Аннотация: Сказка для повзрослевших детей и ребячливых взрослых.
История Города, которого не было
рассказанная людьми, не жившими никогда...
Сказка для повзрослевших детей и ребячливых взрослых.
Моему сыну Даниэлю посвящается
... Иногда - хоть и изредка - Город можно увидеть на закате солнца, у самого горизонта.
Он отражается на небе в виде облаков. Отчетливее всего Город видно, когда ничто не заслоняет вид - у моря... И тогда видно башни, силуэты крыш, кроны деревьев, Храм...
Только люди редко поднимают голову в небо, чтобы поглядеть на облака, и кому какое дело до их формы?.. Во-о-он то - и правда похоже на старика, согнувшегося над шахматной доской...
Но помилуйте, не станете же вы утверждать, что там, по ту сторону облаков и впрямь сидит сгорбленный бородатый старик и играет сам с собой в шахматы?!
Или станете?..
Вы действительно его видите?
... Вот он приподнимает руку и тянется к фигуре, чтобы сделать ход. Ведь вы не думаете, что это просто облака, влекомые дуновением ветра? Нет?
Ну тогда я вам расскажу, как все было на самом деле, а было все давным-давно.
Так давно, когда и людей на свете еще не было...
--------
Сначала не было ничего.
Но это было "ничего", наполненное божественной энергией. Из него-то Бог и создал небо, землю, звезды и "всех тварей по паре". И человека.
... С момента Творения прошло уже шесть дней. Созданный Им мир был воистину прекрасен, ангелы нисколько не привирали, когда наперебой восхваляли Его.
Славу Творцу пели все, кроме змея, Гаэль предпочел уползти подальше ото всех этих славословий.
Все эти дни Гаэль не находил себе места. Каждую похвалу Творцу змей воспринимал словно личное оскорбление. Особенно старался Метатрон -
тот, видно, был так горд своим чином, что старался теперь его отработать. Вот уже несколько дней как Гаэль ходил и выслушивал его похвальбы.
Петь Творцу дифирамбы, как дивно Он все придумал и устроил ему претило, а спрятаться от этого приторного хора было негде. "Интересно, а в этих людей, которых Он создал по образу и подобию своему, Он тоже вложил столько тщеславия и хвастовства?" Когда Гаэль поделился этими крамольными мыслями с Уриэлем, сидя в беседке в одном из укромных уголков Рая, тот равнодушно заметил, ковыряя ногтем отстающую щепку на скамеечке:
- Завидуешь Ему, дружище, признайся в этом хотя бы самому себе, если не мне!
Гаэль тогда возмущенно отпрянул, а сейчас, сидя в тишине, подумал: "А ведь Уриэль прав. Я завидую Всевышнему".
С этого дня Гаэль потерял покой и сон. Дни и ночи напролет он думал, что бы он Сам мог создать, чтобы если и не превзойти Создателя, то хотя бы с Ним сравняться.
Но в голову ничего не приходило, и это лишь убеждало змея в собственном ничтожестве... И от всех этих мыслей ему становилось еще горше.
* * *
Лил дождь.
Вода сплошными потоками стекала по лобовому стеклу, и сколько не старались дворники, за стеклом ничего не было видно. Все небо до самого горизонта обложили тучи - час дня, а было темно, словно уже наступили сумерки. Капли с силой ударяли по стеклу, разбивались об него и стекали по бокам машины.
Из-за непогоды на шоссе образовалась пробка. Машины столпились в четыре плотных ряда, то тут, то там ревели сирены, но пробка почти не двигалась.
Дани хмуро поглядел на часы - за последние полчаса они продвинулись всего лишь на несколько метров.
В салоне автомобиля было душно, во влажном воздухе пахло бензином, выхлопными газами и мокрой тканью сидений. Покряхтывая, шипело радио.
Машина - новенькая "Хонда" - двигалась легко, вести ее было одно удовольствие. При мысли о машине Дани усмехнулся - он гордился собой - своим умением жить и добиваться поставленных целей, и тем, что в свои тридцать лет он столь многого достиг. "Многое" - это была хорошо оплачивая работа, перспективная должность в большой компании, квартира в престижном районе, и вот - теперь - новенькая "Хонда".
