Раньше он был маленьким созданием, любил лежать в траве или забираться на деревья. Я вырос, и он тоже. Я понял это, когда его первый рык пробился сквозь мои губы. Нейтан отпрянул, я стукнул его по лицу, больно ударившись костяшками пальцев об острую скулу, затем еще раз, и еще, и не остановился, увидев кровь.
Нас разнял мистер Харрис. У меня болела рука, но я ощущал странное удовлетворение. Оно не имело отношения к тому, что Нейтана давно следовало поколотить. Зверь внутри меня довольно мурлыкал. Я улыбнулся. К сожалению, это совпало с окончанием гневной тирады учителя. И маман вызвали в школу.
Вот это было неприятно.
Дома мне было велено объясниться, и я попытался рассказать маме про Зверя. Как ни странно, она поняла. Я получил строгий наказ срочно приручить мерзавца, направить свою нерастраченную энергию в полезное русло и вообще больше не доставлять ей хлопот, ибо я рискую остаться без матери. Потом маман выпила успокоительного, заставила меня пообещать, что я буду послушным мальчиком, и вернулась на работу. Я же сел и задумался. Похоже, если позволить Зверю вертеть мной, я стану часто влипать в неприятности. А мне не хотелось расстраивать маму. И не хотелось быть плохим. Ну ладно, иногда я мечтал стать пиратом, или грабителем банков... но это совсем другое.
Маман не остановилась на словесном внушении. Через месяц она отвела меня в секцию каратэ, где я расходовал излишки энергии: пыхтел, потел, валялся на матах и отрабатывал приемы до потери пульса. Потом я начал быстро вытягиваться, и вырос в длинную, тощую жердь. Маман снова вмешалась. Тренажерный зал и два бифштекса на ужин сделали меня похожим на человека.
Зверь был со мной. Временами он помогал, иногда - мешал, но, в общем, не давал забыть о себе. А я... Я научился с ним жить. В целом, это оказалось не так уж сложно. Я давал ему погулять. Ему нравилось драться - что ж, у меня было каратэ. Ему нравился чужой страх - и я завоевал определенное положение в школе. Как ни странно, когда надо мной включилась табличка "не лезь - убьет", девчонки начали проявлять ко мне нежные чувства. Они были милыми кошечками. Мягонькими, но с коготками. Может потому я воспринимал их, как равных себе. Им это нравилось. Мне тоже, хотя временами бывало довольно утомительно. Они были требовательны. Могли выжать досуха, честное слово. Это хорошо помогало, и Зверь неделями носу не казал, но я старался делать перерывы.
И вот однажды, прячась от очередной пантеры, я забрел в библиотеку. Забравшись за самый дальний стеллаж с дополнительной литературой, я сел у стены и вытащил шоколадный батончик. Я был уверен, что во всей школе не найдется идиота, который читает что-то вне школьной программы... и, естественно, ошибся. Уже через минуту надо мной выросла тень. С этого ракурса парень казался очень высоким, и довольно грозно посмотрел на меня, жующего шоколад. Мне стало смешно.
- Это запрещено, - сказал он. - На двери есть надпись. И картинка для тех, кто не умеет читать, - добавил ядовито.
Я откусил еще кусочек и выразительно облизнулся. Зверь во мне приоткрыл фосфоресцирующие глаза. Парень должен был испугаться, но он только презрительно фыркнул и отвернулся к стеллажу. Для поддержания авторитета следовало бы его стукнуть, но мне было лень. Пока. А потом я понял, что это бесполезно. Он погладил одну из книг по корешку, словно кошку. Я чуть не подавился орешком. Он что, здоровался с ней? Или обещал прочесть ее позже? Я в полном шоке наблюдал за этим сумасшедшим. Он перебрал книги на полке, которая была на уровне его груди, и потянулся выше. Тогда я увидел то, от чего у меня внутри все перевернулось. Его светлый пуловер приподнялся, обнажая полоску кожи на спине. И там были синяки. Много синяков. Старых, новых, и с кровоподтеками.
Я поднялся и вышел, двигаясь как можно тише. Мне нужны были люди вокруг, много здоровых, беззаботных людей. Я нашел Эшли, и позволил ему поотрабатывать на мне сложные приемы. Он недавно присоединился к нашей дружной шайке, как называл нас тренер по каратэ, злобная, умелая русская сволочь. Но я не мог забыть увиденное. Может потому, что я знал этого парня. Он жил по соседству, в детстве мы дружили, а потом наши пути как-то разошлись.
