Ни в одном учебнике истории это не зафиксировано, но первый выстрел франко-американского конфликта 1995 года был произведен на поле битвы Гражданской войны за пределами города Питерсберг, в Вирджинии.
На этот раз гражданская война выйдет за пределы континентальных Соединенных Штатов.
Прежде чем все это закончится, два давних союзника начнут карательные рейды против самых священных учреждений друг друга в новом виде войны, невиданной ранее в истории человечества.
И два человека, один знаменитый, другой безвестный, обоих которых мир считал давно умершими, столкнутся в смертельной схватке.
И все потому, что Род Читвуд потерял пульт от телевизора.
История также никогда не фиксировала этот факт.
Глава 1
Если бы полковник Лестер "Рип" Хазард, мчась по автостраде Ричмонд-Вирджиния в сторону Питерсберга, знал, что до того, как солнце снова взойдет над его любимым Старым Доминионом, ему суждено пасть в том, что история назовет Второй битвой при Кратере, он бы ехал еще быстрее.
Вот таким человеком он был. Родившийся и выросший в Вирджинии, он любил землю своего рождения, что для Лестера "Рипа" Хазарда означало, в первую очередь, Вирджинию, а во вторую - старые добрые США.
Не то чтобы Хазард не был патриотом. Он служил в Панаме и снова во время войны в Персидском заливе. Он сражался за свою страну и убивал за нее. И когда он вернулся из Кувейта целым и невредимым, но мучимый мучительным кашлем, который вынудил его уволиться из Национальной гвардии Вирджинии, он проглотил свое горькое разочарование в мужественном молчании и посвятил себя поддержке программного обеспечения. Джентльмен со Старого Юга не жаловался, и поэтому он этого не сделал. Его прапрадедушке, Харлану Хантеру Хазарду, оторвало обе ноги, и его кровь сочилась в темный и кровавый суглинок земли, которую он любил, и через годы передавалось, что капитан Харлан Хазард умер с сухими глазами, лишенный сожалений, напевая "Дикси".
Это было во время битвы при Кратере в 1864 году, которая вскоре будет переименована историками в Первую битву при Кратере.
Если бы полковник Хазард только мог знать, его глаза засияли бы гордостью, потому что он любил свое наследие намного, намного больше, чем свою жизнь.
Вместо этого он вел свой серебристый Lexus на высокой скорости, одновременно связываясь с поставщиками провизии по сотовому телефону.
"Я немного опаздываю", - сказал он в офисе поставщика провизии. "Эти съестные припасы уже доставили?"
Медовый голос ответил: "Да, полковник Хазард".
"Настоящий денди. Из-за ма бойз и меня завтра ожидается тяжелая осада, и им нужны полные желудки и сытые души, чтобы пережить предстоящее испытание".
"Согласно накладной, - продолжал голос, - вы получаете сухари, соленую свинину и фасоль "красный глаз" в количестве, достаточном для того, чтобы накормить компанию из тридцати пяти человек".
"Звучит примерно так, милая".
"Нет мяса?"
"Мой пра-пра-прадедушка последние шесть недель своей богобоязненной жизни не ел мяса, если не считать протухшей свинины. То, что было достаточно хорошо для дедушки Хазарда, вполне подходит для меня и моих мальчиков. Пусть эти янки придут, нагруженные свининой и говядиной. Мы хорошенько отхлестаем их и погоним обратно в погибель или Калифорнию - в зависимости от того, что дальше всего от Старого Доминиона ".
"Удачи, полковник. Завтра вся Вирджиния будет с вами".
"Аминь", - сказал полковник Рип Хазард прерывающимся голосом. Не зря ведущий новостей Ричмонда стал называть его "Надеждой Вирджинии".
