- "Спустить собак" 1986 г.

Смартфон чирикнул. Роман вздрогнул и достал его из кармана. Новый пост.

Небольшое признание. Книги стало писать гораздо изнурительнее с осознанием, что Они тоже будут их читать. Был бы в коня корм.

- П.

Рефлекторная брань заполонила голову, но тело отреагировало спокойно. Легкие, сердце и желудок были хорошо вымуштрованы за последние несколько дней. Роман огляделся - люди на улице были на достаточном расстоянии от него. Кажется, к нему ковылял явно нетрезвый тип, но если раньше в таких случаях всегда включалась тревога, то теперь Роман понял, что эти люди для него представляют наименьшую опасность. Он поднялся по ступенькам. За прозрачной дверью было видно, что в пункте доставки других посетителей нет. Было 22:58 - 2 минуты до закрытия, время отнюдь не случайное. Логика была следующая - сотрудник уже пожирает часы глазами и с меньшей вероятностью решит завести разговор о подозрительной посылке. Роман вошел.

Мне заказ забрать. Последние четыре цифры номера? 2 0 3 2. Всего доброго. Спасибо, до свиданья. Ранец открывается. Ранец закрывается. Дверь открывается. Дверь закрывается.

Стандартные рутинные протоколированные сценарии всю жизнь для Романа шли с неотъемлемой тревогой. Но после того поста и бессонной ночи она закончилась. Хотя теперь тревожиться было куда больше причин - да что там, наконец появились реальные причины - все эти действия отныне выполнялись с солдатским автоматизмом, а тревога превратилась в нечто предельно рациональное - постоянную бдительность, докладывающую больше не эмоциям, но невозмутимому разуму. Все хитрости, ранее оберегавшие личный комфорт от ничтожных неудобств - наушники, без играющей музыки, игнорирование лифта с попутчиками и тому подобное - стали военной стратегией, минимизирующей контакт с людьми и следовательно возможные риски.

Роман больше не брал такси. Метро тем более исключалось. До пункта доставки ему было идти полчаса, обратно - столько же. Казалось бы, абсурдная предосторожность (в соседнем доме был такой же пункт). Но спешить было некуда. Жизнь на эту неделю была расписана по минутам, а что будет потом - уже не имело значения.

Полчаса спустя Роман вошел в квартиру (лифт в очередной раз был проигнорирован), включил ноутбук. Ввод пароля. Ввод второго пароля. Фон рабочего стола был необычный - тот самый пост (постоянное напоминание).

Я давно перестал читать ваши вопросы - в тетрадях с прописями больше разнообразия. Однако, в следующее воскресенье я дам интервью. Прежде всего потому, что у меня есть вопрос для вас. Сам отвечать я, конечно, тоже буду. Таковы правила игры.

- П.

Роман вытащил содержимое посылки на стол. Это были несколько флаконов. Из кухни он принес еще несколько похожих флаконов (они были за холодильником), пару кружек и шприц.

"Признаться, у химии мало общего с шахматами. Но не ошибиться в пусть и замысловатой инструкции, оказалось вполне в моих силах. Ходов здесь было не больше, чем в каком-нибудь омертвелом ветвлении варианта Дракона. Конечно, всё было не так просто. Мне приходилось доверять автору инструкции, и допускать, что конечный раствор даст обещаемый им эффект. С дебютами было проще. Хотя я точно так же полагался на старых мастеров в том, что эта последовательность ходов оптимальна (только поначалу, естественно, действительно оптимальные последовательности я вскоре научился определять сам), я всё же мог оценить финальную позицию, видеть ее эффекты, желаемые и побочные. В случае с изготавливаемым мною наркотиком, эти эффекты я не буду знать наверняка, пока не разыграю его в реальной жизни. Но этот риск был в пределах допустимого.

Меня позабавило, как легко мне удалось достать и рецепт, и ингредиенты. Воистину, лэнд оф зэ фри! В своих поисках я натыкался и на куда более противоречивые вещи и теперь понимал, что с той же легкостью мог изготовить и множество ядов.

Естественно, сложность была не в изготовлении нелегального вещества. А в его доставке в несогласное тело назначения"

- "Взятие на проходе" 1993 г.

"Двадцатый по счету роман П. "Замерла", своеобразный юбилей писателя (если опустить его многочисленные повести, рассказы и сборник стихов) стал, пожалуй, самой громкой новинкой не только в череде его книг, но и на всей нашей литературной сцене за последние десятилетия. То, что по слухам должно было стать невиннейшей, чуть ли не детской сказкой поражает своей порнографичностью. Это донельзя изношенное слово, которое следует вскрывать лишь в самом крайнем случае, но в этот раз П. буквально не оставил нам выбора. Критики отмечают, что для текста характерна одновременно и болезненная вымученность, и ленивость на грани с полной безучастностью. Как остроумно заметило одно из издательств: "Мы с большой щепетильностью относимся к издаваемым нами книгами, поскольку любая книга хороша лишь в той степени, в которой она формирует здоровый нравственный скелет нашей нации. Однако, в случае "Замерла" мы готовы пропустить ее без какой-либо цензуры, не только потому что тогда бы от книги мало что осталось, но и поскольку удивительным образом господин П. написал мерзость настолько плохую, что она превращается в воспевание целомудрия. Остается только сожалеть, что господин П. счел нужным так запачкаться".

Признавая значимость, талант и поразительную плодовитость П. как литератора, в конце концов, мало найдется читателей, которым бы не понравилось вообще ни одно его произведение - П. как никто другой балует нас разнообразием и формы, и содержания, будто бы сознательно стараясь сделать каждую новую книгу абсолютно непохожей на остальные, вынуждены признать, что "Замерла" - очевидный провал писателя, помимо всего прочего шокирующий своей вторичностью на фоне других известных всем авторов, неожиданно решивших поэксплуатировать эротические темы. Выглядит так, что новая книга была написана лишь для того, чтобы покорить новую для заядлого коллекционера литературную грань скабрезных романов.

Естественно, многочисленные поклонники П. воспримут "Замерла" "на ура", вокруг писателя сложилось то, что не назовешь никаким другим словом кроме как "культ". Смеем предположить, что большая часть "культа" будет величать гениальными даже старческие каракули П., впади он в деменцию (само собой, наша редакция желает П. жить и сохранять остроту ума как можно дольше).

Отметим и слухи о том, что эта книга на самом деле не принадлежит перу П. Отшельнический образ жизни в загородном доме, отсутствие близких и друзей и то, что П. общается с внешним миром главным образом посредством своих книг, игнорируя даже, казалось бы, такой стерильный метод общения как Интернет, давно являются источниками конспирологии. Но всё же сложно представить, что он мог бы позволить кому-то еще замарать свою многолетнюю репутацию.

Пару слов о сюжете. Самое честное было бы написать просто "его нет", но памятуя, с кем имеем дело, всё же постараемся порассуждать о нем"

- Терентий Топорнов, "Еще не замерла", журнал "Крен", 2019 г.

Всё началось с того самого поста. Вначале Романа охватил восторг, подобный тому, что был приурочен к регистрации П. в соцсети.

Не ожидайте здесь ничего любопытного. Скажем так, я собираю материал для книги. Или проиграл пари. Решайте сами.

- П.

Но очень быстро восторг сменился осознанием, превратившимся в ужас.

Интервью. Есть только одно объяснение. Вопрос, который он нам хочет задать? Он про Них. Он про Событие. И даже если нет, его не могут об этом не спросить. Это всё испортит. Насколько испортит? Намного. Погубит. Это конец. Нецензурный поток.

В своем первом посте П. не лукавил. К сегодняшнему дню он все еще не набрал и сотни постов. Его контент являл собой по большей части очевидно вырванные из черновиков фразы. Литературоведческий консенсус - П. сливает забракованные им отрывки, негодные для книг, но которые жалко отправлять обратно в небытие. Фанатский консенсус - естественно, это некий Шифр, Игра, новый формат Медиа, что именно - только предстоит разгадать, но без сомнения, В Этом Есть Смысл. Отдельный интерес представлял следующий пост.

гпдщ

- П.

Литературоведческий консенсус - П. (или его кот, хотя единственным аргументом за существование питомца была кошка Гильотина из "Дребезжания") случайно отправил эту бессмыслицу, возможно, П, до сих пор даже не знает о существовании этого поста. Фанатский консенсус - естественно, это некий Шифр...

После в целом не слишком интересной и довольно разреженной вереницы фраз-выкидышей грянул гром.

Дом закончил свое превращение в смертектуру. Подвал потонул в крысах, будто задудых эхом мелобезумия, стекавшего с языков жильцов. Трещины в стенах зияли ранами гниющей твари, являя комья слизклипшихся червей. Крыша обуглилась чернобыльным омлетожарким из аистов, бакланов, ворон и голубей. Даже земля извивалась язвами от смрада.

