Нет залихватских песен, громких командирских окриков, просто косогор, разбитые березки и дорога. Они идут.
Еще вчера вечером, когда брали высотку, людей, было больше. Вчера. И вчера кто-то упал, под кинжальным огнем немецкого пулемета, кто-то от пули снайперской винтовки, а кто-то уже в немецком окопе, заливая кровью свою землю.
Идут вперед. Вперед на запад. Солдаты своей Родины.
-Эй, ты ка мнэ приезжай гамарджоба - с живым кавказским акцентом, говорит Вано Давиташвили, упитанному Коле Мицкевичу - я тэбе такой шашлик сделаю, пальчики оближешь.
-Шо ты його слухаеш - спорит с грузином, который рассказывает об особенностях национальной кухни сибиряку Сашке Горелову, украинец со смешной фамилией Тягнирядно - краще чим на Украини, йижи нэмае. Пампушки с часником, борщик с фасолью, сало, мммммммм - и мечтательно закатывает глаза. Последний раз, они ели горячее, два дня назад, жадно глотая кашу из котелков. Наступают, так быстро, что походно - полевая кухня, не успевает. Поэтому второй день, лишь сухой паек.
Эх, мать моя женщина ,думает Стефан Цуркан, пожилой, седоусый ефрейтор молдаванин, - Сапоги совсем развалились. Говорили же, возьми у фрица. От дурак, чего не взял.
Иван Горшков, гладит себя по груди, в области кармана. Там, рядом с кусочком ладана, лежит новенький партбилет.
-Коммунистом стал - говорил комсорг, вручая новенькую книжицу билета - теперь, на тебя Родина смотрит. Оправдай доверие.
Маленький татарин, Расул Мухарямов, постоянно поправляя винтовку, что-то зло бормочет на своем языке.
-Расул - окликает его, идущий сзади Сергей Захарчук, чей говор, выдает в нем малороссийца - ты чего там ругаешься?
-Ай, думаю, как Гитлера за хвост возьму - возмущенно отвечает Расул - он мне ответит, за то, что я, татарин, пешком по таким дорогам, до самой Германии идти буду.
Сдержанный солдатский смех.
Казах Акаев, бережно баюкая перевязанную руку, морщится от боли. В рукопашной, немецкий ножик, чиркнул по сухожилиям.
Брызгая грязью, и истошно визжа мотором, пехоту обгоняют полуторки с сорокопятками.
-И вам не хворать - кричит Спирин, новгородский детина, с косой саженью в плечах, и обернувшись к соседу земляку, высокому как мачта, Сереге Красильникову -как фон бароны блин задницы возят, а мы пешкодралом.
Моросит мелкий, противный дождик, норовящий попасть за шиворот, и намочить потные гимнастерки, выцветшие до белого. Голова походной колонны, уже скрылась за бугром. Конца не видно. Идут. От высотки к высотке. От окопов к окопам. По своей земле. Теряя друзей. Усталые, изможденные лица.
-Вооооооздух - орет кто-то истошно.
Бреющие самолеты, с черными крестами, расстреливают лежащих на земле солдат. В ответ, винтовочные выстрелы.
Еще одна "санитарка" с убитыми.
Костя Спирин, размазывая по грязному лицу слезы, закапывает лучшего друга Серегу. Пулеметная очередь, пришила его к земле навсегда.
Санитары, суетливо мечутся, от человека к человеку. Обрабатывают и перевязывают раны.
Дальше, дальше. Они идут.
У опушки, догорает полуторка, разбитая налетом. Сержант - артиллерист, лежит у кабины в луже крови.
Они идут на запад, и еще не знают, что никто не вернется обратно. Никто. Сыны своей многострадальной Родины. Русские и казахи, грузины и молдоване... Грязь дорог. Косогоры. Новые высотки. Идут...