У большого коричневого знака с надписью "Питерсбургское национальное поле битвы" он свернул с Ист-Вашингтон-стрит и поехал по Крейтер-роуд мимо пушечных батарей Наполеона и земляных зубчатых стен к зоне отдыха, которую он так хорошо знал. Было темно, и так легко представить укрепления такими, какими они были, когда их только что возвели, когда это была Иерусалимская дощатая дорога.
На парковке Рип Хазард остановил Lexus рядом с потрепанным Chevy Impala 77-го года выпуска, который был выкрашен поверх плоского серого цвета конфедерации, а звезды и полосы флага повстанцев прикрывали потрепанный капот размером с натуру.
Это, должно быть, машина Робинса. Хороший мальчик этот Робинс. Все они были хорошими мальчиками, но к этому времени завтрашнего дня, с Божьей помощью, они стали бы мужчинами, прошедшими боевое крещение в кровавой рукопашной схватке со страшным и неумолимым врагом.
Рип Хазард поспешно открыл багажник и достал точную копию униформы конфедерации за тысячу долларов с синими кантами и золотыми звездами своего звания, фуражку за триста долларов, желтые рукавицы из оленьей кожи и винтажную винтовку Spencer repeating rifle. Сняв очки по рецепту, он заменил их очками из серебра 1864 года и удалился в лес, чтобы переодеться.
Полковник Хазард не просто сменил снаряжение, когда надел регалии своих заслуженных предков. Его мечтательные голубые глаза превратились в кремень, мягкое лицо посуровело, и, оставив одежду двадцатого века позади, он зашагал в сосновый лес, как истинный сын дедушки Харлана Хазарда.
Ему казалось, что он возвращается назад во времени. Если бы он полностью понимал, что его ждет, полковник Хазард отправился бы к своему создателю с радостной улыбкой на лице. Он любил Америку, которая дала ему свободу, но он тосковал по Югу былых времен и, что более важно, по Югу, которого никогда не было, по победоносным Конфедеративным Штатам Америки во главе с мудрым старым президентом Джефферсоном Дэвисом.
Но он ничего этого не знал. Только то, что надвигалась великая битва и первым делом ему предстояло сообщить своим людям трудную новость. Хэзард не знал, как они воспримут ужасную весть. Он не мог представить, что бы они сказали. Но если бы они были джентльменами и патриотами, они бы поднялись и выстояли, как их предки.
Пока полковник Хазард шел, позвякивая снаряжением, ножны его походной сабли хлопали по тощему синему бедру, он уловил запах свежего кофе с цикорием поверх резкого запаха жареной соленой свинины.
Лагерная еда. На зеленой скамеечке для ног Бога не было ничего подобного.
Затем он услышал знакомые звуки гармоники.
"Черт бы побрал этих проклятых щенков-дураков!" - Рявкнул Хэзард, переходя на бег.
Звуки губной гармошки породили слова, и первые сладкие стихи поплыли сквозь сосны.
Годы медленно ползут мимо, Лорена, На траве снова лежит снег. Солнце низко опустилось к небу, Лорена, Иней поблескивает там, где были цветы.
"Черт бы их побрал!" Хазард выругался.
Его люди расположились бивуаком за самим кратером, в тени Кладбищенского хребта. Их слишком невинные лица горели в потрескивающих лагерных кострах.
Именно Прайс прижимал губную гармошку ко рту, закрыв глаза, не обращая внимания ни на что, кроме повышающихся голосов своих коллег-добровольцев.
Годы медленно ползут мимо, Лорена, я не буду вызывать их призрачные формы. Я скажу им: "Потерянные годы спят дальше", Спите дальше и не обращайте внимания на жизненные бури....
"Выходите! Все вы!"
Мужчины вскочили на ноги. Все, кроме капрала Прайса, который сидел, захваченный звуками собственной игры.
Полковник Хазард обрушился на него, как удар грома, выбивая оскорбительный инструмент из его потрясенных рук и стаскивая Прайса с его каменного насеста сильной правой рукой.
"Смирно, ты, безмозглый пес!" - бушевал он.
