Всевластная богиня, милостивая и мстительная, распростёрла свои призрачные крылья над Даретаньей. Мало у кого из живущих - и лишь на короткое время - хватало сил противиться её воле. Непокорные были отвергнуты, изгнаны и лишены самой желанной из наград - сладостного Забвения.
Во славу Благодетельной властительницы ночи и смерти над священным озером Эвос воздвигли грандиозный храм. Светлым днём здесь было тихо и малолюдно, в прохладной неподвижно-синей воде отражались высокие, ослепительно белые стены. Но по ночам - от вечерней зари до восхода, - когда Латагрэн властвовала безраздельно, служители культа вновь и вновь возносили ей хвалу, повторяя бесконечный, завораживающе красивый ритуал.
В главном зале с небесно-голубым сводом, перед мраморным изваянием богини, день и ночь танцевали мальчики-жрецы, принося в дар покровительнице Даретаньи свою юность, а затем и жизнь. Иногда кто-то из танцовщиков исчезал, оставив на отполированном до зеркального блеска полу свои лёгкие одежды, подобные призрачному покрову богини. Ушедшего во тьму заменял другой послушник - священный танец не прерывался никогда.
Все, кто танцевал для Латагрэн, были обречены умереть в расцвете юности, признавая своим радостным и покорным уходом величие смерти и её превосходство над мимолётной жизнью.
Голубоватое пространство зала наполняли ароматы благовоний. Близилась вторая половина ночи - время полного торжества Латагрэн. Стройная фигурка, закутанная в серую панлу, скользнула по краю главного зала, остановилась в затенённой нише за главной храмовой статуей. Её ждал невидимый в сумраке Просветлённый - тот, кто коснулся покрова богини. Он едва заметно кивнул, приветствуя женщину.
Юные босоногие жрецы, закинув руки друг другу на плечи и слегка раскачиваясь, самозабвенно пели очередной гимн. Улетая наверх, их чистые высокие голоса переплетались с отрывистым аккомпанементом многострунного бриана.
О благодетельная и прекрасная,
Ты неумолима, ты властвуешь над людьми,
Загадочен и спокоен твой лик,
Дыхание твоё дарит вечное блаженство.
Неслышен твой приход,
Зов твой беззвучен,
И нельзя противиться ему.
О Владычица Латагрэн,
Дарующая Забвение,
Всё ничто перед тобой,
Ты одна пресекаешь все муки,
Ты одна утоляешь все желания...
Распустив длинные волосы и раскинув руки, послушники плавно закружились, один за другим. Свободно развевались их светлые полупрозрачные покрывала; бледные лица ничего не выражали, ничего не видели перед собой и ничего не замечали, словно отрешились от земной жизни, полной печалей и забот.
-Дивная ночь, - невольно вырвалось у Кэтриухчулы. - Твоя ночь... Наконец-то богиня спустится с небес и возрадуется Избранному для неё.
"Избранному?..." В изумрудно-зелёных глазах женщины мелькнуло сомнение.
Она глубоко вздохнула, наполняя лёгкие дурманящим пряным ароматом, сознание постепенно раздвоилась. Мужчины так мало её волновали, тем более неведомый юный затворник. Что он изменит в её непонятной жизни? Герр пыталась вспомнить о себе хоть что-то, но в памяти стояла непреодолимая, глухая преграда. Оставалось полагаться на то, что говорил Просветлённый, мудрый и сильный человек с пронзительным чёрным взглядом и властными манерами.
-Избранному для тебя, - с нарочитой почтительностью подтвердил Верховный жрец и невольно улыбнулся: сегодня его подопечная станет воплощением Латагрэн. - Все ночи Избранный проводит под открытым небом, в одиночестве и ожидании. Приди к нему, и пусть свершится обещанное чудо. И окрепнет старая вера, и Даретанья вспомнит о своём предназначении.
На мгновение глаза жреца сверкнули, алчно и торжествующе. Он взял молодую женщину за руку и приоткрыл неприметную дверь. Чувствуя себя воистину богиней, способной творить чудеса, Герр уверенно шагнула за своим провожатым.
Внутренняя лестница круто вела наверх, в самую запретную для непосвящённых часть храма - тапес Избранного. Просторная спальня, устроенная на плоской крыше, не имела никакого укрытия и вправду находилась прямо под звёздами, чтобы между богиней и Избранным для неё не оставалось никаких преград.