- П.

Дурно пахнущий пост в этот раз оказался цитатой из вышедшей семь лет назад "Гекатомбиады", и, цитируя критика Стрижевского: "проницательнейшим диагнозом глубины морального разложения, постигнувшего заокеанское общество" (по поводу точного географического местоположения диагностируемого общества мнения критиков разнились). Но если бы только это. В тот день календарь прожгло Событие. Соответственно, всё, что писалось в этой дыре, не могло быть ничем иным кроме как Комментарием. И даже не читавшим "Гекатомбиаду" было понятно, с какой стороны был Комментарий выпущен.

Ящик открылся, но это было лишь начало. Воспламеняющим маслом лились следующие посты. Изменилась не только их частота, но и содержание - тексты стали весьма прямолинейными обвинениями-оскорблениями, и требовались недюжинные навыки ментальной акробатики, чтобы доказать, что они не относятся к Ним.

Роман отвечал на каждый пост тошнотой. Анонс интервью стал кульминацией. Унитаз не отпускал его часа два, и до самого утра тело было пронизано обычной тревогой, катализированной ужасом приближения грядущего. Только теперь эта дремучая смесь впивалась в каждую его клеточку, от корней волос и подноготной до глубины костей. То, что раньше казалось лишь психическим недугом, атаковало его тело наступлением по всем фронтам. Обрубок дня и ночь Роман провел на не расправленной кровати в жаро-бреду. Плоть изнывала от кошмара, а мозг, хоть Роман в то время этого и не осознавал, работал со страшной силой.

На утро Роман очнулся - не ото сна, а от закончившейся мыслительной ломки. Он никогда не мыслил столь ясно. "Культя не стоит похорон". Тело ломило от эха вчерашней боли и было нагружено усталостью, будто он неделю двигал мебель в отделении для тяжелобольных. Но мозг превратился в безжалостного кукловода, и ноги послушно подняли его с кровати, а руки собрали с нее мокрые покрывало и белье.

Вернувшись от стиральной машины к ноутбуку, он нашел последний пост П. Ему не пригрезилось. Значит, надо действовать. Оставалась неделя. Отсчет пошел.

"-А я не знаю даже того, почему сам делаю то, что делаю! А вы мне докучаете универсальным философствованием! Так почему же, хоть шутки ради, не допустить, что первопричины, стоящие за нашими поступками, у каждого свои? Быть может, у кого-то это есть свобода воли, а у кого-то жизнь уж предначертана. А кто-то лишь бредет по предложениям, где его автор помянуть изволит. А у кого-то их и вовсе нет - он действует, и всё тут!

- Про последнее подмечено чертовски верно! Я так считаю, разговоры, что там внутри у человека - полная брехня. Уж слишком часто как кроты мы роем вглубь, не замечая истины пред нашими глазами! Что на виду, то и правда! Я внутрь тебя не залезу, и ты в меня тоже. Даже трупорезы сказать лишь смогут, что ты там сожрал, но не чего удумал, -закаркался смешком Григорий.

- Ну полноте, Гришка, так рассуждая, мы б не узнали никогда, что у курей не только перья есть, но кое-что и понежней внутри"

- "Как Афанасий в лапту играл или повесть для погашения карточного долга" 2002 г.

"Работа была по-прежнему костедробительно тяжела. Рука почти срослась, и Мила приноровилась держать ее под тем углом, после которого на следующее утро боль не возрастала. Все мысли и чувства давно сдались под напором всепоглощающего труда кроме крошечной каморки на задворках ее сознания, где она спрятала от его ревнивого всевидящего ока свою девочку. У большинства работниц была такая каморка. Но были и осизифевшие несчастливицы, которые либо никогда не имели подобной комнатки, либо и она наконец была снесена разрушительным натиском. В их глаза было сложно смотреть, от почерневшей бездонности кружилась голова.

Последняя неделя достигла полной неделимости. Дни и ночи сварились в единый серый бульон. Мясо окружало ее и во сне, и наяву. Каждый раз видя в очередной туше, на которую она теперь сама стала так похожа, свою маленькую дочку, Мила радостно улыбалась ей в ответ, поглаживая пилу. Она поняла, что последний день подошел к концу только по раскату предзакатного колокольного звона.

Попрощавшись с бабами -"Счастливая! Девчонке привет! " -Мила устремилась на выкупленную ею свободу. Она представляла, как увидит дочь, свою девочку, свое создание, как будет оглядывать ее, стараясь вобрать глазами каждую пылинку на ее волосах, снова и снова. Отводить взгляд, падать в темноту и возноситься обратно к свету, когда взор вновь поймает любимый силуэт, вспыхивающий подобно Солнцу"

- "Скоро бойня" 2005 г.

Всё было готово. Пора выдвигаться. Роман прошелся по списку, последовательно собирая инвентарь.

Список (естественно, не имевший физической манифестации) гласил:

1. Пистолет.

Заказан в даркнете, оплата биткойном (хватило того, что уже было). Обошелся дешевле, чем можно было подумать. Проблем не возникло, Роман забрал его на пустыре (45 минут от дома), полностью лишенном зрителей. Хранился внутри раскладного дивана в разъеме для подушки из того же комплекта (под этой самой подушкой).

Роман раскрыл диван, задержал дыхание, быстрым движением достал пистолет и бросил его в ранец. Металл обжег пальцы - несдержанный крик - которые немедленно затряслись в воздухе после освобождения.

2. Шприц.

Самое сложное. Для раствора ингредиенты доставались отдельно, часть была относительно безобидна и просто забрана в аптеке (не ближайшей) или заказана легальной доставкой. Часть доставалась через даркнет. Инструкция найдена в Интернете. Роман не дружил с химией с тех пор, как познакомился с ее органической стороной, но надеялся, что всё сделал правильно. Флакон хранился под ванной.

Роман запустил туда руку, достал флакон, наполнил шприц и надел колпачок.

3. Контейнер.

Самое простое. Контейнер уже был, содержимое куплено накануне в магазине (ближайшем). Хранился в холодильнике.

Запаха испорченности Роман не учуял, впрочем, это было некритично.

4. Спортивные перчатки. 5. Веревка с крюком.

Заказаны без обиняков. Альпинизм осуждают только горы. Лежали в шкафу.

Полетели в ранец.

6. Телефон. 7. Карточка. 8. Ключи.

Буднично.

Роман вышел из квартиры, закрыл ключом, и не дернул (как делал всю свою жизнь минус неделя) за ручку, чтобы проверить, что она заперта. Путь начался. Дом - в этот раз в плане был заказ такси - автобусная остановка - 21 минута ожидания - езда стоя, чтобы сохранить мобильность - выход. Отсюда было еще полчаса ходьбы, дом П. находился слегка на отшибе от основного скопления. Но промежуточным пунктом направления был край полуострова леса, прилегавшего к участку П., где можно было дождаться темноты, спрятавшись от непрошеных глаз. Полчаса спустя Роман повалился на землю, откинулся на дерево и начал ждать.

"Федор проскользил глазами по кабинету. На стенах не осталось живого места, так плотно их облепили прицепленные черновики.

- Здесь места уже не хватает? Я заметил в коридоре тоже несколько листочков висит...

Владимир, не обернувшись, молча кивнул.

- Знаешь, а я так в детстве стихи учил. Ну которые длинные, типа Бестиария или Стрекозы. По всему периметру от прихожей до кухни в нужном порядке строфы висели.

- Угу.

- А некоторые турник дома ставят и подтягиваются, когда под ним проходят. Но стихи тоже неплохо.

Федор подошел к одной из стен и принялся разглядывать записи.

- Слушай, -снова начал он. -Давно хотел тебя спросить. У тебя каждая книга длиннее предыдущей, это нарочно? Ты как штангист, который каждую неделю еще одну пару блинов на гриф накручивает.

- Да, а почему нет? Хорошей книги должно быть много.

- Ну не знаю, мне всегда казалось, что книга закончена не когда в нее нечего добавить, а когда из нее нечего выкинуть.

Владимир хмыкнул.

- Умно, -сказал он. -но я не согласен. Искусство выигрывает от сложности. Собственно, это его определение. Искусство -это то, что выигрывает от сложности.

- Ну так сложность и объем -вещи несколько разные.

- Но коррелирующие.

Федор перешел к другой стене.

- А у тебя было такое, -вновь завел разговор он, -что ты видишь, книга закончена, и скелетик до последней косточки, и мяском уже полностью оброс, и даже костюмчик как влитой сидит. А у тебя еще идейка, и так хочется ее впихнуть, но ведь вроде как неправильно.