"Полковник Хазард! Прошу прощения, сэр".
"Я не дал тебе права говорить".
Прайс сглотнул. Он вытянул свое тучное тело по стойке смирно.
"Но, сэр", - дрогнул другой голос, - "мы всего лишь пели".
Хэзард включил громкоговоритель. "Песня, которую сам Стоунуолл запретил из-за ее печальных мотивов, заставила хороших солдат тосковать по дому и домашнему очагу. Я не потерплю неряшливой сентиментальности в рядах МА. Это ясно всем до единого?"
"Вот такой припев подходит для солдатской службы", - сказал полковник Хазард, смягчаясь. Его глубоко ранило, что он так резко упрекал своих людей, но война была близка. На плечи Шестого легло бремя будущего, и не было бы никакого результата, кроме полной победы, если бы полковник Рип Хазард имел хоть какое-то право голоса в этом вопросе.
"Принеси немного кофе и сухарей", - сказал он.
"На этот раз сухари действительно жесткие, сэр", - сказал Прайс. "Служба общественного питания, боюсь, немного перестаралась".
"Тогда принеси сковороду, и мы размягчим ее в беконном жире", - отрезал Хэзард.
Приказ был выполнен, была предложена помятая жестяная чашка черного кофе, и полковник Рип Хазард присел на корточки со своими людьми, чтобы поужинать.
Солнце село, тени сгустились, и, наконец, на южном небе взошла полная луна, чтобы благословить священную землю, на которой они разбили лагерь. Гранитный обелиск, посвященный главному герою Кратера, генерал-майору Уильяму Махоуни, стал вечной свечой в ночи. Где-то предупредительно крикнула сова.
Полковник Рип Хазард долго смотрел на сковороду с коричневым пузырящимся жиром от бекона, пока размягчал сухари до съедобной консистенции, его мысли путались. Им предстоял трудный день. Только он знал, каким трудным это было быть, размышлял Хэзард.
В этом он жестоко ошибался. Только Богу было известно, каким ужасным будет грядущий день. Не только для Шестого. Но и для Союза.
Ночные тени заполнили травянистую чашу кратера, где разыгралось одно из самых страшных сражений Гражданской войны. Козодои жутко кричали в соснах.
"Придайте нам вид, соответствующий случаю, мистер Прайс", - наконец сказал Хэзард.
Прайс встал, его униформа была уже грязной. Поднеся инструмент ко рту, он исполнил заунывную мелодию, которую все узнали как "Мой Мэриленд". Брови взлетели вверх, пока Хэзард не пробормотал: "Родственники мистера Прайса родом из Балтимора".
Затем все пожали плечами в смутном согласии. В конце концов, Мэриленд был таким же южным, как и Вирджиния. Во всяком случае, восточная часть.
Когда бесконечная мелодия наконец закончилась, полковник Хазард прочистил горло и сказал: "Очень хорошо, мистер Прайс. Великолепная игра".
Хэзард встал. Остальные остались лежать, растянувшись на корточках, вокруг тлеющих лагерных костров.
"Джентльмены", - начал он, в его голосе звучали гордость и достоинство и что-то вроде смертельного грома с каждым слогом, - "Я стою здесь стойко, гордый тем, что я сын Вирджинии. На этом месте, шесть десятков и одиннадцать лет назад, почитаемый ма пра-пра-дедушка погиб за дело, в которое верил. Для меня это священная земля. Это та самая почва, которая взрастила первого американского мятежника, Джорджа Вашингтона, который, я твердо верю, если бы он прожил дольше, сражался бы за Дэвиса во время великого восстания ".
"Аминь", - пробормотал голос.
"Мой дедушка отдал свою последнюю драгоценную каплю крови, чтобы освятить это поле битвы во время осады Петербурга, и я могу сделать не меньше".
Раздался хор одобрительных возгласов.
"Завтра наш ужасный враг двинется маршем на это священное место, намереваясь разграбить его".