Из глубины храма сюда доносились отзвуки молитвенного пения. По небу проплывала Красная луна. Верховный жрец слегка подтолкнул Герр и беззвучно исчез - тайная лестница напрямую соединялась с его личными покоями.
Облитый призрачным светом, юноша разметался на постели. Он словно погрузился в томительный полусон-полуявь, чарующе улыбаясь своим видениям. Тёмные густые кольца волос переливались, обрамляя лицо, не знавшее солнца, ресницы спокойно лежали на бледных щёках. Он был ошеломляюще красив - Избранный для Латагрэн. Жрецы предлагали своей богине самое лучшее.
Избранный слегка повернулся, закинув руку наверх. Сейчас, в неверном ночном сиянии, его лицо показалось смутно знакомым. Что-то замерло внутри Герр, а потом сладостно потеплело.
Она потянулась вперёд и сдёрнула накидку. И в тот же миг ресницы Избранного дрогнули. Глаза приоткрылись и сразу увидели её - ту, для кого он был предназначен, кого так долго и почти безнадёжно ждал, томясь в одиночестве и грезя наяву.
Латагрэн была прекрасна. Гибкое тело богини обволакивали тёмные волосы, по длинным прядям, играя и переливаясь, скользили призрачные звёзды, сотканные из серебристого света. Повисая в воздухе, волшебные звёзды медленно опадали, а если их касались рукой, то раздавался еле различимый, хрустальный перезвон. И они таяли.
Встав коленом на край постели, Милосердная и Благодетельная медленно склонилась над Избранным. Они соединили ладони. Глаза юноши вспыхнули, будто две мятежные звезды, а из глубины разгоревшихся зрачков начало подниматься что-то откровенно грешное, о чём невинный избранник просто не мог знать.
Браслет на запястье словно ожил, кожу охватило приятное щекочущее тепло.
Её первый поцелуй был жарок и нетерпелив, его ответный - лёгок и безропотен, хотя каждая частичка Избранного трепетала и праздновала приход небесной возлюбленной.
Как любовник он оказался совсем неопытен. Просветлённые не могли ничему его научить, да и не стремились, вовсе не ожидая появления богини. Зато он был упоительно ласковым, как игривый котёнок. Радостная нежность, как весенний поток, затопила Герр, и сердце растаяло.
И она нарушила заранее установленные правила, оказалась не всевластной богиней - а девчонкой, безрассудно дарившей своё сердечко тому, кто клялся в любви.
Бледно-золотистый рассвет достиг выбеленной стены храма, и в потайную спальню торжественно вступили Просветлённые - они делали так каждое утро. Избранный крепко спал, зато всё вокруг - и огромная постель, и покрывала, и пол - было усыпано маленькими звёздами - нежно-розовыми, серебристо-голубыми и жемчужно-серыми. Когда первые солнечные лучи коснулись волшебных звёзд, они начали бесследно таять, сотканные из ничего - из одного света.
ГЛАВА 1
Помайи
-И кому так повезло? - полушутливо спросила Герр своего юного поклонника, расправляя влажные после купания волосы. Новость о шаиси её вовсе не расстроила.
"Тебе интересно, кому меня продали?" - чуть не вырвалось у Помайи. Прямые, чётко очерченные брови упрямо сомкнулись. Он ответил почти высокомерно:
-Госпоже Манли Аг'яр. Сегодня мой последний вечер в этом доме.
Манли никогда не входила в число близких знакомых Претора - она не нуждалась в покровительстве, поскольку была богаче и знатней всех Преторов, вместе взятых. Предки Аг'яр на равных соперничали с царями свергнутой династии Ахит-Нес.
Герр улыбнулась: ей на самом деле нравился этот серьёзный юноша с удивительно красивыми печальными глазами.
-Желаю тебе счастья в доме молодой жены. Не сомневайся, милость богини безгранична.
Голос звучал так нежно, что Помайи с трудом удержался от слёз, резко отвернулся.
Стены отцовского тапеса были украшены эффектными барельефами в форме медальонов: заседание Тора Правителей, воинское торжество, религиозная процессия. И всюду Претор в пышных, официальных одеждах.