- Постоянно, -заявил Владимир, -это нормально. Книга -растущий организм. Как живая Конституция. Американцы в свою вон уже сколько поправок напихали! А ведь она и так была, не то чтобы хорошо написана. Историю с Гёделем знаешь? Просто надо действовать тонко, скальпелем, как хирург, чтобы читатель швов и не заметил. Ничего, научишься.

- А мне как-то персонажа пришлось из-за этого убить. Второстепенного, но всё же. Так одна сценка в душу запала! Без убийства никак не получалось. Жалко было. Они ведь у нас, итак, порою эдакими компрачикосами выходят, для сюжета же иногда такие экземпляры нужны!

- Жалко у пчелки. Я же говорю, работать надо как хирург. Нельзя их жалеть, иначе не станешь профессионалом"

- "Когда бы кукла знала свои нити" 2007 г.

"Тьма настигала Солнце. Он петлял между деревьев, держась ломаной линии следов, которую метель старалась, но не успевала скрыть. Надо было успеть до темноты. Иногда преследователю казалось, что он слышал прерывистое дыхание, но это просто вьюга мстительно пыталась его отвлечь.

Вечер не стал делать никаких одолжений и уступил место ночи по расписанию. Холодный страх пополз по его ногам. Он споткнулся обо что-то. Это была шляпа. Преследователь поднял ее и погладил рукой. Рука описала съежившийся треугольник. Внезапно он понял, что час наконец настал. Ведомый каким-то мистическим чувством, он подбежал к огромному несимметричному дубу. С другой стороны, облокотившись на дерево, лежал человек с закрытыми глазами. Мундир на груди был разорван, преследователю почудилось, что он увидел кусок синей татуировки.

- Вставай! -вьюга вдруг стихла.

Человек открыл глаза. Лицо наполнилось мужеством. Не издав ни стона, ни крика, хотя их отзвуки можно было видеть в его немигающих глазах, он поднялся. Он был не того роста, который ожидал преследователь, но тот уже не помнил, ожидания были выше или ниже. Губы преследователя растянулись, выпуская смех, с языка соскочила покрытая плесенью фраза.

- Пистолетом или кинжалом?"

- "Без ума и без ушей" 1990 г.

Дождавшись ночной тени, Роман вышел из леса. До дома было идти 4 минуты, но это напрямую, а нужно было подойти к конкретной точке квадрата - так что 6 минут. Он остановился недалеко от забора. Забор был метров 5, но перелезть его было несложно, загвоздка в другом. По его расчетам, это был единственный скрытый от камер путь, слепое пятно на теле Аргуса. Неполностью, но пробежав достаточно быстро, есть все шансы на успех, тем более в темноте. Но это была неопределенность. Даже если Роман не допустил ошибку, что-то с тех пор могло измениться. Взгляд охранника мог упасть именно на ту единственно важную часть экрана в именно тот единственно важный момент. Это было то звено в цепочке, которое не зависело от Романа, и от которого зависело всё.

Постояв с минуту, для сосредоточения, а не успокоения - Роман уже неделю как был полностью спокоен - он вдруг сорвался с места и побежал. Руки впились в забор, ноги оттолкнулись от земли, одна рука взлетела ввысь, за ней вторая, и снова, и снова, ноги отчаянно помогают рукам, и вот, вершина, одна нога переброшена, вторая тоже, прыжок - нет, падение, зачем набирать высоту - удар об землю, боль - скорее на уровне логики, чем чувств - конечности собрались в нужную позицию, рывок, теперь работают ноги, один прыжок, второй, незачем сейчас тратить внимание на их количество, еще немного, финиш. Роман вжался в стену, замер, сердце колотилось так, что ни одно сравнение бы не подошло, рот заглатывал воздух ему в такт. Что бы не управляло Романом, полностью законы человеческого тела ему не были подвластны, но наложить запрет на все другие движения оно смогло. Обострившееся неделю назад ощущение времени оставило Романа, поэтому он не знал даже примерно, сколько времени ему потребовалось, чтобы прийти в себя.

"Этот вариант был мне хорошо - больше чем хорошо - знаком. Я отыгрывал его сотни раз. Ничего не подозревающий противник - ведь еще так рано - делает выбор между развитием двух флангов и отдает приоритет королевскому. В конце концов, безопасность короля прежде всего, и ему нужно как можно быстрее попасть в свои апартаменты. Иронично, но это сыграет с ним злую шутку. Пропускающего короля слона отвлекает покусившийся на коня его собрат с более благородным цветом кожи. Конь отмщен, но слон покинул свой пост, и путь свободен. Даже если противник смог понять, что произошло, было уже поздно. Б. устремляется вперед, два прыжка - и она на месте. Потратив время на эвакуацию короля, противник не успел подготовиться на противоположном фланге, теперь Б. не остановить. Преградить путь и ввязаться в драку не получится - оставшийся в конюшне конь не дал королеве наладить связь с ладьей - без ее поддержки пешечную рукопашную не выиграть, а у меня эта поддержка есть. Теперь противник может только выбирать, сколько тел покинет доску после этого дебоша, но результат будет всегда один. Моя оборона по-прежнему стройна, а вот его слуга Ц. теперь уязвим и обречен рано или поздно оказаться в моем кармане. Он станет той слабостью, которая обеспечит мне победу. Конечно, моему королю тоже могли грозить несколько неуютных перемещений в надвигающейся турбулентности, но я знаю, когда стоит пожертвовать личным комфортом, и где начинается настоящая опасность для партии.

Только теперь всё это предстояло разыграть фигурами не из дерева, но из плоти и крови. Впрочем, разница небольшая. Удивительно, что действие опять свершится в Карлсбаде пусть и в вариации Нового Света"

- "Взятие на проходе" 1993 г.

""Но милый" - говорила ему Жанна то, что он говорил своей матери 30 лет назад. "Нельзя спать с открытым окном. Ты (я) же простудишься (простужусь)!". "Нет. Именно поэтому я (ты) не простужусь (простудишься)", - повторял он. Дошло до того, что он оставлял комнату проветриваться за несколько часов до сна - даже зимою. В этом было что-то гипертрофировано патологическое, но к сквознякам мы еще вернемся.

Родом из детства было и нетерпение решеток на окнах. Он раздражался на такую банальную ассоциацию, но они напоминали ему о тюрьме. Будучи всю жизнь свободным (по крайней мере в том объедочном определении, в котором ее кидают государства своим гражданам), он не до конца понимал источник этой неприязни. Возможно, ему только предстояло с ней познакомиться, а может они уже был знакомы - в прошлых жизнях или параллельных мирах"

- "Бархатный анарх" 1989 г.

Вернувшись, Роман посмотрел вверх. Над ним из закрытого окна выходил тусклый свет. Продолжая вжиматься в стену, он медленно начал двигаться вправо, периодически поднимая глаза. Окно закрыто. Обходим угол. Окно закрыто. Приоткрытое окно! Пасть смотрела на звезды, жадно вдыхая в комнату воздух. Все ходы повторяли заученную дома последовательность.

Пытаться сразу влезть в окно было опасно. Зацепиться за него крюком, и попытаться взобраться - скорее всего план рухнет под тяжестью Романа. Но он всё еще был запасным, если других вариантов не останется. Шум выпавшего окна могли не услышать, а после этого можно было попытаться зацепиться за открывшийся проем. Но сначала надо было проверить более обещающую идею.

Крюк перелетел через дымовую трубу, позволив веревке ее приобнять. Роман свел концы веревки и начал взбираться по ней. Даже несмотря на четырехдневные тренировки (на деревьях, в ближайшем леске) и перчатки, до этой недели он навряд ли бы справился. Но теперь его двигало нечто большее, чем просто мышцы.

Забравшись на крышу, Роман обмотал веревку вокруг трубы, а затем осторожно, словно балансируя на натянутом канате, не выпуская веревку из рук прошел к краю, под которым было открыто окно. Опустившись, он свесил веревку над окном, и, двигаясь по ней уже вниз и ногами вперед, сам не понял, как свалился в кровать, так быстро всё произошло. Створка затрещала, но не сломалась, и подобно библейскому морскому гиганту - своему неожиданному партнеру в метафоре, пропустила Романа внутрь невредимым.

Спальня П. В другое время, в другой жизни, Роман не вышел бы отсюда, пока не исследовал каждую пядь. Сейчас же он не оглядываясь прошел в коридор.

"- Что это?

Он выхватил книжку из рук ассистента.

- Принц.

- Какой еще Принц. Вижу что Принц. Маленький Принц. Знаю, у меня дочка читает. Но что он тут делает?

- Ну, вы же сказали купить Принца.

- Какого Принца? Я скинул ссылку на Государя! Государя!