Раздалось низкое рычание, как у собак, загнанных в угол.
"Как сыновья наших уважаемых отцов, мы не можем позволить свершиться этой пародии".
"И мы не будем"
"Но нас всего тридцать пять смертных, и легионы, даже сейчас собирающиеся, чтобы уничтожить нас, многочисленны".
"Мы можем перестрелять их", - подхватил Прайс.
Хэзард поднял успокаивающую руку.
"Хорошо сказано. Но вы, мужчины, не знаете войны так, как знаю ее я. Вы не стояли среди этого шума, не вдыхали его горький дым, не слышали, как товарищи и враги одинаково кричат от боли и взывают к своему Богу и своим матерям, таким далеким и невнимательным. Ах, стояли. Его голос надломился. "Я видел слона, как красноречиво выразились наши предки. Соответственно, я не приведу вас, храбрых и готовых на все мальчиков, к печальному поражению".
Раздался крик мятежников, напугавший крикливую сову и заставивший замолчать козодоев.
Хэзард улыбнулся. Таков был дух Дикси. Снова прочистив горло, он приступил к выполнению своей отвратительной обязанности.
"Как ваш командующий офицер, я принял меры к тому, чтобы завтра мы одержали победу над ненавистным врагом".
Раздался еще один вопль повстанцев.
"Эти меры включают определенные свободы, которые истинным мужчинам Юга может быть трудно переносить без жалоб". В его голосе зазвучали металлические нотки. "Но ты перенесешь их без жалоб, потому что у Меня будут послушание и дисциплина, и в обмен на эти подарки я дам тебе окончательную победу над врагом".
На этот раз бойцы Шестой Вирджинской рекреационной пехоты замолчали. Они могли видеть эмоции на лице полковника. Это было лицо военного, потерпевшего поражение или пережившего его. Они внимательно слушали.
"На рассвете придут янки".
"Проклятые дьяволы-янки", - прорычал мужчина.
"Я думал, янки прибудут не раньше полудня?" - спросил другой.
"Ты думаешь о других чертовых янки. Калифорнийских янки, которые пришли с саквояжами в наши заповедники".
"Нет ли среди них янки из Флориды?" - спросил Белчер.
Хазард кивнул. "Ты говоришь чистую правду, солдат", - подтвердил Хазард. "Но янки, которые придут на рассвете, - это другая порода, они преданы нашему делу, а не против него".
Это заявление было встречено каменным молчанием и несколькими миганиями огненных глаз.
"Как ваш командир, я взял на себя смелость заручиться поддержкой Сорок четвертого артиллерийского полка Род-Айленда выходного дня".
Никто не произнес ни слова. Они наклонились к своему командиру.
"Пока мы разговариваем, они спешат на юг, чтобы помочь нам в надвигающейся осаде. За ними следует Первая Массачусетская кавалерия интерпретации".
"Первый Массачусетс!" Выпалил Белчер. "Разве мы однажды не отхлестали их за лохматые хвосты?"
Хазард тяжело кивнул. "На второй реконструкции Манассаса. Они были стойкими солдатами и правдивыми, даже если их дело было несправедливым, но они разделяют наше возмущение тем, что вот-вот будет сделано с этим священным местом, где хорошие люди, как серые, так и синие, пали в жестоком бою ".
Последовавшая тишина была напряженной. Полковник Хазард обвел взглядом лица своих людей. Он просил их совершить горький поступок в этот темный час, и невозможно было предсказать их настроение.
"Мне нет нужды напоминать вам, мужчины, что на этом месте 30 июля 1864 года от Рождества Христова регулярные войска Союза и Конфедерации вступили в бой. Завтра они снова вступят в бой. Но на этот раз они встанут плечом к плечу как объединенные американцы в борьбе с врагом, более ненавистным каждому, чем они сами друг другу. Теперь, если эти парни из Профсоюза могут отбросить свои разногласия и присоединиться к нам, повстанцам, как мы можем не сделать то же самое в ответ?"