Себялюбивый Ксоу был тщеславен, но очень мало дорожил сыном. Только высокий общественный статус удерживал Претора в рамках приличий. Однако Помайи давно не обманывался насчёт отца и заранее смирился со своей участью. Ксоу привык жить на широкую ногу, а в последнее время отчаянно нуждался в средствах. Женитьба сына на богатой - самой богатой! - аристократке был отличным решением всех проблем. А если брачный союз заключается строго по древнему обряду, кого это смутит? Наоборот, шаиси выглядит благородно и красиво.
Бесспорно, что сыновей всегда тяготит родительская власть. Но уж так заведено в знатных семьях Даретаньи, что, женившись, молодые люди переходят под власть жены. И когда выгодно, новая аристократия охотно соблюдает заветы Латагрэн - ведь за исэку полагается платить.
Юноша не стал объяснять, что "молодая жена" вдвое его старше. Шаиси была просто выгодной сделкой: Претор получал деньги. Что получала Манли Аг'яр, Помайи точно не знал. Наверное, влияние в Торе.
-Помайи, среди гостей твоего отца я никогда не встречала... твоих друзей.
-Отцу не нравятся мои друзья. Для столь избранного общества они не годятся, - фыркнул сын Претора.
Зеленоглазая танцовщица из Генелаи сводила его с ума. Орэй намекал, нет, прямо говорил, что ему не надо разговаривать с Герр - господину отцу это не нравится. И приходить сегодня в тапес не стоило - к добру это не приведёт.
-Твой отец - большой ценитель прекрасного.
-А ещё больше - прекрасных танцовщиц, - вырвалось у Помайи.
И снова девушка загадочно улыбнулась, словно в ответ собственным, непонятным мыслям. Выбрав одну из длинных шпилек, велела Помайи придержать волосы на затылке.
-Как ты красива и свободна, моя госпожа, - выговорил Помайи, спутался, но всё-таки закончил, - и тебя все любят.
-И ты? - переспросила танцовщица, не отпуская его напрягшуюся руку. Потемневшие изумрудные глаза затягивали, не давая ни единого шанса вырваться.
-Я как все, - признался сын Претора и невольно покраснел.
-А как все?
-Ах, бэл, для чего вам ещё одно глупое признание? Ведь завтра меня здесь не будет. - Помайи сердито вырвал руку и снова отвернулся, а затем неожиданно произнёс слова из песни Орэя, которые твердил про себя. О том, что её имя стало единственной молитвой, и он дарит ей сердце, а взамен просит всего один поцелуй.
Танцуй веселее, плутовка,
И смейся мне прямо в лицо.
Сегодня я пьяный и смелый...
Следовало уйти, но она сама удержала за край лавы. От воспоминания о том болезненно-томительном поцелуе тело и сейчас охватывала сладостная судорога. Правда, ему показалось, будто за неплотно прикрытой дверью тапеса мелькнула тень Орэя.
-А теперь признавайся, что означают твои дерзкие стихи?
-Совсем ничего, госпожа Герр. Ты просто... не такая, как все. Ты свободна как птица. Твой выбор свободен.
-Какой выбор, Помайи?
Он заколебался, пытаясь уйти от ответа. Открытое лицо разгорелось ещё сильнее.
-Извини, госпожа. Иногда я говорю, не подумав.
-Да ты мятежник, - вырвалось у танцовщицы.
-Нет. Я сын своего отца.
-И не хватает решимости восстать?
-Восстают безродные гоны. Аристократы... вроде меня выражают своё недовольство в стихах. Так что ты мне ответишь?
-Да ты не о чём не спрашивал, Помайи.
Он не был настолько пьян, всего лишь сошёл с ума.
-Ты могла бы... меня полюбить?
Герр закусила капризную верхнюю губу, словно боясь рассмеяться. Наверное, ему почудилось - только в удивительных зелёных глазах не было веселья. Разве беззаботная плясунья могла так смотреть?
На самом деле сын Претора нравился Герр гораздо сильнее, чем ей хотелось. Только юный поэт ошибался: свободной она не была.
* * *
Празднично разукрашенные носилки еле заметно покачивались в такт размеренных шагов. Помайи впервые в жизни ехал вот так, откинувшись на мягких подушках, стараясь при этом выглядеть невозмутимым и довольным. А чем ему быть недовольным? Носильщики ни разу не оступились. Если бы вместо него стоял кувшин с водой, они бы не расплескали ни капли.