- Да нет же, смотрите, Prince.

- Что за сайт? Почему на буржуйском? Ты в какой стране живешь?

- А я так учу английский. Полное погружение. Все сайты по умолчанию на английском. Я и жену свою заставил, говорить со мной только на нем. А не знаешь как сказать - молчи. Знаете, жизнь сразу такая спокойная стала.

- Ты идиот. Это на английском он Принц. А по нашему он Государь. И это еще и Маленький Принц. В башке ничего не щелкнуло?

- А другого в магазине не было.

- Балбес, Сергей Александрович берет на себя руководство целого округа. Ему нужна книга о правлении. И я ему обещал ее сегодня подарить. Где я на этой яхте найду другую книгу?

- Ну так здесь тоже, наверное, про правление. Принц же.

- Хм, посмотрим.

Дмитрий начал листать книгу.

- С чего тут всё начинается? Ну, летчик - это хорошо. Патриотичная профессия. Барашек какой-то. "- Привязывать? Для чего это? - Но ведь если ты его не привяжешь, он забредет неведомо куда и потеряется".

Ассистент посмотрел Дмитрию через плечо.

- Думаю, это про народ. Стадо баранов, ой, овец, это же классический образ народа с пастухом-монархом. Ему нельзя много свободы давать, он забредет неведомо куда и потеряется.

- И правда. Хорошо сказано. Идем дальше. О, картинка с королем. Что тут у нас. "С каждого надо спрашивать то, что он может дать. Власть прежде всего должна быть разумной. Если ты повелишь своему народу броситься в море, он устроит революцию. Я имею право требовать послушания, потому что веления мои разумны". Ну так-то дело говорит. Особенно про "требовать послушания". Читаем дальше. Так, не понял. Почему Принц не слушается короля? Что за сепаратизм? Этого нам не надо.

- Ну почему сразу сепаратизм. Федерализм, местное самоуправление.

- Ага, не, всё в порядке. Разрулили ситуацию. Принца послом назначили. Слушай, прямо как Игорька Карпова, когда он слишком много о себе думать стал. Сидит теперь в своей Шри-Ланке. Приемчик то хороший. Дельная книжка. Что тут еще есть. О, лиса, это я помню. Мне дочка рассказывала. "- А на той планете есть охотники? - Нет. - Как интересно! А куры есть? - Нет. - Нет в мире совершенства! - вздохнул Лис."

Ассистент щелкнул пальцами.

- Глубоко! Это же про налоги и социалку.

- Хм, действительно.

- Я в Интернете еще цитат оттуда нашел. Вот, например, "Ты навсегда в ответе за того, кого приручил". Тоже всё понятно, ответственность правителя перед народом.

- Любопытно. "Там хорошо, где нас нет". Как так, я думал, это мы придумали. Украл, наверное. Но фраза верная. Ладно, была не была! Государя в следующий раз подарим. Сергею Александровичу даже лучше с чего-то попроще начать. И доча моя молодец. Хорошие книги читает. Нормальным человеком вырастет.

- Послушайте, а как вам такая идея. Мы обложку сдерем, чтобы вся белая осталась. И напишем, я умею красиво писать, напишем Государь. Типа минимализм, сейчас так модно.

- Эх, смекалистый ты парень! Ведь можешь же, когда хочешь!"

- "Бурундуки" 2021 г.

"Камера пиявкой впилась в его повседневность. Поразительное дело: посредственность и обыденность его жизни, пугающие своей неизменной и неотвратимой бессобытийностью, проникая по другую сторону экрана, вдруг обретали манящую ценность. Рассуждая логически, источник этой привлекательности мог лежать либо за стеклом, либо в глазах смотрящих. Но ведь зрители могли наблюдать эту жизнь и без фильтра камеры, но тогда не были нисколько очарованы. А при отсутствии наблюдателей, оставалась ли в фильме магия? Если и да, то разве была возможность это проверить? Выводилось следующее: оба, и зритель, и экран несут в себе необходимые для синергии элементы.

Другим любопытным феноменом было то, что получило название "вампиризм". Появилось ощущение, что фильм крадет последнюю яркость из его жизни. В те редкие минуты, когда камера опускала веки, он ощущал безысходность гораздо острее чем прежде. Кроме того, фильм подминал под себя и отведенное на жизнь время. Каждая минута, алчно впитанная камерой, мало того, что будто бы больше ему не принадлежала, но и теряла возможность быть потраченной на что-то более реальное. Впрочем, размышления об истинном значении реального отдавались слишком большим отчаянием в голове.

Чем больше часов тонуло в пучине проекта, с тем большим страхом думалось об его естественном конце, не говоря уже о раньше залетавших мыслях о досрочной остановке. Что будет, когда насытившись, камера от него отвалится?

Если только не позволить ей насыщаться до самой смерти"

- "Пигмейский лев" 2015 г.

Роман достал смартфон, разблокировал и открыл галерею с изображениями. На первом месте стоял план дома П. Толку от него было немного, Роман уже понимал куда нужно идти, чтобы добраться до комнаты с включенным светом, которую он виден снаружи, но свериться было невредно.

План был опубликован неким шумным блогером, каким-то образом получившим его от оставшегося анонимным архитектора, в видео с вульгарно крикливым названием, в котором упомянутый блогер пытался разоблачить П. Речь шла о том, что П. заказывают политическую пропаганду (без каких-либо ссылок на книги, не говоря уже о конкретных цитатах), и поэтому он заимел себя роскошный особняк (очень сильно раздутый эпитет). Причем по приведенным им же цифрам выходило, что сам блогер зарабатывал больше раза в два. Видео из сети быстро удалили, официально по причине разглашения персональных данных, хотя вроде бы этот случай под закон как раз не подпадал, а через неделю блогер уехал из страны, и с тех пор снимал... Роман понятия не имел, чем он занимался после этого, ему было плевать. Эта история была интересна только собственно самим планом и тем фактом, что у П. очевидно были очень влиятельные читатели.

Также в фан-группе П. вскоре вышло видео с теорией, объясняющим произошедшее. В последней книге П., которую автор видео охарактеризовал как "блистательную трагикомедидраму, которая показала, что комедии Аристофана всё это время были просто лишь местами остроумными пародиями на эту уморительнейшую книгу, а прочтя ее, вы больше не сможете воспринимать политику всерьез, и будете смотреть на жизнь с точки зрения Вечности" был герой Валерий Валенок -"образ вобравший в себя классические архетипы от диалогов Платона до поэзии Серебряного века, при этом оставаясь более цельным и продуманным, чем все свои прообразы", которого решили использовать в своих целях "зиккураты" (модный политологический термин, обозначавший просто политические группы с общими интересами), запустив слух, что в нем П. вывел одного из губернаторов.

Естественно, "многомернейший, морально неоднозначный образ Валенка оказался слишком сложным, для дышащих через рот маразматиков, которые и в трехмерном то пространстве еле-еле умудряются не врезаться в стены", и которые "смогли, и то с помощью лупы, рассмотреть в нем только примитивнейшее соломенное чучело из политической сатиры позапрошлого века, я извиняюсь, что сейчас употребляю фразу "политическая сатира" и фамилию господина П. в одном предложении, но...", короче говоря, для рядового чиновника это выглядело самым что ни на есть прямым и грязным издевательством над образом госслужащего. Поэтому намекнув, что интеллигенция ("еще раз подчеркну, записывать в П. в интеллигенцию -невероятная глупость или грубость"), а тем более сам П., некоторый авторитет которого в высших кругах уже был косвенно доказан, глумится над вполне конкретным политиком (педалировалась одна единственная фотография, где тот в валенках зашел в свой офис, представлявшаяся как железобетонное доказательство), его оппоненты нанесли по губернатору чувствительный удар.

И действительно, в СМИ тоже начали выходить подобные расследования, книгу даже заметили в кабинете премьер-министра, а пресловутый губернатор через месяц и впрямь ушел с поста и занялся разведением свиней, заявив, что "свинья - крайне недооцененное животное в нашей культуре. Из-за же сложившегося наплевательского отношения многие фермеры покидают нашу страну прямо вместе со свиньями и тракторами. Мы, как известно, -Третий Рим. Но знаете ли вы, что римляне не просто ели свиней больше чем других животных, как и мы с вами, но и шли на них в бой? И не против кого бы там, а против слонов! Да, слоны приходили в ужас от визга боевых свиней! Важнейшая задача для нашей страны как Третьего Рима - это вернуть свиньям уважение, которое они заслуживают".

Эпизод с блогером объяснялся же тем, что губернатор пытался защищаться. Это он сумел раздобыть план дома и заказал у блогера "разоблачение". Роман видел в фан-группе и второе видео, которое якобы доказывало (с документами) связь между архитектором, блогером, ветеринаром (не понятно, что здесь делавшим) и губернатором, но его уже не смотрел.