"Здесь после спуска обычно видно горы. А сейчас такая темень, что невозможно разглядеть цвет машины впереди меня!", - Дани немножко приспустил стекло и жадно вдохнул свежий влажный воздух.
Дождь залетал в машину через щель в окне, попадал ему на лицо, волосы и одежду.
Неподвижно, как мумия, сидела на соседнем сидении Лера. Вот уже более получаса оба они не произнесли ни слова.
"Молчание - тоже беседа", - утверждают йоги.
Молчание бывает разным - вы, наверное, замечали?
Бывает приятное и необременительное молчание, так молчат между собой только близкие люди.
Бывает вынужденное молчание - например, в очереди ко врачу, когда несколько человек сидят друг против друга в одном маленьком помещении и с преувеличенным вниманием вглядываются в какую-нибудь гравюру на стене - чтобы не встретиться глазами с нежелательным собеседником. И молчат.
А еще бывает "кричащее" молчание - оно, как пробка в ванной, полной грязной воды. И всем понятно - что пробку когда-нибудь придется вынуть, и эту вынужденную тишину - взорвать, но ни у кого не хватает на это смелости. И грязная, мутная вода продолжает стоять.
Ссоры между ними были редки, но вот это давящее молчание ... Оно случалось беспричинно - по его мнению, и могло парализовать их на несколько дней вперед. Лишь отдельные, ничего не значащие фразы протискивались сквозь плотную завесу этой тишины - такие, например, как: "Будешь обедать?", "Я задержусь, не жди меня, ложись спасть", "Звонил(-а) такой-то, просил передать ...".
В последнее время именно это молчание преобладало между ними.
В последнюю неделю у Дани появилась еще одна - тайная причина для молчания. Алена. Она пришла к ним совсем недавно, около месяца назад, стажерка. Ее золотистые волосы, сияющие глаза, искрометный юмор - все в ней было манящим и притягивающим. Как грациозно она умела наклонить голову, поправляя прическу, как заливисто смеялась! Вся мужская половина отдела, не только он один, были очарованы ею.
Отступать Дани не привык, он сразу же начал добиваться взаимности. Алена же его не отвергала, но и не шла на сближение. Тогда он решился на следующий шаг - назначил ей свидание. Отправил по внутренней почте письмо с предложением встретиться. После раздумья длинною в день Алена ответила согласием...
С женой же сложными, почти невыполнимыми стали простые вещи - придя домой, сгрести ее в охапку обеими руками, вместе поужинать, пойти прогуляться перед сном, а во время прогулки обсудить друг с другом общие трудности и проблемы. Он сейчас даже не знал - как и чем она живет, на его робкий - и редкий вопрос "Как дела?" она сухим трескучим голосом отвечала: "Нормально". И охота спрашивать пропадала на неделю вперед. Он стал все дольше задерживаться на работе, предпочитая попозже возвращаться домой. И начал всерьез задумываться о разводе.
... Пробка по-прежнему едва двигалась, и Дани уже раскаивался, что вызвался отвезти Леру. Ей нужно было на прием ко врачу - какому-то светилу в своей области, она записалась к нему еще три недели назад . Ехать было далеко, на двух автобусах, и он сдуру вызвался помочь. "Добрые дела всегда наказуемы", и сейчас, стоя в пробке и глядя на бледную, прямую и неумолимо молчащую жену, он жалел, что ввязался в это. "Ехала бы автобусом, ничего бы не случилось, не размокла бы", - думал он с раздражением.
* * *
Лера сидела, вжавшись в сидение, она всем своим существом ощущала недовольство и раздражение мужа, да он и не старался его скрыть!
Они познакомились на первом курсе - она была самой красивой и самой серьезной студенткой. В университет Лера пришла учиться, и редких - и робких ухажеров отметала сразу!