Впереди и сзади бежали гоны с факелами. Мало того, носилки сопровождала почётная охрана со значками Аг'яр. Не хватало только музыкантов и жонглеров.
Потревожив уединение молодого господина, почтительный гон предупредил, что вскоре они прибудут на место. Помайи с любопытством раздвинул занавески и вскоре увидел великолепный загородный дом, отделанный несравнимо богаче городского дома Претора. По закруглённой аллее, обсаженной хвойными деревьями, носилки доставили к парадному входу. Встречал их только управляющий и несколько слуг, Манли не было.
Помайи помогли спуститься и сразу повёли в предназначенный для него тапес.
Небольшую спальню почти сплошь устилали плетёные ковры и нарядные покрывала. Слуги заранее разобрали постель, помогли господину раздеться, принесли ужин. Помайи спокойно подчинялся всему. Протестовать было поздно, хотя узел исэки был ещё не затянут.
Наконец все ушли, и сын Претора улёгся - больше делать было нечего, - слабо надеясь, что сегодня его оставят в покое.
Крошечная ночная лампа на столике почти не рассеивала вечерний сумрак. Мягкие ковры скрадывали звуки шагов, но слабый шелест ткани всё-таки выдал её приход.
Гоны торопливо распахнули дверь спальни, зажгли все светильники.
Помайи встал навстречу, не решаясь заглянуть в лицо жены. Впервые они стояли так близко друг от друга.
Изящную, маленькую фигуру укутывал фиолетовый шёлк. За такую ткань можно прибрести десять обученных гонов. Гонов на рынке сколько угодно, а драгоценную ткань везут издалека, она бесцененна.
Госпожа Манли славилась вызывающим поведением и своевольными манерами. Только огромное, воистину сказочное состояние Аг'яр вынуждало людей мириться с причудами и капризами единственной наследницы древнего рода.
Глаза женщины были обведены чёрной краской, на скулах - вызывающие красные символы Хоаб. От ярких красок лицо казалось отталкивающей, почти непристойной маской. Разумеется, Манли знала о производимом впечатлении - но что ей чужое мнение. А ему всю жизнь придётся мириться с её капризами.
-Как только Просветлённый произнёс наши имена вместе, я сразу поехала домой, чтобы закончить обряд. Шаиси аро, мой дорогой муж.
Помайи поднял руки и наконец изобразил приветливую улыбку. Манли распахнула панлу. Тонкая смуглая рука легла поверх запястья молодого мужчины. Помайи отдёрнулся, сразу вернул руку назад.
Подлинной свадебной церемонии не было, и ему не пришлось проходить через унизительный обряд публично. Ксоу согласился на любые условия, так торопился избавиться от сына.
Он опустил голову, и маленькая женщина смогла без труда завязать исэку - тоже шёлковую, синюю, с серебряной нитью. Длинные концы закручивались в спираль, приятно скользя по коже спины.
"Ну вот, теперь всё".
Исэка - это не просто часть обязательного наряда. Это символ брака, заключённого по древнему обряду, с благословения Латагрэн. И символ подчинения. Тот, кто надевает исэку, становится собственностью, вещью, за которую уплачено. При некоторых обстоятельствах... его можно продать.
-Всем ли доволен мой дорогой муж? Нет ли особых пожеланий? - Ласковый голос звучал почти приятно.
-Да, я всем доволен, моя госпожа.
Тонкие пальцы Манли провели по его щеке, погладили подбородок:
-Благодетельная, до чего ты хорош.
-Я с радостью исполню... свои обязанности.
В ответ раздался смех.
Испуганный взгляд метнулся на женщину, вглядываясь сквозь разноцветную маску. Высокий чистый лоб, гордый чуть покатый нос, плавная линия длинной шеи, чётко очерченный рот и, главное, огромные топазовые глаза. Слегка удлинённые к вискам, они свидетельствовали о древней крови властителей Аг'яр и манили, словно омуты. И грозили посмевшему заглянуть в их бездонную глубину.