Роман вздрогнул. Зачем он сейчас всё это вспоминает? Надо сосредоточиться. Финал так близок. Он повернул по коридору и увидел вход в испускающую свет комнату.

"- Знаешь, там, откуда я родом - на Луне, 200 лет назад была модерниция. Хоронить людей там, где они умирали.

- Это что ли еще до отходоглотов?

- Нам рассказывали об этом на курсе Новейшей Верифицированной Истории. На той же неделе, но уже на Старой Фальсифицируемой Истории мы проходили осаду Трои. Троя - это было такое поселение на Земле, это рядом с Луной, а осада - это когда армия окружила поселение врагов, и ждет когда они не выдержат и сдадутся, или выйдут сражаться.

- А, как в том вчерашнем обрдокфильме, там был момент про то, как караулят червей у нор на Андромеде.

- Да. И я думал, что если бы всех убитых в той войне - а она длилась 10 додепрессионных лет - похоронили бы у этого поселения. Убийц и убитых, всех рядом. Странно было бы.

- И вы так на Луне делали? Да, вы, луняне, реально дикие какие-то.

- Луничи. Это было то время, когда Fa-Итон нарушил договор. Время было сложное. Умереть внутри поселения, означало быть захороненным там же и поставить под угрозу всю экосистему. Ресурсов было мало, и она была построена так... Короче, это не моя специальность, не знаю почему, но это так работало. И поэтому, чтобы не навредить поселению и не подвергнуть свою семью соц-порицанию, большинство уходило умирать за пределы, в перестрелках.

- Но ведь это нерационально! Как менеджеры до такого только додумались?

- И я думал про то, что ахейцы - это те, кто осаждали Трою, тоже выбрали умереть вдали от дома. Только причины у них были странные, их я не очень понял. Там еще был Ахиллес, самый странный из них. Он умер от ахиллобурсита, это болезнь категории Д, в честь него и назвали. Ахиллес постоянно повышал вероятность своей смерти. Сейчас Один Процент тоже иногда должны повышать вероятность своего дискомфорта, но тогда всё было гораздо хуже, и этим занималась куча людей. И я всё думаю, а как Один Процент и Ахиллес понимают, когда должны повысить эту вероятность? И как решают до скольких процентов, особенно в том случае, когда до 100? Мне иногда кажется, что дело не в 12 моральных и 18 политических причинах, которые мы тоже проходили, а потому что... потому что они сами этого хотят.

- Чувак, а что значит "моральных"?"

- "На холме" 1997 г.

"Запенилось море. Столько дней почивало, и вот пробудилось. Остановилась лошадка в руке мальчика. Корабли подошли друг к другу и сомкнулись как древние близнецы-скалы, как две челюсти чудища подводного. Не пролетит между ними больше птица.

Вот первый чужак взошел на корабль, братается с капитаном. Смеются. Да только смех ли это, словно чайки кричат, будто мало их морю служит.

А Петька-Горох глаз прищурил и захохотал им в ответ, но по-своему, по земному.

- Будет, будет пир. Что нам потоп! А опосля прогуляемся под килем! И хромые, и старики, и мертвецы! Не ударим лицом в грязь, покажем гостям, каковы выйдут из нас пловцы!

А море всё пенится, пенится"

- "Зев" 2011 г.

Роман подошел ко входу, достал, сжал и выставил вперед пистолет (жгло даже через перчатки), быстрыми шагами вошел, комната развернулась направо, за столом, откинувшись в кресле, сидел П.

- Закройте ноутбук!

Роман направил пистолет на голову.

- И руки вверх, чтобы я их видел.

П. открыл глаза, хлопнул по ноутбуку так, будто он сделал бы это и без приказа, и медленно поднял руки.

- Телефон у Вас есть? Где он?

П. кивнул налево. Смартфон лежал на столе. Роман приблизился, дотянулся до него и отправил на противоположный от П. край стола. То же произошло с ноутбуком. Не отворачивая пистолет, он подошел к креслу. Теперь Роман мог разглядеть писателя. П. выглядел намного старше своих лет, лет на десять старше, и это была очень болезненная старость. Он выглядел больше больным, чем старым. Волосы грязного цвета, осунувшееся лицо, обвисшие щеки, несколько каньонов на лбу и уставшие серые глаза, внимательно смотревшие на Романа.

- Вставайте.

Дряблые руки оттолкнулись от кресла. П. был в одном халате.

- В угол. Сядете там.

- Я предпочел бы остаться в кресле.

Голос был на грани шепота, очень тихим и нежным, почти шелестящим, страха в нем не звучало. Роман почувствовал к жалость. Не к его жизни, но к старости.

- Не двигайтесь.

Роман вернулся к противоположному краю стола и попытался отодвинуть его одной рукой. Не поддавался. Пистолет отправился в карман, после чего столу пришлось сдаться под напором второй руки. Отодвинув его примерно на метр, Роман обошел стол, медленно, не давя, проводя рукой по его нижнему периметру. Рука наткнулась на кнопку.

- Вы нажали ее?

- Нет.

Роман знал, что он говорит правду. Он помнил всю траекторию рук П., и лжи не нашлось бы места в одной комнате с этой интонацией ответа.

- Можете расслабиться. Опустите руки.

Роман огляделся еще раз, затем приволок стул, стоявший у стены, и сел (не подставляя спину входу в комнату) за стол.

"Окруживши твой стяг, фарисеев косяк,

влекомых алчбой и изменой,

узрев саркофаг, и клинок, что был наг,

пред тобой преклоняют колено.

Но себя вопроси! Угодни-караси

так же б клялись иль кляли столь спешно,

если бы на Руси, Бог тебя упаси,

щука в море осталась бы прежней?

Но какой же с них спрос. Вот важнее вопрос,

кто следит за тобою прилежно?

И какой он донос на небеси вознес,

и не ждет ли тебя тьма кромешна?

Ты одних бедолаг уж отправил во мрак,

на доске чтоб остались другие.

Будь ты даже червяк, знай, что каждый твой шаг

отозваться мог буйством стихии.

Пожар, ураган, наводненье, вулкан?

Без сомнения, вещи худые.

Но на троне тиран, сумасброд али чван,

вот, что истинно радует змия.

Говори свою речь, только помни, твой меч,

что томился в ножнах так долго,

снял голову с плеч и направил картечь

и слизывал кровь втихомолку.

Будь ты хоть Соломон и отнюдь не Нерон,

справишься ли с царским долгом?

Что за дракон ждет тебя на поклон,

и сильней ли ты старого волка?

Знатно поле засеял, всей душой своей верил,

что нас спас, и что смуте конец.

Но злой вихрь рассеял, всё что холил, лелеял,

И в ногах распластался мертвец.

И хоть был ты чист, и сердцем не мглист,

пришлось вспомнить сталь и свинец.

Поднять звонкий хлыст, что болью речист,

и вновь обагрить дворец.

Знаю я, ты был прав, что другой был кровав,

и невинных не гибло в ту ночь.

Но увы, воздаянье воздав, волкодав

свой рок не смог превозмочь.

Твое сердце гневливо, что несправедливо,

Судьбы капризная дочь,

Удача блудливо вручила огниво,

дабы злодеям помочь.

В крови твои руки, и последние звуки

навеки в твоих ушах.

За что эти муки, теперь даже внуки

в наследство получат твой страх.

Скелеты отпеты, полны лазареты,

восстание вдребезгах.

Читаешь заветы, приносишь обеты,

но повинен в больших грехах,

чем кто ранее жил, у кого одолжил

ты эту тяжелую долю.

И хоть прежде хвалил и превозносил,

променял бы ее на неволю.

С вином заодно ты понял одно,

настрадавшись, надумавшись вволю.

Что как казино и эффект домино

и ветер, гуляющий в поле.

Судьбу не постигнуть, дугою не выгнуть,

и если идешь напролом,

Удачу застигнуть, в седло ей запрыгнуть,

нельзя, и бредешь ты пешком.

Уже ты смирился, что пожар разродился

по сути на месте пустом.

К тебе заявился, и хоть ты с ним бился,

всё монеты решилось броском.

А могло быть иначе, благоволила б Удача,

не выбери заяц тот путь.

Но вот незадача, его кто-то назначил,

затухшее пламя раздуть.

Народ снова столкнули, в хаосе улей.

Вновь крови пришлось глотнуть.

Но крови косули, не волчьей, и пули

в дула уже не вернуть.

И теперь деспот - ты, и пали мечты,

и хоть и картина мутна,

воют кнуты, крики до хрипоты,

и история будет честна.

