с
   тигром: проявишь слабость, покажешь спину - тебя подомнут. Нужно, в
   свою очередь, прессовать полосатую скотину, чтобы она видела в тебе
   достойного соперника. Главное - не перегнуть палку, не переступить
   черту, за которой вооружённый нейтралитет переходит в агрессию.
   Андрюха ловко балансировал на этой черте, а Капустян, хоть и не знал
   тонкостей дрессуры, вел себя по законам жанра: на убегавших - нападал,
   а получив отпор - стушевался.
   Преступное вольнодумство и панибратское отношение Виногурского к
   начальнику штаба, привели в ужас майора Коржова. Коржик то бледнел, то
   покрывался жарким потом, предчувствуя скорую катастрофу. Да и
   манипуляции с пистолетом и шнурками родили в голове майора какие-то
   смутные сомнения и туманные догадки. По хребту Коржова стаями
   пробегали мурашки, дыхание спёрло, на грудь навалилась тяжесть, ноги
   подкосились и майор сполз по стене на ступени. Прибывшая скорая помощь,
   констатировала инфаркт и увезла майора в госпиталь.
   Коржов появился в части через шесть месяцев, чтобы уйти на пенсию
   по состоянию здоровья.
  
   5
  
   За полгода до дембеля матушка Виногурского добилась своего - опять
   пришёл вызов в Москву. Андрюха быстро написал генеральской недоросли
   письмо, в котором просил телеграфом выслать рублей семьдесят из
   генеральской зарплаты. Дело в том, что вчера на стрельбах Андрей
   потерял автомат и вредный Орёл сказал, что ни в какую Москву его не
   отпустит, пока он не внесёт в полковую кассу семьдесят один рубль и
   девятнадцать копеек. Вначале пришла телеграмма, в которой предлагалось
   совершить натуральный обмен и поскольку в последнее время в магазинах
   школьных товаров автоматов не видно, пора обратится за помощью к её
   папе: не возьмёт ли он АКМ взаймы на работе? Виногурский телеграфировал,
   что посылки идут долго, а он уже так соскучился, что нет сил терпеть
   дольше. Наивное чадо клюнуло и довольный Андрюха купил любимой мамуле
   оренбургский платок за семьдесят рублей, на девятнадцать копеек - сто
   граммов ирисок для юного мецената, а из юбилейного рубля сотворил себе
   малую серебряную медаль на дембель.
   В часть прибыла молодая смена. Андрюха, стоя у входа, хозяйским
   взглядом подобрал подходящую по размерам особь и обобрал её до нитки.
   Теперь можно было ехать в Москву в новой парадке, шинели и всем прочим.
   - Давай на память часами поменяемся, - предложил я, рисуя липовую
   увольнительную для провожания Виногурского, - больше-то уж никогда не
   увидимся.
   - Ага, как же! - воспротивился Андрюха. - Капустяночка специально
   для меня у папика какие-то импортные позаимствовала, а он мне наш
   дешёвый "Восток" предлагает! И не думай.
   Увольнительная получилась немного кособокой, но печать была лучше
   настоящей и мы двинули на вокзал. Приняв нас за дембелей, три цыганки
   попытались нас облагодетельствовать. Андрюха нагадал им хорошую жизнь,
   скорое трудоустройство и украл у них все деньги, а с одной снял кольца
   и серьгу. Счастливая возможность каждый день в семь утра ходить на завод
   так перепугала диких кочевников, что они признали у Андрюхи наличие
   дурного глаза и, посылая проклятия в его адрес, ретировались с вокзала,
   а мы пошли в кафе пропивать цыганские деньги.
   На зависть трём офицерам, пьющим в углу какую-то бормотуху, мы
   заказали самый дорогой коньяк. В дивизии нас кормили одной капустой с
   коровьими жилами и о такой божественной вещи, как картофель с котлетой,
   можно было только мечтать: мы взяли по два пюре и по четыре котлеты.
   Вскоре прибежала зарёванная Капустяночка и повисла на Андрюхе.
   Едва отпоили её второй бутылкой коньяка. Она сделалась веселее, а после
   того, как Виногурский задарил ей одно из цыганских колец, забыла все
   свои печали и отправилась пробовать офицерскую бормотуху. Когда подошёл
   поезд, Капустяночка безмятежно спала на нейтральной территории за пустым
   столом в центре кафе.
   Перед дверями вагона я обнял Андрюху. Попрощались и я снял
   потихоньку с него дефицитные импортные часы. Поезд тронулся. Я помахал
   Виногурскому, ощупывая лежащий в кармане трофей, думая про себя, что
   не плох тот ученик, который превзошёл своего учителя. Когда Андрюху
   не стало видно, я, довольный собой, вытащил из кармана свою добычу.
   Это был мой "Восток".
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"