Училась она на "отлично", всегда была такой, еще со школы, домашние давно привыкли к ее успехам и не замечали. Вообще она росла тихой, скромной и "книжной" девочкой, родители гордились ей и этим ее качеством. Она же тихо злилась на них, сидя за очередной книжкой, когда папа и мама хвастались гостям: "Серьезная, послушная девочка, сидит целыми днями дома - книжки читает да уроки учит. У нас с ней никаких проблем!"
Проблемы были не у них - с ней, а у нее - с ними.
Но говорить об этом родителям было бесполезно, они бы, скорее всего, не поняли ее и сильно удивились бы тому, что их дочь втайне недовольна жизнью в родительском доме.
А ей всегда было одиноко. Лера мечтала о большой и дружной семье, об общих ужинах и обедах, когда все собираются дома. Когда родители реально - а не виртуально, по-переписке, интересуются, как у нее дела, что было в школе, что задано, и чем вообще она живет. Она и читать-то выучилась рано, и не от хорошей жизни - родители были врачами, работали посменно. Лера всегда была дома одна и предоставлена самой себе.
Говорили они с ней - и друг с другом мало, "связным" в доме была корзиночка для ключей на столике в прихожей. Там было заведено оставлять друг другу записки, подписанные адресату: "маме", "папе" - если от нее, "Лерочке" - от папы, "доченьке" - если от мамы. Между собой родители тоже почти не общались и встречались редко, по праздникам.
Ее поступление в университет и переезд в студенческое общежитие ничего не изменило - общение плавно перетекло в обмен SMS сообщениями, благо теперь техника позволяла.
В университете же у нее началась новая жизнь.
С ней в комнате жили еще две девушки, но Лере это нравилось чрезвычайно! Спать они, похоже, никогда не хотели, и в любое время суток в общежитии кипела жизнь.
С соседками Лера быстро подружилась, и они могли до ночи сидеть, обсуждая парней, отношения, девушек с курса и преподавателей. Учиться они тоже любили сообща, и тон в учебе задавала Лера. "Наш головастик" - так звали ее однокурсницы. Похвалы однокурсниц и преподавателей Лера воспринимала спокойно - она давно, еще в школе, привыкла быть лучшей.
Дани она заметила только на втором курсе.
Первый год это был оторва-металлист в косухе, с длинными, вечно грязными и собранными в хвост волосами. Каково же было удивление всей группы, когда на втором курсе 1 сентября появился холеный и высокомерный Дани, одетый в костюм-тройку, словно английский лорд!
Девчонки тут же начали соперничать за его внимание, а он, явно получая удовольствие от заигрываний и комплиментов, ни одной не отдавал предпочтения.
С Лерой его свел случай - их выбрали для участия в диспуте по-философии, pro et contra. Так, сидя за платоновским "Пиром", неожиданно для себя Лера обнаружила в нем умного, чуткого и внимательного собеседника. И еще - просто приятного молодого человека.
Скоро уже никто не удивлялся, видя повсюду их вместе, все знали, что они - пара. Лере нравилась его семья - родители, бабушка, они все вместе сразу как-то очень тепло ее приняли и полюбили. И она отвечала им тем же, и мечтала о том, что ее - их с Дани семья будет похожей, такой же теплой и открытой. Она будет растить детей, а муж - работать. Дани всегда был настроен на карьеру, и Лера верила, он такой, что у него - получится. Получится все, что не загадает. А она будет его любить и беречь. И встречать дома вкусным обедом. О том, что она тоже экономист, Лера не думала.
Поначалу все так и было. Лера встречала его, расспрашивала, как прошел день, кормила. Детей пока не было, но и не беда, они были рады пока пожить "для себя".
Проблемы начались, когда Дани стал продвигаться по служебной лестнице. Он стал все позже приходить домой, приходил уставший и раздраженный, молча ел и шел спать. На ее расспросы отвечал нехотя, предпочитал молчать. Так и пошло - она его ждет, вместе они молча ужинают и каждый расходится к своему компьютеру. Потом, посидев в интернете некоторое время, они ложились спать.
Они даже в течение дня теперь не перезванивались, как прежде.
