Однажды в полночь мне позвонил товарищ и пригласил вместе погулять по ночному парку. Я согласился составить ему компанию, тем более что помимо него на прогулку собирались еще двое незнакомых мне жильцов нашего многоквартирного дома. Я собрался минут за десять и вышел к подъезду. Товарищ с соседями уже стоял около двери, ожидая меня. Мне показалось, что двое незнакомцев были недовольны, что я пришел не так скоро, и что им пришлось меня дожидаться. Они даже не протянули мне руки и не представились. Затем мой товарищ отошел немного вперед и повел нас в парк. Где находится парк незнакомцы, по-видимому, не представляли. Я попытался завязать с ними разговор и выяснил, что они прожили в нашем доме от самого рождения и, тем не менее, не знали, где находится парк. А ведь парк наш был известен в городе. В нем в прошлом году обнаружили ржавую мину.
- Я сижу безвылазно дома целый день. Ни к чему мне и знать про парк, - скупо процедил первый.
- В парке можно заблудиться, поэтому я никогда и не ходил туда, - проговорил второй, как казалось, более гибкий и разговорчивый.
Я смутно представлял, кем оба приходились моему товарищу. Кажется, они были кем-то вроде любовников. Парк находился в непосредственной близости от дома, поэтому мы были на месте довольно скоро. Мы решили держаться северного направления и углублялись в гущу парка. По мере углубления в гущу, растительность стала столь непроходимой, будто мы были в дремучем лесу. Пару раз я уже, как мне казалось, видел поблескивающие веселые глазки волка в темноте. У моего друга был фонарь на соляных батареях. Он светил туда, куда я указывал, и вместо волка всегда лежала какая-нибудь кукла или прочий вздор.
Вскоре нашей прогулке выпала действительная неприятная преграда. Мы вышли к ужасной расселине в земле. Сама расселина была не очень широкой, между двумя ее берегами как раз поместился бы в лежачем положении человек, если бы вытянул руки. Но вот яма между ее краями была довольно глубокая, к тому же на дне протекал очень грязный ручей. Двое незнакомцев были крайне недовольны. Они и без подобных затруднений казались недовольными, будто их оторвали ради подобных глупостей от молитв, а теперь терпению их и вовсе пришел конец. Они шептались и тыкали друг в друга пальцами.
- Ну что, будем прыгать? - спросил незнакомцев мой товарищ.
Незнакомцы начали плеваться, и даже второй, которого я отметил как более сговорчивого и гибкого, даже он так сильно замотал головой, что я стал беспокоиться, не порвет ли он себе артерию в шее, да еще прямо здесь в парке. Мой товарищ умоляюще посмотрел на меня, а потом тихо, но и так чтобы незнакомцы услышали, сказал мне:
- Тебе придется лечь над расселиной. Вот упрись ногами в алмазный корень на этой стороне, а на противоположной ты ухватишься за стебли лопухов. Когда мы будем проходить по тебе напряги пресс, чтобы не провалиться, укрепи позвоночник чем-нибудь.
Я все понял. Я принял это безропотно, поскольку в течение всей прогулки я никак особо себя не проявил: анекдоты я рассказывал скверные, шутил я редко и не к месту. Когда же я заговаривал о своих родственниках, незнакомцы и даже мой товарищ сразу отвлекались - смотрели по сторонам, совали руки в карманы. А если я не переставал, то незнакомцы так могли сморщиться, что их глаза начинали светиться красными огоньками. Поэтому я всю прогулку чувствовал серьезную свою вину перед ними, и предложение товарища стать как бы мостом даже меня успокоило. Это была великолепная возможность искупить свою вину перед ними хоть чем-то.