Кто его бьет? Этот вопрос не выходил у меня из головы. Мои мускулистые друзья из школьных группировок и группировочек? Они могли подбить глаз, если разойдутся, но никто из них не стал бы систематически избивать человека на протяжении недель. Месяцев. Думая об этом, я чувствовал холодок в желудке, и жар в голове.
Я размышлял над тем, как все это неправильно. Зверь же имел свое мнение на этот счет. Несколько ночей я страдал от бессонницы, как какая-нибудь кисейная барышня. Он говорил - не словами, конечно. Это были вспышки ощущений, иногда - смутные, иногда - очень яркие, которые я мог перевести в слова. Он говорил: есть еще один Зверь, совсем рядом. Есть Добыча. И есть Территория. Это были слишком... нечеловеческие категории, и я честно пытался его игнорировать. Но он был настойчив. Соперник, Добыча, Территория.
Маразм.
Как назло Джей - так я называл его в детстве, а сейчас мне не у кого было узнать, Джейк он, или Джейсон, или даже Джереми - попадался мне на каждом шагу. Я ненамеренно находил его глазами. К тому же, я обрел рентгеновское, мать его, зрение. Я видел его тело сквозь одежду. Видел следы когтей и зубов. Чужие следы. Зверю нужно было знать, кто его Соперник, и быстро. Я превратился в один ревущий и скребущий когтями инстинкт.
Оказалось, что мы вместе учим историю Канады и одновременно ходим на физкультуру. Я не замечал этого до сих пор. Может, потому, что Джей вел себя тише воды, ниже травы. В классе он сидел на самой галерке, а в раздевалке переодевался в дальнем темном углу. Может, даже в туалете. Теперь я знал, почему. Здесь не скажешь, что упал с лестницы.
Но мне нужно было подобраться поближе.
В среду я бросил свой рюкзак на лавку возле аккуратно сложенных вещей Джея. Уж не знаю, что я хотел сделать. Может, Зверь намеревался его обнюхать и по запаху найти врага.
Парень держался хорошо. Слишком хорошо. Это выдавало привычку. Он быстро переоделся, стараясь не поворачиваться ко мне спиной, затем подхватил бутылку с водой и зашагал к выходу. Я вытянул длинные ноги поперек прохода, но он даже не запнулся. Переступил через меня и вышел. И я внезапно понял, кто мог безбоязненно оставлять на нем следы. Кого он стал бы выгораживать.
Мне стало дурно. Перед глазами повисла красная пелена. Я вышел в зал вслед за ним, превратил баскетбольную игру в ад кромешный и получил нагоняй от тренера. В раздевалке один тип, который получил от меня на площадке, принялся нарываться, и я добавил. Но Зверь не насытился. Я остановился сам, увидев кровь. Не потому, что мне хватило. Нет, на этот раз все было иначе. Мне нужно было больше крови. Больше боли. Больше страха. Зверь бесновался в моей голове, пока я не понял. Пустить кому-то кровь было недостаточно. Он разошелся, серьезно разошелся. Мне нужно было найти способ его утихомирить, и быстро.
Зверь когтил мои внутренности всю неделю. Я еле дожил до пятницы. И, наконец, смог нормально выспаться. Маман пришлось меня будить, и она даже забеспокоилась, не заболел ли я.
- Ничего подобного, - сказал я. - Я умираю с голоду. Когда влюбляются, кусок в горло не лезет. Наверное, это все из-за того, что сердце надувается как воздушный шарик и давит на легкие, а они, в свою очередь...
Она засмеялась. Я трепался и развлекал ее, мы позавтракали, сходили в кино, купили мне новые джинсы и загрузили холодильник продуктами на неделю. Вечер прошел тихо и скучно, я сделал домашнее задание по истории и рано лег спать. Естественно, в воскресенье подхватился ни свет ни заря. Маман еще дрыхла. Она держала на прикроватной тумбочке книги, и это серьезно мешало ей вовремя ложиться. Зато она заявляла, что ей снятся более интересные сны. Я не спорил. У женщин вообще внутренняя жизнь интересней.