Теперь Дани посылал ей SMS-ки. Она до сих пор помнит, какой ужас испытала, когда впервые получила от него - от Дани - не звонок, а коротенское сообщение! Словно от родителей...
С этого дня их отчуждение увеличивалось день ото дня.
* * *
Вынужденное безделье - такое, например, как стояние в пробке, всегда вызывало в нем раздражение.
Дани относился к тем людям, которым легче было идти пешком, пусть - под дождем, по грязи, но чувствовать, что от него что-то зависит, лишь бы не стоять смиренно и ждать.
Он огляделся по сторонам - стена дождя плотно отгораживала его от остальных машин. Посмотрел на часы - дорогой "Ориент" -" да, в таком темпе мы доедем до места вообще к вечеру, а вернуться на работу нечего и думать". Время было 13.00.
Черепашьей скоростью они добрались до перекрестка на спуске. Гор, как он и предполагал, не было видно. "Следующий зеленый - наш", - подумал Дани.
Загорелся долгожданный зеленый свет. Машины впереди медленно, словно нехотя, тронулись. Сзади засигналили нетерпеливые водители - надеялись проскочить, хотя бы и на желтый, лишь бы побыстрее...
Зеленый уже моргал, когда очередь дошла до Дани. Он нажал на газ, и когда выехал на перекресток, заметил, что уже желтый, и море машин уже двинулось ему навстречу. Давать задний ход было некуда - сзади на него уже наседал белый форд, и Дани решил все-таки попробовать проскочить.
Что было сил он надавил на газ, зарычав, машина рванула с места. Вдаль видно было прохо из-за дождя, и только посреди перекрестка Дани заметил, что прямо на него, набрав скорость, несется серебристого цвета минибус.
Мелькнуло перекошенное, бледное от страха лицо жены, раздался удар, потом какой-то треск.
... События последующих нескольких секунд Дани помнил совершенно отчетливо всю оставшуюся жизнь:
У себя над головой он увидел какое-то колесо, оно медленно плыло в воздухе, напоминая колесо проектора для старых кинофильмов. Внутри колеса был циферблат.
Колесо степенно плыло по воздуху, вращаясь почему-то против часовой стрелки. Следом за ним по воздуху летела, разматываясь на ходу в обратную сторону, какая-то лента. Больно не было. "Наверное, я умираю, сейчас должен быть длинный коридор и в конце - свет", - успел подумать Дани и провалился в темноту.
* * *
Вокруг была совершенно неправдоподобная тишина. Дани открыл глаза, было светло. Он лежал на чем-то жестком. Огляделся вокруг - никого.
Он лежит на земле, над головой возвышаются какие-то ворота. Холодно не было, дождь перестал, вокруг было сухо. "Наверное, я умер и попал в рай. Или это ад? Не знаю. Но кто бы мог подумать, что вся эта чушь об аде и рае - правда?! А может, я сильно ударился головой во время аварии и сошел с ума? И где шоссе, Лера, где моя машина?!" - с этими мыслями он поднялся с земли и подошел к воротам. Они были закрыты, а на воротах было нарисовано какое-то лицо.
Дани отошел немного вдаль, чтоб разглядеть получше.
Под ногами до самого горизонта была мертвая выжженная и потрескавшаяся земля. Ни травинки, ни букашки, ни даже маленького муравьишки. Над головой нависала каменная стена, снизу поросшая мхом. Видно было, что она такая же древняя, как и песок у него под ногами. Ворота были чуть-чуть приоткрыты, и на них по кругу были нарисованы числа. "Да это же часы!", - осенило его. Да, как и на обычных часах, на воротах по кругу были расположены цифры - от 1 до 12, "по часовой стрелке". Но странность была в том, что стрелок-то у этих часов и не было! Посреди циферблата, там, где обычно крепятся стрелки, зияла черная дыра. Еще на "часах" виднелись какие-то линии и разводы, но Дани вблизи никак не мог разобрать, что еще там изображено. Он отошел назад, чтобы разглядеть, и ахнул, настолько жуткое впечатление произвело на него увиденное в целом!
