Из чернеющего неба беспорядочно, но резво
расползлись по закоулкам щуки, лебеди и раки,
заблестел кинжальный месяц над последствием разреза
молчаливо и печально, поминальный пламень аки.
На другую половину - где совсем уже не звёзды,
затянуло космонавтов пустотой сиюмоментной.
Космонавты были строго и придирчиво серьёзны                
перед тем, как раствориться в чистоте эксперимента, -
и остались там навечно в зашифрованном размере,
или выбрались куда-то, что не так уже и важно.
Важно то, что на поверхность из-за северных америк
алабамно по-техасски выплывало солнца банджо
и ракеты запускало из Гавайев по Дамаску
то ли с афро-камикадзе, то ли с помощью гуманной,
а на западе за МКАДом вратари в красивых масках
отбивались от учёных и от их частичек-нано,
под жалейку с балалайкой на прославленных подмостках
нецензурные частушки пели прима-балерины -
про лечение дисфункций принудительностью жёсткой
и настройкой установки полигамно кобелиной.
А потом явился некто в сапогах и одеяле
и, воздевши руки, крикнул, что осталось всем немного, -
да почти уже нисколько, и надежда есть едва ли,
он один такой тут зрячий и видна ему дорога,
надо только подчиняться и стучать дубиной в бубен,
протыкая мыслью вечность, и мычать стихи про это.
Для тупых и непослушных путь закрыто недоступен.
Остальные же не сдохнут, а пойдут навстречу свету.
А затем из дальних странствий возвратился экстремальный
путешествующий дядя - с бородой и в ярких бусах,
он гостил у каннибалов, есть людей у них - нормально,
дядю съели бы, пожалуй, -только старый он, невкусный.
Как из маминой из спальни вызывали злые духи
неокрепших и морально недоразвитых колдуний -
вот от кариеса средство, вот с прокладкой дюже сухо,
справа пепси, слева нечто, восседающее в думе -
а внутри придушен голос, очень тихий, слишком робкий,
мир вокруг не просто бредит - он совсем ненастоящий.
Говорили ж мне тупому - не включай, не жми на кнопки,
делай что-нибудь другое, не смотри ты на ночь ящик...


                                  *                   *                   *