В такую рань делать было решительно нечего, и я решил в кои-то веки приготовить завтрак. Пожарил тосты, яичницу с беконом, сделал кофе. Слопал половину бекона. Затем вспомнил, что в выходные маман любит за завтраком почитать газету, и, накинув куртку, отправился во двор. Пакет валялся на газоне. Я заметил его только потому, что полиэтиленовая обертка блестела сильнее, чем белые кристаллы снега. Даже не наклонившись за ним, я понял, что это не наши газеты. Мы выписывали местный "Вестник", а в пакете было толстенное "Зеркало". Наверное, они опять сменили почтальона. Я огляделся. Следующий дом был выставлен на продажу, а за ним... за ним жил Джей. Конечно, почтальон мог ошибиться и в другом направлении. Но мне показалось, что это хороший повод заглянуть к соседу. Я подобрал пакет, подтянул треники и зашлепал к дому номер пять.
Впрочем, на подходе меня одолели сомнения. Никому не понравится явление нежданного гостя в такую рань, даже если у него самые лучшие намерения. Я потоптался на расчищенной дорожке, обшаривая взглядом заснеженную лужайку, но ничего не нашел. Зайти или не зайти? Зад начинал промерзать: канадская зима - удовольствие сомнительное. Ладно. Будем надеяться, что они проснулись. Я решительно взбежал по ступенькам на веранду. И уже подняв руку, чтобы позвонить в звонок, обнаружил, что дверь приоткрыта.
Конечно, я все равно должен был позвонить. Или покричать: "Есть кто живой?" Однако я на цыпочках скользнул внутрь. И сразу же обнаружил пропавший "Вестник". Тугой сверток лежал на полу. Я тупо пялился на него секунд пять, пока не услышал звук.
Это было что-то среднее между вздохом и всхлипом, и из-за него меня пробрала дрожь. Она медленно стекла в низ живота, приторно-сладкая, как сироп. Звук повторился. В нем была боль. И страх. И покорность. Меня затрясло. Во рту пересохло. Руки стиснули запечатанный пакет с газетой. Я шагнул вперед - меня притягивало, как магнитом. Не знаю, что я собирался делать.
А затем я увидел.
Говорят, если увиденное шокирует, то долго не можешь рассмотреть картину целиком. Так мозг защищается от стресса. Раньше я не попадал в такие ситуации. Но теперь я видел именно так. Фрагментарно. Обеденный стол. Спину в желтой футболке. Белые ягодицы. Они колыхались. Мужчина ритмично двигался. Вместе с ним двигалось еще одно тело. Я видел тонкие лодыжки, за обладание которыми любая девушка пошла бы на все. Пальцы, терзающие яркую ткань. Темноволосую голову, запрокинутую так, что недлинные волосы упали назад, касаясь столешницы. Затем голова поднялась. Я застыл. Не мог пошевелиться. Я знал, что произойдет дальше, не звериным чувством, но почти таким же глубоким. Джей открыл глаза. Сначала он просто смотрел в одну точку остановившимся, невидящим взглядом, резко вдыхая и выдыхая, словно старался справиться с болью. Впрочем, почему "словно"? Я знал, что ему больно. Что эта боль не только телесная. И что он терпит, сдерживается изо всех сил. В его горле что-то клокотало. Может, слезы. Но лицо было сухим.
Мужчина двинулся резче, и взгляд Джея упал прямо на меня. Его глаза расширились от ужаса. Он вскинулся, напрягся, что, по-видимому, только доставило радость его мучителю. Я видел судорогу удовольствия, пробежавшую по желтой спине, по дрябловатым ягодицам, по широко расставленным ногам мужчины. И ответное болезненное содрогание Джея, закусившего губу, чтобы сдержать крик. Страх, боль, отчаяние - его взгляд обратил меня в бегство. Я ринулся прочь, позабыв об осторожности.
Маман стояла у плиты, сонно моргая и перекатываясь с пятки на носок.
- Завтрак, - пробормотала она и зевнула.
- Я не хочу! - выкрикнул я, шарахаясь от плиты - меня чуть не стошнило от запаха жареного бекона - и бросился в свою комнату.
Когда я немного пришел в себя...
Нет, не так. Я не мог прийти в себя. Зверь внутри тоскливо выл. Я свернулся в клубок на своей кровати, как будто количество боли зависело от площади тела. Мне было худо, как никогда в жизни. Мать несколько раз скреблась в дверь, предлагая мне выйти и поговорить, а затем каким-то чудом проникла в запертую комнату.
- Оставь меня в покое, - простонал я, когда она опустилась на мою кровать.
- И не мечтай, - заявила она. - У меня есть приоритетное право знать, что с тобой происходит.
- Это называется "отмычка", - фыркнул я. - Кстати, я тебе все равно ничего не скажу.
- Вот уж что я не ожидала услышать от подростка, - съязвила она.