Мертвое лицо, скорее даже не лицо, а маска! Закрытые глаза, скорбно сомкнутые губы и черная дыра посередине - вместо носа - циферблат без стрелок - "ВРЕМЯ ОСТАНОВИЛОСЬ И УМЕРЛО".
От этой мысли Дани похолодел. "Господи, куда же я попал! Уж лучше бы я умер!", - где-то в горле судорожно билось сердце, и в этой мертвой тишине его удары казались неестественно громкими.
"Неужели я - единственный живой человек в этом мертвом месте?", - он облизал пересохшие от страха губы. "Лучше бы я тоже умер, вот хотя бы в этой аварии, чем коротать свои дни в одиночестве, посреди этой пустыни, не зная, ни какой сегодня день, ни сколько времени вообще я здесь торчу! Проклятие какое-то! И где Лера?!"- внезапно он почуствовал, как она ему дорога.
Вдруг ворота бесшумно приоткрылись, на мертвую сухую землю упала полоска нежного белого света.
"Целостность" мертвой маски нарушилась.
"Меня словно кто-то приглашает войти", - Дани колебался, не решаясь. Ворота тем временем раскрылись еще шире, полоса света стала ярче.
Дани набрал в легкие побольше воздуха, вдохнул и пошел в свет. Пропустив его, ворота закрылись также тихо и беззвучно.
* * *
... Смотреть на чужой успех, страстно желать совершить что-нибудь подобное, тоже великое, важное, и осознавать, что ты - бессилен? Пуст. И все, что в тебе есть, единственное, что ты способен отдать миру, это та самая жажда "проявиться", выделиться, чтобы показать - окружающим и главным образом себе, что ты - существуешь?! И что ты, хоть и червь, змей, но отнюдь не дрожащая тварь? Что ты мыслишь, чувствуешь, стремишься к большому и великому!
Ведь это жестоко, несправедливо с Его стороны - сделать все самому, а остальных пригласить лишь в качестве сторонних наблюдателей, которым уготована одна единственная роль - подобострастных и восхищающихся зрителей!
Чем дальше Гаэль так размышлял, тем больше и больше убеждался в том, что мир, устроенный Создателем, несправедлив, несправедлив изначально. Мир был задуман и создан Творцом несправедливо. Они - его создания и творения, неравны.
И тем больше он чувствовал себя обойденным. Обделенным. Обиженным, причем - умышленно, по рождению.
Он изначально был создан ползать, и не имел права даже возмутиться вслух - другие ангелы его тут же одергивали, мол, "ишь, куда замахнулся! Сиди, знай свое место, и не высовывайся!"
... И Гаэль сидел. Свернулся клубочком между корней Дерева. Стал почти незаметным. Невидимым и неслышным.
Но горечь и обида никуда не исчезали, они точили его изнутри, словно червь - яблоко.
* * *
... Быстро и незаметно миновал день отдыха Создателя - суббота. Все от души веселились, пели, пили и поздравляли Творца с небывалым доселе успехом. В стороне от шума, тихо, скромно и незаметно разгуливала по травке пара первых людей - Адам и Лилит.
Ангелы, глядя как Всевышний носится с этой парочкой, ревниво усмехались.
"Вот погодите, эти люди еще устроят Ему! Он и не заметит, а уж они подложат Отцу-создателю та-а-акую свинью, все Его чаяния и ожидания пойдут прахом!"
Всевышний же словно нарочно не замечал этих перешептываний и косых взглядов. С утра до вечера большую часть времени Он проводил с людьми - они гуляли по саду втроем и Создатель все что-то им растолковывал. Люди слушали Его и молча кивали.
"Он, видно, все время их чему-то учит, Он явно предпочитает их общество - нашему, значит, эти двое Ему милее нас!" - перешептывались между собой ангелы, искоса поглядывая на этих троих.
В стороне, поодаль ото всех, хмурый и сосредоточенный, ползал Змей. Он отчетливо осознавал, что сам по себе, один, он не способен создавать из "Ничего" - "Нечто". В голове его созревал план...