-Я мечтаю стать твоей возлюбленной, Помайи. Хотя... трижды отвергала брачное предложение Ксоу. - Новобрачный онемел. - Только не смотри на меня такими испуганными глазами, сегодня я не собираюсь ничего требовать. Надеюсь, что когда-нибудь ты сам... попросишь меня о любви. Спи сегодня и каждую ночь спокойно, сероглазый. Теперь это и твой дом.
Вновь закутавшись в просторную панлу, Манли отступила и быстро ушла, не оглядываясь. Соблазнительно покачивались бёдра под мягкой драпировкой шёлка.
Доверенный гон встретил госпожу в коридоре, возле светильника:
-Будут ли особые пожелания, бэл?
-Нет, Льяса. Отдыхай. Незачем всю ночь стоять под дверью.
Утром Помайи разбудил уже знакомый слуга, подал великолепную лаву, расшитую белым по белому шёлку, и от имени госпожи попросил выйти в сад. По лестнице Помайи бежал легко и весело, прохладная ткань приятно струилась по голому телу. Очутившись в саду, он опомнился и спокойно, без видимой спешки, зашагал вслед за гоном по узкой дорожке, затенённой ажурной зеленью.
В конце пути они оказались у заросшего пруда. Манли сидела на берегу, вся залитая солнцем. Сейчас, при ярком свете, со спокойной улыбкой на нежных, по-девичьи припухлых губах, она вовсе не казалась неприятной - наоборот. Вызывающего грима было немного, она даже не выглядела старше мужа - ну, ненамного.
Помайи почтительно приветствовал жену.
-Как спалось, сероглазый?
От подобного обращения он внутренне застонал.
-Благодарю, госпожа жена, очень хорошо. - Он на самом деле отлично выспался.
Манли встала с травы и направилась по тропинке вокруг пруда. Помайи медленно шёл следом, тайком наблюдая за женой, не решаясь разглядывать прямо.
В городе по утрам никогда не было так тихо. Над водой носились изумрудные стрекозы, спокойно плыли вдоль берега белые птицы, а цветы поворачивали к солнцу раскрытые бутоны. По знаку хозяйки гон сорвал цветущую ветку, подал Манли. Она с наслаждением вдохнула аромат, улыбнулась мужу, глядя поверх лепестков.
-Тебе нравится мой сад?
Ещё не успев внутренне успокоиться, Помайи огляделся.
-Здесь очень красиво и много цветов. Только... можно заблудиться.
-Я распоряжусь, чтобы в твоём тапесе всегда были цветы.
Ничего особенного, но Помайи опять смутился.
Они углубились в рощу. В маленькой беседке, увитой виноградом, укрывалась статуя из аддийского мрамора. Девушка стояла во весь рост, прикрывая рукой грудь - или просто дразня зрителя. Со стройных ног волнами соскальзывала панла. Модель выглядела спокойной и уверенной в себе, без особых намёков на изнеженность и томность, о которых так заботились мастера, работавшие по заказам. В юной девушке было подчёркнуто совсем другое: сосредоточенное внутреннее напряжение, словно она готовилась преодолеть невидимую, но опасную преграду.
-Ох... - вырвалось у Помайи после мгновенной растерянности. - Простите, госпожа, это вы?!
-Неужели я так сильно изменилась?
Помайи поймал себя на том, что рассматривает жену в упор. Не найдя слов для ответа, разозлился на себя за глупое смущение. Разумеется, она изменилась.
Внезапно из-за куста на дорожку выскочила молоденькая лань-дали, помедлив, стала медленно приближаться, недоверчиво косясь на незнакомого мужчину. Грациозная дали остановилась боком к Помайи. Манли протянула руку, ласково подманивая животное:
-Дали нас встречает. Смотри, у него ресницы, как у тебя.
Помайи вовсе не собирался делаться ручным любимцем и хотел возмутиться, только не успел. К ним быстро, почти бегом, приблизился мальчик-гон:
-Бэл, там господин Горданс.
Известие словно удивило Манли, она посерьёзнела, строго посмотрела на Помайи:
-Возвращайся к себе... и переоденься. Позднее я пришлю за тобой.
Она ушла, не дожидаясь ответа, оставив мужа в одиночестве. Несомненно, гость был важнее.