Я лег, как мне говорил товарищ. Под пиджак я засунул толстый стебель крапивы, для укрепления позвоночника и два куска сырой глины. Незнакомцы прекратили шептаться и притихли. Потом они один за другим перешли по мне на другую сторону расселины. Перейдя на другой берег, все трое, казалось, тотчас забыли про меня и двинулись дальше вглубь парка. Очень скоро я перестал даже слышать шарканье их ботинок. Я этому не сильно удивился, потому что, как я и говорил уже, в процессе прогулки я не был особо интересным собеседником и мало выделялся, поэтому они забыли про меня, скорее всего вовсе не по злому умыслу, а совершенно естественным образом, как забывают иногда схоронить уж очень ветхого деда. Однако находиться в столь неестественном для человеческого тела подвешенном состоянии становилось все тяжелее. Я держался на вытянутых руках - все мускулы были предельно напряжены. Я благодарил судьбу лишь за то, что никто не проходил больше по мне, ведь и свой собственный вес я держал с большим трудом. Силы покидали меня, и вскоре я понял, что их не хватит на то, чтобы встать. Даже если бы сил было столько, сколько в самом начале, и тогда встать без посторонней помощи было совершенно невозможно. Была ночь, пустынный парк, внизу медленно, как горячий свинец, тек черный ручей. Надо было что-то делать. И тут я принял важное решение. Я решил прекратить всякие попытки вернуться к обычной своей жизни и прекратить даже и думать о том, чтобы встать и выбраться отсюда. Нет, я вовсе не хотел остаться в столь глупом и комичном положении навсегда, тем более что меня ждали в коммерческой фирме, но ситуация была такова, что было бы наивно мечтать о возвращении к прежней жизни. Я мужественно смирился с новым моим состоянием и решил начать свою жизнь с нуля, в новом мире, обустраиваться в тех условиях, в какие меня забросил беспощадный рок. Моя новая жизнь - жизнь человека повисшего над расселиной над грязным ручьем сначала казалась мне скучной и даже мучительной. И дело даже не в физических муках, потому что к рассвету руки и ноги, мышцы спины, живота и шеи, постепенно болеть перестали. Я уже без особого труда удерживал равновесие, даже привык к такому положению. Дело было скорее в душевной грусти по коммерческой работе и по молодой продавщице овощей, с которой было назначено свидание на ближайшей пасхальной седмице. Мне стоило не малого труда решиться пригласить ее и вот теперь, из-за такого положения я не смогу, конечно, придти. Еще сильнее напомнили мне о ней раздавшиеся в лесу выстрелы. Но ничего поделать было нельзя. Пришлось забыть все прелести моей прошлой жизни. Зато в моей новой жизни я начал замечать совершенно иные прелести, не менее интересные. Так бурление ручья не всегда было одинаковым - иногда сильнее, иногда тише. Это стало забавлять меня. Иногда из грязной воды вылезала бутылка - это было событие. Редко когда бутылка проплывала чаще двух раз в день. А уж если на старой кувшинке проплывала царица ночи - жаба - это вовсе было праздником, словно приезд бродячего цирка со скрипачами и карманниками. В завязывающихся как узлы бликах грязной воды ручья мне часто мерещились самостроящиеся и саморазрушающиеся города. Я видел, как сами собой воздвигаются бесчисленные желтые башенки, стены, арки и купола. Сами собой вывешивались фиолетовые флаги и гербы с изображением рыб. Потом же все это начинало разрушаться, пока не обращалось в черные руины. Итак, на одном и том же месте мог по многу раз возникать город в точности подобный предыдущему и точно также как первый он разрушался.
По мне довольно часто ползали муравьи - рабы фарфора. Сначала мне это не нравилось, но потом мне даже стало приятно. Особенно приятно мне было, если меня кусала лесная пчела - это тоже случалось не слишком часто. В той местности парка, где была моя расселина, никогда не гуляли люди. Это было достаточно далеко от прогулочных аллей. Людей я не видел почти никогда. Спустя три недели я потихоньку стал покрываться изумрудным мхом, а ступни и кисти руки уже затвердели и вросли в землю, как корни дерева. Мох был очень удобен, если шел дождь, однако в ясную погоду было жарковато. После девяти месяцев я окончательно мимикрировал под небольшой мост. Перемычка между руками плотно заросла твердой плотью. Также приросла голова и шея. Ноги срослись. Сверху я представлял довольно ровную плоскость. Внизу у меня выросли дополнительные органы - угловые стропила - это позволяло крепче держаться на весу и выдерживать в случае чего, тяжелые грузы. Наметились невысокие перила на моей верхней плоскости. От человека у меня остались только ноздри с нижней стороны и там же один глаз. Второй зарос сам собой. Для жизни мне требовался только воздух и укусы пчел, потому что насколько я смог изучить свой новый организм, ему не требовалась пища и вода, зато требовался пчелиный яд и немного цветочного нектара, который волей-неволей попадал в ранку от укуса. Я был очень благодарен судьбе, что боги оставили мне один глаз. Полагаю, мосту, вроде меня, он нужен не более как для развлечения. Иначе бы я не смог уже наблюдать мирное течение ручья, проплывающий золотой мусор и редких гостей - салатовых жаб. Шум ручья я уже не различал. Зато по запаху я определял точное время приближения очередной вестницы радости - пчелы.
Я нашел себя в этом маленьком мире, не растерялся, не сдался. Поэтому мне было из-за чего гордиться собой, появилась уверенность, которой никогда не хватало в достаточной степени в прошлой жизни. Если бы мне предложили вернуться назад, я бы конечно отказался. И теперь я реже и меньше плачу - у меня всего один глаз.
Однажды, сквозь слезы, я увидел, как по грязному ручью медленно плывут два тела. Я узнал двух незнакомцев. Один и теперь был недоволен, второй казался более гибким. Вот поистине забавная встреча! Было не понятно, мертвы ли они или просто спят. Когда они проплывали прямо подо мной из моих ноздрей прямо на веки их глаз, упали по две янтарные капли мёда, что скопился у меня внутри. Это было мое послание для них и еще одна попытка загладить свою вину.