Грезя без сна, пья допьяна,

чашу испив сполна,

сидишь у окна, светит Луна,

она так же, как ты бледна.

Не полез бы в котел, не взошел на престол,

и многие мертвые б жили.

Нити Мойр переплел, ничего не обрел.

Лишь смерть тех, что ее заслужили.

Последний ответ, словно анахорет,

не открыть, бесы чтоль смастерили?

Будешь думать сто лет, сломишь хребет,

и осядешь в поблекнувшей пыли.

Когда стал тираном, раздора тараном?

Не когда ли задумал мятеж?

Иль когда ятаганом, опьяненный дурманом,

взмахнул и сказал себе: "режь"!

В материнском лоне? Или только на троне?

Где же был тот рубеж?

Или же при разгоне в том батальоне.

В памяти образ так свеж!

А заяц? О да! Не эта б беда,

ты был бы легендой, ты был бы герой,

Никакого вреда и вся та череда,

не коснулась бы жизни нашей земной.

Так виновен зверь? Или может та дверь,

что заклинила, встав на пути стеной?

А ты в это поверь, свою гордость умерь,

обретешь сразу легкость и сердца покой.

Да и как мог ты знать, как мог доказать,

в раздумьях роль выбирая.

За людей воевать, короля матовать

- оказалась идея дурная?

Что при добром тебе, кто рискнул всем в борьбе,

от новых несчастий страдая,

в страстной мольбе злонравной Судьбе

народ старых времен возжелает?

И почему? Да лишь потому,

что шут с рассеченной губою,

не по уму, навлек эту чуму

своею кривою ногою.

А если не так, и злосчастный дурак

пошел бы иною тропою,

твой завистливый враг попал бы впросак,

золотою прозвали б порою

правленье твое, а смутьянов гнильё

не изувечило его бы ожогом.

Молчало б ружье, и небытиё

не оставил бы бунт в сне глубоком.

А мятеж, птицей взмыв, справедливости взрыв

титуловали б благороднее слогом.

Землю бы не изрыв и не прослыв

к резне кровавой прологом.

Память величава и вечная слава

свершившим его так достойно.

Но чья-то отрава, и неправой расправой,

величают его ныне, и бойней.

Так на зайце вина? На тебе ни пятна?

Но ведь если б и ты жил спокойно,

то наша страна не была б так больна,

коли властвовал ныне покойный.

Вот по кругу и ходи, хотя стой, погоди,

да, я знаю, что шапку ты снял.

Но есть жизнь впереди, сердце бьется в груди,

значит это еще не финал!

Но предупрежу вопреки галдежу,

чтоб не слишком ты мне доверял.

Я так рассужу, ясно даже ежу,

в нашем тексте нету зеркал.

Заключим новый пакт, подпевай-ка мне в такт,

сбрось с себя наконец паралич!

Сейчас будет антракт, а потом - новый акт.

Еще многого нужно достичь!"

- "Александр" 2010 г.

- Нам повезло, я добрался без происшествий, и теперь у Вас есть двадцать минут. Я объясню, почему убил Вас, и постараюсь ответить на Ваши вопросы. Учтите, что если нас прервут, то Ваша жизнь закончится раньше отведенного времени. Отсчет пошел.

Роман положил на стол электронный браслет с закругленным в ретро-стиле экраном лицом к П.

- В глаза, как пристальное дуло, глядит горящий циферблат.

Нараспев прошептал П.

- Я бы спросил, кого Вы цитируете, но мне достаточно, что не себя. Завтра Вы собирались дать свою первое интервью. В прямом эфире. Вас обязательно бы спросили о Событии, и что Вы действительно думаете о Них. Вы бы ответили и подтвердили все догадки Толпы. И затем Вы и Ваши книги были бы погребены под ее яростью. В Ваших текстах, даже тех, что Вы писали в начальной школе, нашли бы семена ненависти. Вас бы отменили, полностью вырезали из школьной программы, вырезали из культуры нашего народа, мировой культуры. И миллионы людей никогда бы не узнали красоты Ваших книг. Можете считать меня сумасшедшим, но я верю, что это привело бы к миллионам смертей, которых можно было избежать. Которые уже избегнуты, потому что завтра и никогда больше Вы не дадите свое первое интервью. Вопросы?

Изможденное лицо П. будто бы оживилось.

- Сначала просьба. Спасибо, что убрали пистолет, я был бы признателен, если бы он оставил нас наедине. Я правильно понял, что дело не в моих и не в ваших взглядах? Вы не за Них? Это не политическое и не религиозное убийство?

П. был на слух совсем не такой, какими были люди, с которыми Роман говорил всю жизнь. Голос одновременно полон сострадания и иронии, причем в каждом звуке, хотя иронии было всё же больше. Это сочетание и громкость, в той небольшой амплитуде, которая была у П., постоянно колебались, даже не так - переливались, угасая и вспыхивая вновь. И голос будто насыщен, как вода кислородом, в любой момент готовым пролиться смехом. Но самое удивительное - паузы между словами, состоящие из едва слышного звенящего молчания, своего рода эха последнего слова, так что звук шел ровно и непрерывно. Не голос, а музыка, причем такая, на которую способен не человек, но природа где-нибудь у лесного ручейка.

Встретив взгляд П., Роман тихо вынул пистолет под столом, вновь наведя его на писателя. Глаза П. не ушли от встречи, скорее всего маневра он не заметил.

- Да. На Них мне плевать. Я бы убивал во Их имя или наоборот, убил Их всех, обменял все Их жизни на право Ваших книг на существование... Хотя нет, думаю этого я бы сделать не смог. Не знаю. В конце концов, убивать людей трудно. Но к счастью или нет, мне не пришлось отвечать на вопрос о таком количестве жизней. У меня просто уже нет на это времени. Заданный мне вопрос, он про одну жизнь. И отнять ее мне сил хватит. А о Боге я перестал думать, когда начал читать Вас. Вас мне достаточно.

- Вы преувеличиваете. Школьная программа не изменится за ночь по чьему-то щелчку пальцев. Люди побурлят, какие-то издательства разорвут со мной контракты, но это всё мелочи. В крайнем случае, мне придется эмигрировать. Что вполне в духе нашей литературной традиции.

- Вы Гений, но Вы не до конца понимаете современный мир, эту Толпу. Вы слишком красивы для нее, а она уродлива, тупа, она... Вы бы могли найти всеобъемлющий эпитет, если бы понимали ее. Хотя нет, если бы понимали, то не могли бы, в этом и проблема. Этот мир уничтожит Вас и Ваши книги, откажет будущим поколениям в невероятной красоте из-за какой-то глупости... Даже если этот один шанс из миллиона я не имею права так рисковать.

- "Не имею права". А может быть, я хочу этого для своих книг? Может они и должны доказать свою значимость вопреки всему, а если не смогут - то грош им цена? Всё ценное куется в Аду. "В саду рожденный рукотворном,

цветок тепличный,

коли распустился,

благоухает красотой, но что она!

Когда ж на кряже горном

ветер деспотичный

с тщетой своей смирился,

тому цветку завидует Луна".

- "И колкий снег, и горные породы,

что никому другому по зубам,

не заменить на ласку и заботу,

и любовь, рассчитанных в блокноте.

Так сколь не билось Солнце, но невзгоды

созданье высекут подобное Богам,

беру в свидетели алмаз я и жеоду,

всю жизнь проживших в сокрушительном цейтноте". И всё же я не могу так рисковать. Я знаю, что Ваши книги ценны, и никакие испытания не придадут им большей ценности.

- Как же я был прав в том, что предпочел выслушивать комплименты от фанатов в удаленном формате. Сколько говорите, мне придется мучиться? Двадцать минут? Не смогли отказать себе в удовольствии пообщаться с любимым автором, да? А что насчет орудия убийства? Просто застрелите?

Роман вытащил из под куртки контейнер и поставил на стол, затем достал шприц и положил рядом с контейнером.

- В шприце особый яд. Не могу быть уверен наверняка, но это самый безболезненный способ уйти из жизни. Достать в уже готовом виде было слишком сложно, пришлось самому повозиться.

- Еще и домашнего приготовления? Как трогательно. А что в контейнере?

- Запасной план. Если бы мне пришлось избавиться от очевидного оружия, скажем был бы риск, что меня кто-то попытается обыскать, я бы выкинул шприц и пистолет, но остались креветки.

- Вы знаете про мою аллергию?

П. впервые прозвучал удивленно, даже обескураженно.

- Это очень смелая догадка. В каждом втором Вашем романе есть персонаж с пищевой аллергией, но все с разными. А в "Гекатомбиаде" образ морских тварей - это странная смесь запретного плода, ужаса и смерти. Впрочем, скорее интуиция чем что-то еще.