Самое долгое молчание в прискорбно короткой жизни полковника Хазарда наступило после его последней неуверенной просьбы. В этот момент решилась судьба Национального поля битвы в Питерсберге и честь Юга. Хазард задержал дыхание, пока у него не заболели ребра.
"Ну, черт возьми, - сказал мужчина, - если янки заботятся о старой Вирджинии настолько, чтобы проглотить свою гордость, я думаю, мы можем перекусить маленькой холодной вороной и принять их помощь".
"Превосходит этот каракуль", - рявкнул другой.
"Не то чтобы они были большим утешением в бою, будучи новоанглийцами. Всем известно, что новоанглийцы не умеют стрелять так, чтобы их стоило лизать".
Полковник Рип Хазард выпустил горячий, спертый воздух Вирджинии из своих южных легких и закрыл уши, чтобы сдержать жгучие слезы гордости.
"Когда Север и Юг объединились против общего врага, - сказал он задыхающимся голосом, - сколько шансов у трижды проклятого врага?"
"... СКОЛЬКО ШАНСОВ у трижды проклятого врага?"
В передвижном фургоне командного пункта к югу от Питерсберга, штат Вирджиния, мужчина в одежде с короткими рукавами вынул из ушей наушники и щелкнул переключателем на консоли.
"Это координатор оперативной группы Мойз", - сказал он в микрофон с нитью накаливания, подвешенный к его рту.
"Продолжай, координатор оперативной группы Муз".
"Шестой Вирджинский прогулочный пехотный полк пополнил состав Сорок четвертого артиллерийского полка Род-Айленда и Первой массовой кавалерии, выступившей против нас".
"Чертовы ни на что не годные мятежники".
"Посоветуйте, пожалуйста".
"Продолжайте операции по наблюдению. Если начнется бой, убегайте".
"Понял. Мойз выходит".
ПОСЛЕ того, как НАПИТОК был съеден и выпит последний крупнозернистый кофе с цикорием, полковник Рип Хазард приказал своим людям ложиться спать. Они вернулись в свои пятисотдолларовые копии палаток pup и натянули грубые шерстяные одеяла до подбородков, чтобы защититься от вечерней прохлады. Один за другим они проваливались в прерывистый сон, зная, что с рассветом ненавистный Союз вернется туда, где ему не рады с тех пор, как злобные кроты из Сороковой Пенсильвании прорыли туннель под фортом Конфедерации и взорвали восемь тысяч фунтов черного пороха, отправив в вечность около трехсот Джонни Ребов и создав печально известный кратер, которому эти сто тридцать неумолимых лет назад не было прощения.
Враг не пришел с рассветом. Они притаились до рассвета.
Капрал Адам Прайс был дежурным в пикете. Он прислонился к дубу, подкрепившись лагерным кофе и слушая, как урчит и булькает его кишечник, изо всех сил пытаясь протолкнуть размягченный бекон девятнадцатого века через его пищеварительную систему двадцатого века.
Где-то хрустнула ветка, и он схватил свою изготовленную на заказ копию мини-мушкета Harper's Ferry Minie и двинулся вперед, тихо окликая: "Ч-кто там идет?"
Мини-пуля просвистела в ответ и с единственным оглушительным треском раздробила приклад его винтовки и правую руку.
Взрыв боли в его мозгу отбросил его назад, он спотыкался и полз вслепую. Когда зрение прояснилось, капрал Прайс лежал на животе.
Сквозь густые заросли целеустремленно продвигались люди в элегантной синей форме с золотыми погонами и светло-голубыми кантами, с суровыми лицами и направленными на него мушкетами. Некоторые держали в руках устрашающий карабин "Шарпс".
"Вы... вы, мужчины, из Первого Массачусетса?" спросил он, сглотнув.
Прежде чем мог прийти ответ, знакомый голос позвал: "Прайс! Отзовись, парень!"