В тапесе молодому хозяину подали новую лаву, расшитую жемчугом, роскошнее той, что надевалась утром. Волосы красиво уложили наверх, а поверх лавы накинули широчайшую белую панлу. Сзади шёлк спускался до пят, на плечах ткань была присборена и распахивалась, открывая грудь. Длинные концы исэки закрепили агатовыми заколками, оправленными в серебро. Наряжаться Помайи любил, но сейчас, в слишком дорогом наряде, почувствовал себя неуютно. Подумал, что может случайно испортить бесценную ткань.
Старательно расправив вертикальные складки панлы, он поспешил в тапес жены.
К его удивлению гостем оказался храмовый сакпо-айрика. Мужчина был высоким и худощавым, на редкость смуглым, с прямыми чёрными волосами и пронзительным взглядом. Наверняка в нём текла кровь дикарей-трипавов. Что-то наводило на мысль, что айрика опасен. И без сомнения господин Горданс, как его назвал гон, являлся близким другом хозяйки дома.
У Помайи никогда не было знакомых среди подобных людей. Айрика были крайне замкнутой кастой, жившей по своим правилам, почти как Просветлённые.
Гость сидел нарочито расслаблено и вальяжно, длинные цепкие пальцы играли с маленькой полупрозрачной чашей, но во всей его позе была упругая, изготовившаяся к броску сила, как у дикого зверя, - этого было не скрыть. На лбу, прямо под высоким головным убором, была вытатуирована звезда Латагрэн.
Манли снова нанесла на лицо яркий вызывающий грим. Резкие краски безжалостно подчёркивали возраст женщины.
-Познакомься с моим супругом, Горди. Это господин Помайи.
Айрика замедленно полуобернулся, скользнул взглядом по вошедшему, в знак приветствия коснулся запястьем плеча и, не дожидаясь ответного жеста, вернулся к Манли:
-Извини, что не успел поздравить тебя с замужеством. У меня... не хватило сил. - Низкий голос айрика звучал почти интимно.
Теперь он смотрел на женщину в упор. И Манли смотрела только на него. Отозвалась тихо, но с вызовом:
-Поздравляю... Прекрасный выбор. Надеюсь только, что это не повод уединяться в поместье. Ты ведь никогда здесь подолгу не жила. Тебе нравится, чтобы вокруг было много разных людей и всякие развлечения: праздники, и всякие приёмы, и гонки колесниц, и охота. А без тебя всё теряет смысл. Тебе надо вернуться в столицу, Манли. - Глаза айрика уже не пытались скрыть яростный огонь. - Манли, что ты натворила?
Помайи с изумлением глядел на жену и в какой-то миг понял, что не в силах оторваться от её разгневанно сияющих глаз.
-Ты чересчур дерзок, Горди.
Щека айрика дёрнулась. Почти отшвырнув чашу, мужчина приподнялся, одним махом преодолел пространство, отделявшее его от Манли, взял, нет, схватил её за руки - словно никакого мужа в тапесе не было.
Дикой выходки айрика Помайи не понял, но почти физически почувствовал напор его мужской, почти животной страсти, а главное, убедился, что Манли испытывает нечто похожее, и он - лишний между этими двумя. От растерянности он не шевелился, отнюдь не уверенный в своём праве вмешиваться. Но Манли не забыла о присутствии мужа, резко отстранила айрика:
-Уезжай, Горди. - В голосе не хватало уверенности.
Взгляд айрика сделался безумным.
-Клянусь милостью Латагрэн, мне не убежать от тебя.
Помайи попытался встать между Манли и дерзким гостем.
-Не прикасайтесь к моей жене.
Айрика словно не заметил этой помехи, но Манли выпрямилась, бережно, но твёрдо подтолкнула мужа к двери:
-Тебе надо уйти, Помайи.
Побледнев, Помайи рванулся к выходу, завернув за угол коридора, прислонился к стене. Манли приблизилась незаметно:
-Почему ты остановился? Иди в свой тапес. Я пришлю музыкантов, чтобы тебя развеселили.
Мужчина вскинул подбородок:
-Не унижайте меня, госпожа Манли... Хотя я не имею права вам указывать.
Маленькая ладонь женщины коснулась его груди:
-Прости, Помайи. У меня нет права так обращаться с тобой и забывать об уважении. Ты больше не увидишь здесь Горденса.
Помайи заставил себя опустить голову. Жена имела право забывать об уважении, ведь она купила его - в точности как гона.