Мы помолчали.
- Вот так всегда, - пожаловалась она наконец. - Я еще не успела как следует проснуться, а уже что-то произошло. И я должна собраться и быть мамочкой. Я терпеть не могу быть мамочкой в девять утра. Тем более, когда сынуле семнадцать лет, и он здоровый балбес с пудовыми кулаками, бегающий по дому так, что стены трясутся. Если ты заревешь, у меня лопнут барабанные перепонки.
Ее язвительный голос немного привел меня в чувство.
- Я и не собирался, - пробурчал я, утыкаясь носом в подушку.
- Наркотики? Залеты? Самоубийства?
- Ничего подобного.
- Что тогда?
- Все в порядке.
- Так-то лучше. Но моральные травмы вне моей компетенции. Может, тебе нанять психолога?
Я изобразил самое скептическое выражение лица.
- Тогда завтракай, иди на тренировку, поиграй в баскетбол, погуляй с друзьями... или с подругами... В общем, развейся. Твоя кислая рожа действует на меня угнетающе.
- Спасибо, лучшая из мам.
- Лучшие из мам не принимают клозепам, - пропела она. Я фыркнул.
- Ты не принимаешь клозепам.
- Скоро придется, - пригрозила маман от двери. - Ты все время крушишь мои надежды.
- Например? - вскинулся я.
- Я всегда надеялась, что мои проблемы закончатся, когда у тебя, наконец, прорежутся зубы. Но тебе уже семнадцать, а проблемам нет конца и края. Когда же наступает то благословенное время, когда ребенок - не начинает заботиться о своем родителе, нет - когда он хотя бы перестает доставлять беспокойство?
- Ну как тебе сказать... - протянул я.
Она ткнула меня маленьким твердым кулачком в бок.
- Наверное, мне действительно нужно проветриться, - сказал я. - Никаких моральных травм, чесслово. Просто... я говорил по телефону с Эшли, он рассказал мне кое-что, и я... разозлился.
- Мэган тебе изменила, - сказала мама.
Я уставился на нее с открытым ртом. Вообще-то Мэган мне действительно изменила, но я узнал об этом еще неделю тому назад, до случая в библиотеке.
- Откуда ты знаешь?
Маман поджала губы.
- Она мне никогда не нравилась, - заявила она.
- А которая нравилась? - поинтересовался я, пользуясь случаем. Мы с маман давным-давно уговорились не лезть в личную жизнь друг друга.
- Вообще-то они все похожи. Миниатюрные, темненькие, и те еще штучки.
- Точно, - я приподнялся с постели, и взъерошил волосы. - Я последовательный.
- Или зацикленный. Найди себя блондинку для разнообразия, что ли...
- Думаешь все так просто?
- Какие могут быть сложности в твои-то годы? Это у меня более чем одно требование к партнеру.
Я расхохотался.
- Ну да, точно. Может расскажешь, раз мы уже заговорили о серьезных вещах?
- Кто бы это мог... - начал я и похолодел. "Вестник".
Я осторожно прокрался к лестнице и прислушался. Снизу доносились тихие, спокойные голоса. Затем маман рассмеялась и дверь хлопнула.
- Эй! - крикнула она мне. - У нас опять новый почтальон. Еще оригинальней прежнего.
- Что такое? - спросил я, спускаясь.
- Новый почтальон считает "Вестник" приложением "Зеркала". Как будто нашу милую газетенку нельзя выписывать отдельно, - возмущенно сказала она. - Наш сосед любезно вернул мне мое чтиво. Так что я пошла завтракать.
- Он больше ничего не сказал? - поинтересовался я с деланным безразличием.
- Сделал мне комплимент, - маман направилась в кухню, но затем внезапно остановилась. - Его сын... я имею в виду сын мистера Роуленда, Джей, учится в твоей школе, да?
- Ага, - я небрежно пожал плечами. - Мы с ним иногда пересекаемся.
- Раньше вы дружили.
- Угу.
- И что случилось?
- Ну-у-у, - протянул я. - Он много читает. Все время зависает в библиотеке.
- А ты с девочками, да? Ню-ню.