- Потрясающе. Я даже не думал об этом, когда писал. Просто потрясающе. Но если бы у меня не было на них аллергии, то?

- Всегда есть область допускаемого риска. Нельзя всё предусмотреть. В этом случае пришлось бы задушить Вас или размозжить голову чем-то тяжелым. Не самый приятный исход.

- Я бы предпочел эти два варианта анафилактическому шоку. Признайтесь, вы просто хотели впечатлить меня. Но зачем нужен яд, если есть пистолет?

- Он больше на случай, если пришлось бы разобраться с кем-то еще. Ну и яд, может не сработать. Но я бы не хотел убивать Вас так. После "Смертеугодия" у меня физическая неприязнь огнестрельного оружия. Не уверен даже, что пальцы совладают с курком.

- Я старался внушить неприязнь к убийству как таковому... Следовало быть менее метафоричным. Замечу, что предпочел бы пулю. Действительно, мало ли, что вы там наготовили. А откуда вы знаете, что в комнату сейчас не ворвется толпа вооруженной охраны? Вдруг она сейчас как раз рутинно обходит мой дом.

- Есть закрытая группа особенно преданных Ваших фанатов, которые собирают о Вас информацию. У нас очень строгий отбор, мы не хотим чтобы наши находки стали достоянием журналистской нечисти. Пара человек запускала дроны над Вашим домом, и хакеры подсобили, но это сложно будет объяснить человеку не в теме. Конечно, остальные фанаты не в курсе, чем всё закончится. В общем, кое-что про Вас я знаю. Два охранника живут отдельно, патрулируют двор, но в дом не заходят, в основном следят через камеры. Мое вторжение, конечно, могло попасть на них, но в самом доме их нет, оно и понятно. Вы действительно максимально нелюдимы. Конечно, я уже сказал, риски нельзя полностью исключить. Это как в шахматах на висящем флажке. Уже нет времени всё до конца реально продумать. Остается полагаться только на интуицию и везение. Иногда единственный путь к победе - сделать ход, после которого можешь сразу проиграть, но если повезет, и противник ошибется, то выиграешь ты. Я сам играть так и не научился, но надеюсь Вы поняли аналогию.

- Еще бы, я даже знаю, откуда вы ее позаимствовали. Я всю жизнь старался не быть философом и полагаю, в этом преуспел. Думал, этого будет достаточно, чтобы избавиться от особенно страстных поклонников вроде вас. Да, вам определенно везет. Но могло и не повезти. Кто знает, сколько человек вам пришлось бы застрелить, отвернись от вас удача.

- Могло не повезти. Но повезло. Кто бы ни был ответственен за мою судьбу, он мне благоволит.

- Ушли от ответа... Возвращаясь к вашему мотиву. Вы читали Барта? Вот уж кто меня убил, я еще даже родиться не успел! Тексты больше не зависят от автора. Они переживут всё, что бы я ни сделал. Мне казалось, большинство читающих людей с этим согласны. И только они и важны, а эта ваша Толпа, я думаю, она и так меня не читает. Зачем же ориентироваться на нее? Сократ вот не думал о толпе и... Да, неудачный пример, но вы же понимаете о чем я?

- Толпе уже давно недостаточно просто не читать. Ей нужно, чтобы не читали другие.

- Какая пошлость. Репетировали? Я сам заготовил много нелестных образов, но вы Их почитателей совсем уж бесами рисуете. У вас есть семья? Друзья? Вы же собираетесь закончить не только мою жизнь. Как они на все это отреагируют? Или вы думаете, что просто улизнете и продолжите жить как прежде, перечитываясь моими книжками?

- То, что произойдет после уже неважно. Но если хотите знать, я не собираюсь ждать полиции. Слава мне не нужна. Но и арест меня не страшит. Я даже подготовился. Мои аккаунты в соцсетях теперь состоят из Их пропаганды. Если меня поймают, будет выглядеть так, что это Они - или их безумный хунвейбин убил Вас, так что вы станете чуть ли не мучеником. И роль эту я готов отыгрывать до конца. Понимаю, что не могу предсказать, как это отразится на книгах - может им даже будет хуже, но мне кажется это оптимальный вариант. Уравновесит ситуацию.

- Какой героизм. Какая жертвенность. А если вас не поймают, то кто знает, какие еще нежданные опасности будут угрожать мне в будущем. Быть может, Геракла ждет еще не один подвиг, и не два?

Лицо Романа помертвело.

- Мне очень плохо от происходящего. Когда Вы объявили об интервью, я думал, я умру. Просто сейчас весь мой организм подчинен одной цели, и весь ужас и боль куда-то отодвинуты. Но после Вашей смерти, я не знаю, что со мной произойдет. Честно? Вероятнее всего всё сразу же вернется, и меня найдут возле Вас в агонии и лихорадке, если вообще живым. Не думаю, что я еще хоть что-то после этого смогу сделать.

- Слушайте, я обязан вас спросить. Может вам обратиться к кому-то за помощью? Нет, я не говорю, что вы сошли с ума, поймите мне правильно, я как писатель, можно сказать, в восторге, но с вами же явно что-то не так. Вам же может стать легче. Ладно, вы меня убьете, всё, миссия выполнена, подумайте теперь о себе. Как вас зовут?

- Роман.

- Роман... Погодите, серьезно? Ладно, Роман, пообещаете мне, что бы сегодня ни случилось, после этого вы себя пожалеете? И реально пожалеете, попытаетесь себе помочь?

- Хорошо.

Некоторое время царило молчание.

- Он первым не выдержал и сверг молчание. Сверг. Сверг молчание. А может "снял"? Да, знаю. Я всё-таки поцепляюсь за жизнь и официально заявлю, что не буду давать интервью. Дайте мне мой смартфон. Позвольте мне сейчас же позвонить и отменить интервью.

- Даже если бы я Вам поверил, всё равно, не это интервью, а другое, или не интервью, а что-то еще... Вы уже давно ходите по минному полю. Эти Ваши посты... Это всего лишь вопрос времени. Я не могу рисковать.

- Знаете, мой мозг, он не отдыхает. Он постоянно работает. Постоянно. Новые сюжеты. Новые фразы. У меня в голове сейчас идей больше, заготовок, черновиков больше, чем на сотню книг. Потому что все эти годы он работал - мой мозг - без остановки. Знаете, как я засыпаю? А я не уверен, что я "засыпаю". Сколько себя помню, это всегда было так. Конечно, будучи ребенком, диаметр моей мысли был не таким большим, но она точно так же беспрестанно крутилась. Я перепробовал всевозможные снотворные, но к любому лекарству рано или поздно привыкаешь. В какой-то момент я остановился, просто чтобы не стать наркоманом. Никогда не планировал. Естественно, я бы давно умер, если бы совсем не спал. Но мой "сон" - это очень странное состояние, я бы даже не сказал, что мой мозг работает медленнее, меньше. Скорее наоборот, в нем рождаются такие вещи, выстраиваются такие связи... Но, что, наверное, главное, какой-то отдых я получаю. Хотя сами видите, человек я не слишком здоровый. Мой мозг дискриминирует остальной организм, забирая себе ненормальное количество крови.

- Сейчас Вы скажете, что устали от этого проклятия, и даже рады, что я пришел?

-Нет, нет. Абсолютно нет. Я научился с этим жить, и сказать по правде, это никакое не проклятие. Это дар. Это куда больший дар для меня, чем для кого-либо еще из моих читателей. Я к тому, что вы так цените мои книги, а у меня в голове их больше чем на вашей полке. Вы же лишаете мир, эти ваши будущие поколения, еще огромного количества моих книг. Роль Мартынова вы на себя примерили, а что насчет Шихуанди? Вы говорите обо мне как истово верующий, кто знает, может еще несколько книг, и я приведу человечество в землю обетованную?

- Я думаю, это возможно. Но Вам не дадут этого сделать. Вы не поняли, я ведь только первый в очереди ваших убийц. Но единственный из них, кто спасет Ваши книги. Ваше интервью - это смертный приговор. Просто пока что о нем знаю только я.

- Подумайте о расходящихся от вашего поступка кругах. Вы фанатик, но большинство моих читателей - просто фанаты. И многие из них могут не пережить мой смерти. Вы не можете не признать, что будут суициды, депрессии, даже разводы...

- Я всё это понимаю. Но я сделал свой выбор. Я искренне верю, что это самый гуманный путь. Ваши книги дали мне мужество убить Вас. Они же дадут остальным мужество принять Вашу смерть.