Сакпо-айрика уехал, но уехала и Манли. Помайи даже не знал, отправились они вместе или порознь. Сын Претора остался в одиночестве, в чужом доме, среди незнакомых слуг.
Зато всё поместье оказалось в его распоряжении, и гоны не смели стеснять господина или ответить "нет", наоборот, торопились всё показать и объяснить. А главное, здесь была превосходная конюшня с лучшими лошадьми, которых Помайи когда-либо видел.
Гонки колесниц были всеобщей страстью, но хорошие лошади, колесница и наряд возничего - дорогое удовольствие. К тому же подобные развлечения не соответствовали высокому общественному статусу Претора. Раньше Помайи только любовался чужими лошадьми, а теперь мог взять любых и целый день носиться по дорогам, любуясь живописными окрестностями огромного поместья, тянувшегося, как оказалось, почти до Эвоса.
На двенадцатый день после отъезда хозяйки доверенный гон Льяса объявил, что госпожа Манли предлагает супругу поучаствовать в гонках. Помайи невольно вспыхнул. Пролететь по ипподрому было воистину несбыточной мечтой.
Опомнившись, он нерешительно уточнил:
-А как же?... Разве госпожа Манли позволит?
Льяса ухмыльнулся щербатым ртом:
-Бэл специально для вас прислала новых лошадей.
-И когда назначена гонка?
-На Благодарение Всевидящего духа Хоаб. Через четыре дня, господин. Мы успеем.
Эту пару Помайи ещё не видел. Они казались заметно выше других, одинаковые, с красновато-рыжими шкурами и длинными ухоженными гривами - словно другой, неизвестной в Даретанье породы.
-Выведи их, - неуверенно попросил растерявшийся Помайи у главного конюха, не в силах оторвать взгляд от великолепных красавцев. Он влюбился в них сразу.
Только вечером Помайи расстался с подарком, и то по настоянию Льясы. Все лошади рождены для бега, но эти были чем-то особенным. Они летели бы и летели, никогда не останавливаясь, если бы он не натягивал вожжи. Тогда лошади косились на нового возничего и пытались играться.
Льяса предупредил, что заранее отошлёт их на ипподром, чтобы не переутомились перед гонками. И сам отправится вместе с лошадьми, за всем проследить, и пройдёт жеребьёвку.
Зрителей на храмовом ипподроме собралось много, как всегда, некоторые занимали места с вечера. Люди толпились повсюду, шумели, спорили, делали ставки на лошадей, ели и пили. Казалось, вся Даретана вознамерилась поглазеть на азартное зрелище, угодное Латагрэн.
Отделанные серебром и позолотой колесницы, пёстрые наряды возничих, ещё более яркая упряжь - всё поддерживало атмосферу праздника. Лошади нервничали вместе с людьми, начинали метаться в загонах и обеспокоено ржать, не слушая конюхов и возничих.
Помайи прибыл как раз к началу торжественного выезда всех участников гонок. Своих длинноногих гнедых красавцев он увидел издалека - возле них собралось больше всего зевак, хотя любопытных и отгоняли от изгороди. Лошади были давно готовы, начищены так, что шкуры переливались на солнце, под ними играли железные мускулы, длинные гривы аккуратно были переплетены синими и алыми лентами.
Налюбовавшись, Помайи вскочил на колесницу и горделиво, без всякого труда, направил её к месту старта, словно проделывал это множество раз, издалека отвечая на приветствия зрителей. Умные животные косились - они ещё не привыкли к новому хозяину, но охотно подчинились его руке.
На трибунах оказалось немало знакомых, и Помайи поискал глазами отца. Его не было, но Претор исключительно редко посещал такие гонки.
Льяса, шагавший рядом с лошадьми, резко обернулся и подал знак:
-Госпожа здесь.
Манли была одна, без сопровождения. Помайи хотел сойти на землю, чтобы выказать почтение, но жена сама забралась наверх, встав рядом, расправила фиолетовую панлу.
-Сегодня ты будешь первым.
-Если будет угодно Милосердной.
-Помни: богиня любит смелых, ведь она - женщина. Как и я. - Манли заглянула в глаза мужа, словно бросая вызов.
У линии старта она спрыгнула.
