1. * (koncheev@narod.ru) 2008/06/12 22:52
[ответить]
Ваше произведение, к сожалению, заставляет постоянно вспоминать Ницше. Ницше ― великий поэт и спорный писатель. Философ, ИМХО, вовсе никакой, вопреки установившемуся штампу. Теперь о Вас. Что-то неплохо, а многое весьма слабо. Для образца проанализирую отрывок из комментируемого произведения (другие не читал).
Смотри, как здесь прекрасно. Здесь алые псы и кровавые лилии.
Сказано все, очевидно, для красного словца. Лилии красивы белые, кровавым лучше быть тюльпанам или розам. Ну, это положим, дело личного пристрастия, но 'алые псы', извините, попахивают дурновкусием.
Здесь на деревьях висят повешенные, а эстетика крови и боли наполняет все. Ты слишком долго был человеком.
Вообще-то, повешенные не кровоточат, посему не могут обогатить эстетику крови (да, и боль при повешении крайне мимолетна). Что касается конца периода, то нельзя не согласиться, что долго быть человеком действительно занятие малоприятное.
То, что гложет тебя изнутри, именно оно заставляет тебя мечтать о боли, о страдании. Ты хочешь умереть и попасть в кровавый ад. Больше смерти, больше боли. Нет, смерть не страшна, мы хотим еще и преисподнюю.
Вы это бросьте. Никто о боли и страдании не мечтает. Можете провести эксперимент, ударьте себя по яичкам. Мгновенно Вы убедитесь, что о возникших ощущениях совершенно невозможно мечтать, их и вынести-то сложно. Смерть, понятно, что не страшна, подумаешь дело большое, был, а вот нет тебя. Но, извините, как можно хотеть в преисподнюю. О ком и о чем Вы говорите? Может Вы не понимаете значения слов? Преисподняя (по определению) место, где человеку очень плохо. Припомните эксперимент по нанесению удара по яичкам. А теперь представьте, что испытываемые ощущения не прошли через несколько секунд, показавшиеся долгими минутами, а продолжаются без перерыва всё время. Этого нельзя хотеть. Понимаете, есть вещи самоочевидные. Нельзя хотеть, например, питаться, собачьим дерьмом, или мечтать о кастрации. Так что, Вы подумайте хорошенько о предложенных Вами читателям образах.
И вот, попадая в жаркое красное пространство, где персонажи твоих снов покрывают тебя безумными и кровавыми сексуальными фантазиями, ты становишься счастлив, ведь ты наконец, сбросил Эверест со своей груди.
Ну, тут я не могу ничего возразить. Таким снам можно только позавидовать. Рад за Вас. У меня, к сожалению, почему-то такие сны бывают крайне редко.
Но тот зверь, который живет внутри тебя, он тоже стал слишком человеком, и способен лишь на противоположности.
Ничего не понял. Вернее, вспомнил Гессе 'Степного волка', но, честно говоря, совершенно не способен представить себе волка, ставшего слишком человеком. По-моему, и Гессе слегка рисовался, изображая себя волком из степей. Правда, у него это получилось в художественном плане весьма впечатляюще.
2. (sedric2008@gmail.com) 2008/06/13 20:55
[ответить]
>>1.Кончеев Александр Сергеевич
Спасибо вам за полезные замечания. Некоторые вещи очень к месту.
А вот некоторые вещи я должен объяснить. Прежде всего, это намеренная калька с Ницше, и там есть прямые цитаты из него (из "Заратустры", конечно же), например, про лапу с когтями.
Танцующий эстетский тон тоже намерен (хотя я нисколько не оспариваю ваши замечания по поводу формы фраз, они очень и очень к месту).
А вот насчет боли и страдания, видимо, следует пояснить. Эксперименты с травмированием органов репродукции очень поучительны, но не в этом случае. Человеку свойствен душевный мазохизм. Это подтвердит любой психолог. Разумеется, я не стану все сводить, как Фрейд, к двум силам Эроса и Танатоса. Но повторю - человеку свойствено подсознательно желать страдания и боли. Человеку свойственно подсознательно быть наказанными. Человеку свойственно чувствовать себя искупленным и искупающим. Отсюда такое богатство в красках, которыми обычно описывали адские муки священники. Эти слова ложатся на готовую почву - место для ада есть в каждой душе.
Далее про зверя. Спасибо за наводку на "Степного волка", но прочитал я его совсем недавно, а эту вещицу написал давно. Действительно, что-то схожее есть. Речь тут о чем - та, вроде бы, дикая и необузданная, злобная и "природная" сила, которая здесь обозначена зверем ныне прикормлена, одомашнилась и стала способной, так же, как и человек, лишь на противопоставления вроде "хорошо-плохо", "добро-зло". А предполагается, что ранее она была вне моральных предрассудков. Конечно, я не проповедую эту веру в "зверя", ни в коей мере, мой рассказ совсем не о том. Это лишь образ, возможно неудачный.