- Боже мой. От этого разговора разит тщетностью. Говоря вашими словами, наш диалог уже закончен, написан. Вы наверняка уже прокрутили в своей голове сотни аргументов, которыми я мог бы вас засыпать. Вы всё-таки мне льстите. Будь я таким гением, каким вы меня рисуете, уж я бы смог найти ключик к своему же поклоннику. Пожалуй, я бы и смог, если бы у меня было больше времени. Мой мозг никогда не работал особенно быстро тем более в этом возрасте. Но давайте я призову в помощники книгу, хотя подозреваю, она и стала моей погибелью.

"Их зубы не были созданы для еды, но для трепещущей в ужасе плоти. Их ноги не были созданы для ходьбы, но для изнуряющей жертву погони. Их глаза могли видеть только бегущий от них силуэт, их уши слышать только торопящееся набиться перед смертью сердце, их носы чуять только едкий запах страха и боли. Каждое движение их тел было подчинено одной единственной цели, и не ходило по этой земле еще существа, которое было бы настолько беспримесным злом. И это зло наконец должно было послужить благой цели"

- "Спустить собак" 1986 г.

- Так вот, могло ли настолько беспримесное зло послужить благой цели? А зло вообще? И если то, что вы творите так на зло похоже, так может зло это и есть, и цель отнюдь не блага? Цель судят по средствам, а не средства по цели. Вы не можете быть абсолютно уверены, что добьетесь именно той цели, которую поставили, а средства... Средства, они уже здесь, впущены в этот мир. И как заметил один неглупый человек, средства имеют свойство жить гораздо дольше цели. Цели, какими возвышенными бы они не были, приходят и уходят, а средства остаются. Как вы думаете, что на самом деле произойдет в конце этой книги? Молчите? Да, молчание - это щит, против которого бессильны даже самые острые языки. Сильнейший аргумент, до которого только додумался человек. А вот это надо записать! Мысль не нова, но... Ах да...

- Действия иногда обладают той правдой, которую слова вместить в себя не в состоянии.

- Ну так и я хочу наконец в своей жизни совершить действие! Кстати, откуда это? И разве вы сами себя не опровергли? Столько разглагольствовали о том, как прекрасны мои книги, и как ничто им в подметки не годится! А теперь действие на Олимп возводите? Всю жизнь я спускал на бумагу, и да, я знаю сколько счастья принес и вам, и целому миру, сколько большинству людей действующих и не снилось! Я не знаю, изменит ли хоть что-нибудь мой поступок, а если изменит, то в какую сторону, но после всех ваших похвал, неужели я этого не заслужил, даже если это поступок эгоиста, и вы правы о всех его последствиях? Я дал людям так много, и что, именно поэтому, теперь не имею ни на что права? А те, кто ничего в своей жизни не сотворили, вольны распоряжаться собой какой угодно? Что за шутка! Признаться, я эту логику понимаю. Кому много дано, с того много и спросится. Конечно, конечно. Но какое сделал я дурное дело, чтобы умереть от своего же искусства? И главное - вы не правы. Вы убиваете меня, потому что я не просто поцелованный Богом принтер, потому что у меня есть мнение, которое я считаю нужным донести до людей, которое не могу облечь в книгу, которое и не нужно облекать в книгу, и которое ценнее всего написанного мною. Я знаю, что должен это сделать. Есть вещи поважнее книг, гораздо важнее. Не выплесните с водой ребенка.

- Вы не могли бы сейчас сказать ничего, что заставило бы меня разочароваться, но всё же прошу Вас, не говорите глупостей. Я не поэтому Вас убиваю. Я же говорил, Вы уже убиты - необязательно мною. И да, я считаю, то, что Вы не можете облечь в книгу, не заслуживает существования. В Вашем случае, книги - это действия, такие действия, на которые мало кто еще способен, первопричины действий. Кому-то менее знакомому с Вами может показаться, что Вы говорите о политике, что Вы хотите быть политиком, но мы оба понимаем, что любая хоть малейшая способность к политике отравила бы Ваши книги до последней буквы. Это просто Ваш каприз, прихоть, я не считаю Вас Богом, Вы обычный человек с человеческими пороками. Просто к счастью для нас есть еще один человек, который поможет Вам совладать с этим пороком. И по поводу Вашей книги, там очень правильно замечено - иногда кто-то должен спустить собак.

- Господи... Какой типаж пропадает... Да, я действительно для вас не Бог, и даже не идол, а так, дойная корова, курица с золотыми яйцами, иронично, кстати. Но похоже уже нет ни смысла, ни времени жаловаться на несправедливость. Раз уж мы заговорили о книге, я считаю ее самой доброй и гуманистической из всех написанных мною. И ведь именно ее дубоголовые издятелы сочли нужным искромсать цензурой. Из-за так называемого "живописного живодерства"! И вы туда же... Что же, каждый видит в книге то, что видит. Знаете, а я не считаю себя гением. Я убежден, что на Земле жили и живут десятки писателей более умных, глубоких, тонких чем я. Я бы мог попытаться достать аргументов из их арсенала, но уже понял, что в цель они не попадут. Послушайте, вы очень умный молодой человек, правда. Но разве вы не можете ошибаться? Я, я вам говорю, что вы ошибаетесь. Вы цените мой интеллект, мои книги - это ваша Вселенная. Понятно, что от одного моего слова вы не поменяете свои намерения. Ведь и я могу ошибаться. Но неужели ваше решение - это многотонная металлическая конструкция без единого изъяна в чертежах, которую ничто не может поколебать? У вас наверняка есть незавязанные ниточки, что-то, что не дает вам покоя, нерассчитанная переменная в этом моральном уравнении. Нет, всё-таки последняя метафора плоха, хорошо, что ее нет в черновике. Давайте поговорим об этом. Может мне не удастся переубедить вас, но я могу помочь разобраться в ваших мыслях. Особенно учитывая то, какое влияние на них оказал. А может, кто знает, вам удастся переубедить меня и сделать соучастником в этом убийстве?

Роман молчал.

- Вы знаете, сколь малое количество людей имело счастье - или несчастье - поговорить со мной тет-а-тет? Вы же держите меня за горло. Вы можете говорить со мной о чем угодно. О моей личной жизни. О моих книгах, написанных или нет, всё равно. Мне горько-сладко это признавать, но вы действительно мой самый преданный читатель. Если кто и заслужил эту привилегию - это вы. Спрашивайте. Спрашивайте о чем угодно.

- Если кто-то заслужил эту привилегию, это я.

- Да, конечно!

П. поднялся из кресла и подошел к столу, облокотившись на него ладонями.

- Вы знали, что для "Бесканареечной топи" существует еще один порядок прочтения, тот, который мне казался самым очевидным и самым любопытным, но оказавшийся невидимым для всего остального читающего человечества? А второй акт "Грома и путника"? Никто так и не понял, что...

- Прошу Вас. Я знал, что так будет. Но я привязан к мачте.

Браслет на столе обнулился и запищал. Роман прихлопнул его рукой, заставив замолчать.

- Удивительный хронометраж. Прямо как в кино. Или книге. Что же, ту волшебную комбинацию слов, которая бы вас остановила, мне подобрать не удалось. И люди считают меня писателем! Захватывающе было познакомиться, но позвольте вопрос, мне правда интересно. В конечном итоге, автора судит читатель. Оправдал ли я ваши ожидания?

- У меня не было ожиданий. Я моделировал много вариантов, чтобы быть готовым ко всему. Сад расходящихся тропок. В целом, я уже думал обо всём, что Вы мне сегодня сказали. Про мозг, конечно, знать я не мог, но это детали. Я рад, что Вы не стали унижаться. Это было бы несколько неприятно.

- То есть удивить я вас не смог... Будем считать, что это делает честь вам, а не принижает меня. И хоть читали вы не только мои книги. Знаете, а ведь вы талантливый молодой человек. То что вы себе вообразили - это очень вкусная вещь... В литературном смысле. И я мог бы ее вырастить, мы могли бы ее вырастить, на роман не тянет, но мог бы выйти очень даже симпатичный рассказ... Речь вашу, конечно, подправим, добавим реализма. И есть у меня на вас пара идей... Решать, естественно, вам. Дайте мне пожить еще, и вы войдете в Вечность вместе с моими книгами и даже не как персонаж, а как автор, как сам текст, и без всякого греха на душе. Вы этого заслуживаете.

Роман встал. Рука с пистолетом вынырнула из под стола. Жжение нарастало. От толчка шприц было покатился прочь от Романа, но он поймал его свободной рукой.

- Вы знаете, я бы всё отдал за эту возможность. Но от меня больше ничего не зависит, я, как и Вы, и как Серафим, уже прожил свою жизнь. Спасибо Вам за всё. Разговор окончен.

- А знаете что? Не знаю, нужно ли это, но - простите меня.

Раздался выстрел.