Я покрепче затянул шнурки (нет ничего более жалкого, нежели крутой парень с развязанным шнурком, мой друг), схватил спортивную сумку и вышел из дому. С девочками, ага. А он - в библиотеке. Воспоминания снова вернулись, и желчь подступила к горлу. Я чувствовал... Не знаю. Наверное, по большей части отвращение. Так не должно было быть. По дороге в клуб я обдумывал ситуацию так и этак. Почему Джей делает это? Боится отца? Меня он не боится. Дело не в силе, или не только в силе. Похоже, он не хотел, чтобы кто-то об этом узнал. Ну, теперь я знаю. И что мне с этим знанием делать? Я хлопнул дверцей машины, забросил сумку на плечо и отправился в зал. Там я исправно выбивал пыль из своих друзей до полудня, затем пообедал в кафешке с Эшли и Риком, и свалил. Отправился в парк. Звучит глупо, но мне хотелось побыть одному и подумать.
Я оставил машину на стоянке и бродил по аллеям, стараясь найти место без детей, собак и снежных баталий. В моей башке крутились картинки. То, что я видел... Это был не секс. Это было насилие. Настоящее, всамделишное насилие, и наши драки, возникающие из-за переизбытка гормонов и свободного времени, в подметки ему не годились. Мне становилось тошно при одной мысли о том, что здесь, в этом мире, где я шляюсь по парку, пытаясь не столкнуться с целующимися парочками, человек может делать такое с человеком. Как вообще мог существовать такой отец... Как ему в голову могла прийти эта мысль... Очень много вопросов, которые я даже не мог толком закончить из-за возмущения. Это было неправильно. С большой буквы. Это было так Неправильно, что даже не укладывалось в моем мозгу.
Лучше было не иметь отца. Я вот пребывал в счастливом неведении насчет своего. Когда я подрос, мать заявила: "Не хочу вести разговоры о твоем папаше, и точка". Я только пожал плечами. Не хочет, и не надо. Подумаешь... Мне хватало матери. Я тратил все силы, стараясь выполнить ее требования. Не хватало мне еще и отцовских. Тем более, кто знает, каким бы он был. Может, у него тоже Зверь.
Эта мысль натолкнула меня на другую. Мой Зверь странно вел себя в последнее время. Он злился. И требовал... Я сам не знал, чего он требовал. То, что я предлагал, ему не нравилось. Оно никак не мог насытиться. Словно это было съедобно - но невкусно. Какие такие деликатесы ему необходимы?
Я думал, пока не устал. Вымотался как собака, хуже, чем после тренировки. Мысли, наматывавшие круги в моей голове, тоже забирали кучу энергии. Так что я постарался отвлечься. Набрел на стайку девушек, катавшихся на коньках по замерзшему пруду, и пофлиртовал с одной блондиночкой.
Послушный я.
Глава 2. Библиотечное дело
В понедельник по дороге в школу я вдруг понял, что мне, видимо, нужно поговорить с Джеем. Это почему-то не приходило мне в голову раньше, хотя теперь казалось весьма очевидным. Только вот что сказать? Как вообще можно заговорить о таком? "Привет, как жизнь? Кстати, я тут на днях заметил кое-что... Ты не хочешь мне сказать, почему ты не позвонил в полицию, как только твой папаша достал своего дружка из широких штанин?"
А может, следует обратиться к кому-то другому? Так сказать, в соответствующие органы? Полицию, например... Я представил себе, как все происходит: допросы, свидетели, анализы... Нет... Джей явно не хотел, чтобы об этом знали. А мне не хотелось причинять ему вред. Еще больше вреда.
Наверное, нужно его успокоить... Сказать, что я ничего не видел? Ха. Я потратил уйму времени, пытаясь стереть картинки из своей головы, но они только проступили ярче. Хуже того - вмешался Зверь. И я стал представлять себе другие разы. Другие... варианты. В том числе и те, которые включали в себя оставление всех этих синяков на теле парня. Черт! Эта история лишала меня с трудом обретенного равновесия и наталкивала на мысли, которые я не хотел бы иметь в своей голове. Не говоря уже о том, что я потерял сон и аппетит.
С упорством ледокола пробивая себе дорогу в плотном потоке учеников (не то чтобы я хотел учиться, просто мне нужно было быстрее упасть на стул и задремать), я толкнул Шимуса. Шимус, которого поток уносил в другой коридор, знаками показал, что уроет меня. Ну да, ну да. Многие пытались...
Я оскалился. Лучше бы ему держаться от меня подальше. Для его же блага.