До этого Помайи не думал всерьёз о победе, мечтал всего лишь покрасоваться. А если рискнуть?
Не оглядываясь на Манли - времени не оставалось, - он перехватил вожжи, дополнительно накинул длинный конец вокруг предплечья, встал поудобнее.
Прозвенел гонг, и колесница покатилась вперёд - плавно, сама по себе. Помайи дёрнул, и лошади сразу понесли, решив наконец вырваться на свободу. С трудом устояв, Помайи упёрся, вкладывая всю силу в плечи и спину, постепенно удерживая, не давая разогнаться до конца, пытаясь следовать наставлениям опытных возничих, которые его обучали.
На повороте лёгкая колесница опасно накренилась, почти легла на бок. Выправившись, Помайи успел оглянуться через плечо и не поверил глазам. Позади не было никого - все отстали. Он охнул.
От встречного ветра перехватило дыхание, кони хрипели и рвались из рук. Мчавшиеся впереди колесницы приближались с невероятной, бешеной скоростью - или он так стремительно их настигал. К новому повороту они сблизились вплотную. Придержать своих лошадей Помайи даже не надеялся. Они соглашались только с единственным приказом возничего - нестись быстрее. Свернуть в сторону он не успевал - оставалось лететь в узкий коридор между чужими колесницами и молиться, чтобы он не сомкнулся.
Помайи взмахнул кнутом и снова заорал. Никогда в его жизни всё не решалось так стремительно, за одно биение сердца - если оно не забыло ударить. Колёса отвратительно заскрежетали, затрещало, взламываясь, дерево, пронзительные вопли на ближней трибуне вспороли воздух. Наверное, он испугался, только некогда было заметить собственный страх. Он снова ударил и без того взбесившихся лошадей.
Когда его рыжая пара вырвалась на прямую дорожку - она и вправду летела, едва касаясь копытами сухой земли, Помайи думал, что оглохнет от восторженных воплей.
Успокаивая лошадей - и себя, - он провёл колесницу вдоль почётных трибун и сразу очутился в нахлынувшем водовороте поклонников. Вокруг были только радостные лица: к нему тянулись руками, бросали сплетённые знаком Хоаб венки победителя.
Помайи отыскал взглядом жену - фиолетовую панлу трудно было пропустить в любой толпе, - направил колесницу прямо к ней. Запрокинув голову, Манли глядела на стоящего наверху мужа снизу вверх. Обведённые чёрной краской глаза сияли.
-Я горжусь тобой, Помайи.
-Твоё напутствие принесло мне удачу. - Слова произнеслись необыкновенно легко и просто. Всё казалось достижимым - после такого испытания и такой необыкновенной, чудесной победы.
В главной гонке Помайи снова победил, ни в чём не сомневаясь.
Церемония официального чествования победителя с участием Просветлённых закончилась к полудню, затем предусматривалось торжественное возвращение в столицу.
-Давай уедем?... - предложила Манли.
Помайи кивнул:
-Но как?
Только вдвоём они выбрались за дальний край ограждения, установленного вдоль дороги. Совсем рядом, за холмом, лежал священный Эвос. Под высокими деревьями, в стороне от построек ипподрома, их дожидался Льяса, присматривавший за тремя верховыми лошадьми.
Манли сразу поскакала в сторону от озера, по полям. Верхом она смотрелась великолепно, ткань панлы разлетелась по ветру, открывая стройные ноги почти до бёдер. Помайи мчался следом и мог только любоваться женщиной, сливавшейся с лошадью в едином стремительном движении, когда они переносились через канавы и невысокие изгороди.
Такой смелой всадницы сын Претора ещё не встречал. Гон ехал позади, стараясь не отстать. Впрочем, верхом на лошади Льяса был под стать хозяйке.
-Вы очень смелая, госпожа моя! - выкрикнул Помайи. Не оборачиваясь, Манли махнула рукой.
-Вы отчаянная, - ещё громче повторил Помайи, чтобы она услышала. - Я победил только для вас.
Наконец они выбрались на дорогу, и Манли осадила своё разгорячённое сильное животное, словно демонстрируя умение повелевать. Она смеялась, длинные волосы расплелись и напоминали гриву её коня.
-Отец посадил меня верхом, когда я не научилась ходить. Ненавижу ездить медленно.