На истории Джей, не поднимая глаз, проскользнул мимо меня и устроился за своей партой. Я не оборачивался, но спина аж зудела. Время тянулось бесконечно. Долгожданный звонок заставил меня нервно дернуться. Я поднялся и стал запихивать тетради в рюкзак. Шорох, быстрые шаги. Джей остановился на пороге и метнул в меня взгляд. Я уронил карандаш. Никогда не видел, чтобы человек мог позвать одним взглядом. Он даже не кивнул, а я оставил карандаш валяться на полу и пошел за ним. Мы пересекали коридоры, поднимались и спускались по лестницам. Я на мгновение задумался над тем, куда Джей меня ведет, но ответ был очевиден. На время ланча есть только одно тихое, спокойное место.
Мы проследовали в отдел дополнительной литературы. Там он остановился, и снова принялся трогать корешки книг. Я бросил рюкзак у шкафа. Мои кулаки сжимались и разжимались. Зверь вспомнил свой неутоленный голод. Джей посмотрел на меня, и начал отступать. Я видел, как в его глазах снова появляется отчаяние. Не знаю, как там терпение, но его смелость имела предел. И он его достиг. Он пятился, пока не уперся в стену.
- Нам нужно обсудить кое-что, - тихо сказал я, оглядываясь по сторонам. Вроде никого, но мы были в настоящем лабиринте стеллажей. Кто знает, сколько здесь водится представителей племени чтецов?
- Тони... - его голос сорвался. Я ступил еще пару шагов, чтобы можно было говорить потише. Это было ошибкой. Джей был горячий. Очень горячий. Я чувствовал его тепло, не прикасаясь к нему. И его запах. Он пах чем-то свежим, как вода, и весенний воздух, и светлые цветы. Я с хрустом сжал кулаки. А потом оперся о стену, по обеим сторонам от его плеч.
- Твою мать, Джей...
Я не успел закончить. Он прильнул ко мне - горячий, дрожащий, хрупкий. И у меня снесло крышу. Я зажал его, втиснул в стену, изо всех сил пытаясь удержать ладони на прохладной поверхности, заранее боясь того, что эти руки могут натворить. В голове завывал Зверь. Он нашел, что хотел. Он требовал его, именно его, Джея. Что конкретно он хотел с ним сделать, я понял быстро.
Джей был не менее сообразителен.
- Тони, пожалуйста, не рассказывай никому, Тони... Я тебя очень прошу... - сбивчиво шептал он, даже сквозь рубашку обжигая мою грудь дыханием. - Я все-все для тебя сделаю, только не говори никому, не говори... - он несмело огладил мои бока, затем его пальцы скользнули ниже и зацепились за пояс моих брюк. - Прошу тебя...
В сущности, раньше все было взаимозаменяемым. Я мог подраться. По-настоящему, или понарошку - все равно в крови кипел адреналин. Я мог заняться сексом с одной девчонкой, или с другой. Это не имело особого значения. Зверь получал пищу. В последнее время он не насыщался - точнее сказать, ничто не могло его насытить, но это мелочи. Важно то, что он был очень, очень голоден. А голодный Зверь занимал слишком много места в моем мозгу. Так много, что почти вытеснил из меня человека со всеми этими глупыми представлениями о добре и зле. Я ломал голову над тем, что я чувствую? Зверь знал ответ.
Добыча должна была стать моей.
В переводе с языка хищника на язык человека, это значило, что я хотел Джея. Что я хотел его для себя. Что хотел делать с ним то же самое, что и мой Соперник.
Видимо, я прижал Джея сильнее, потому что он простонал мое имя, словно мы уже делали это. Зверь рванулся вперед, вверх, наружу. Многолетняя привычка, уже сравнявшаяся с рефлексами Зверя, заставила меня резко отступить. Джей пошатнулся и осел к моим ногам, вздрагивая всем телом. Видимо, этот разговор забрал последние силы. Я опустился на колени.
- Джей...
Он мотнул головой. И снова я понял его. Все в порядке.
Вот только он лгал.
- Джей! - повторил я.
И тут случилось то, чего я боялся. Нас нашли. Позади меня материализовалось нечто тощее, бледное, и в одежде прошлого века.
- Ах! - воскликнула библиотекарша - или призрак оной, но разбираться было некогда. - Что случилось?
- Не знаю, - ложь далась мне легко. - Мы просто смотрели книги, а потом он упал.
- Джейми, детка, ты в порядке? - она колыхнулась мимо меня к Джею, но проход между книжными шкафами был слишком узок для таких маневров. - Позвать дежурную медсестру?
- Не надо, - "очнулся" Джей. Джейми. Я посмаковал его имя. Нам со Зверем нравилось. - Все нормально. Просто... душно...