Аннотация: Продолжение приключений политрука А. Вилката от Бохайца.
Резкий, как хлопок выстрела, степной ветер швырнул из ночного мрака в лицо Бохайскому помимо запаха чертополоха ещё и горсть иссушенной земли пополам с колючими семенами. Майор недовольно поморщился, поспешнее чем обычно отдёрнул в сторону сложенный вдвое кусок войлока, закрывавший вход в его юрту и согнувшись в три погибели проскользнул в образовавшуюся дверь. Внутри находился батальонный комиссар Вилкат что - то строчивший в школьной тетради. Сразу четыре керосиновые лампы стояли на столе освещая вырванные и скомканные листки в клеточку, карандашную стружку и чернильное пятно. Батальонный комиссар бросил взгляд на вошедшего.
-'А, Егор Михайлович, как там погода 'на улице''- спросил Вилкат.
-'Буря неимоверная, думаю метров сто в секунду' - Бохайский обернулся к стене, чтобы повесить фуражку на вбитый в поперечную распорку гвоздь.
Политрук улыбнулся одними губами и подумал, что массы воздуха перемещающиеся со скоростью сто метров в секунду снесут его родной Каунас за минуту. Вслух однако ничего не сказал.
-'А что у Вас Артур Гедиминович, никак не заполните журнал боевых действий, или решили наконец вести собственный дневник? Так смотрите, постарайтесь там не указывать географические названия, или хотя-бы зашифруйте их'- сказал Бохайский протягивая руку к лежавшей на столе распечатанной коробке трофейных сигар.
-'Постойте, что Вы делаете, остановитесь. Это хуже святотатства и работы на польскую разведку одновременно'- вскричал Вилкат, увидев, что командир пытается прикурить от одной из керосиновых ламп. Он лихорадочно расстегнул планшет и выхватил оттуда коробок моссельпромовских спичек. После того, как Бохайский раскурил сигару он бросил обгоревшую спичку в обрезанную гильзу и снова взялся за полусточенный карандаш.
-'Завтра торжественное заседание высшего и среднего комсостава. Журналисты приедут из 'Правды', из 'Труда', из 'Красного знамени'. Фекленко и приказал заметку для стенгазеты написать'- пожаловался Вилкат.
-'Так ведь это работа для дивизионного комиссара'- удивился Бохайский -'Подсиживаете товарищ батальонный, ох смотрите будете на Новой Земле перед белыми медведями занятия по политинформации проводить'
-'Да я и не напрашивался'- вскричал Вилкат 'Это всё Фекленко приказал. Сказал, что наши Т-35 япошек остановили, я в бою был, мне и писать, чтобы ему...'
-'И как Ваши успехи'- комбриг оглядел склад макулатуры на столе -'Решили третий том 'Войны и мира' сотворить?'
-'Если-бы это было так!'- ответил несчастный комиссар- 'Я застрял на второй строчке, а художник ждёт, проклиная всё на свете и пьёт уже вторую бутылку!'
-'Да не кричите Вы'- майор отхлебнул из фляжки и затянулся ароматной сигарой -'И так от того японского снаряда, что в мой танк попал в голове звон стоит, а тут ещё Вы орёте, как на плацу. Щас поможем и у Вас всё в ажуре будет.'
Бохайский внимательно прочитал написанное и вздохнул. Тут войлок на входе открылся, язычки пламени на всех четырёх керосиновых лампах совершили синхронные колебания. В проём протиснулся старший лейтенант Хальсен Максим Адольфович и полковник Сэев Алексей Иванович, чья воинская часть была сегодня развёрнута на позициях, захваченных атакой Т-35.
-'Сигары курите!'- крикнул Хальсен и на правах старого друга кинулся к коробке Бохайского -'Дай прикурить'
При виде сцены прикуривания одной сигары от другой у батальонного комиссара помутилось в глазах и он слегка позеленел, но после глотка из фляжки кожа восстановила свой природный цвет. Только выдержка приобретённая на многочасовых лекциях в политучилище, которые читались на незнакомом, в то время, ему русском языке не позволили политруку взорваться.
Сэев с Хальсеном закурили, взял сигару и Вилкат.
-'Что Артур, мемуары пишешь, не рановато приступил?'- спросил отхлебнувший из фляжки майора Хальсен.
-'Нет'- ответил за политрука комбриг -'Статью в стенгазету, по свежим следам сегодняшних боёв и отпечаткам наших траков, только не получается она у него. Помочь надо человеку'.
-'Ну давай по сто грамм, для храбрости и перейдём к статье'- решил Сэев.
-'Тааак'- удивился полковник, прочитав первые пару строк -'Почему это ты пишешь, что нападение японцев на Монголию, это происки международного сионизма.'
-'Ну пастор всегда говорил, что всё зло в этом мире от иудеев. Они мечтают миром этим править. Значит и в этой войне виноваты.'
Хальсен прыснул в кулак, Бохайский возвёл очи горе, а Сэев выругался. Гася конфуз комбриг вытащил бутылку водки из стоявшего под столом ящика и перелил в кружки. Все выпили и снова затянулись сигарами.
-'Ты пойми, это раньше во всём были виноваты евреи, а теперь белогвардеи, тьфу белогвардейцы'- принялся объяснять Сэев -'На них и укажи в своей статье'.
-'А что там у Вас с белогвардейцами было?'- спросил Вилкат -'А то у нас в политучилище новейшую историю почти не преподавали'.
-'Как не преподавали!'- возмутился Сэев -'Да я эту белую контру в семнадцатом...'
-'А что такое белая контра?'- снова задал вопрос Вилкат -'Контра кажется по латыни против. Значит белая контра против белых?'
Глаза Сэева закатились и он поперхнулся сигарным дымом. Только это и помешало ему произнести трёхэтажную ответную тираду.
Бохайский поспешно допил из кружки тайком налитый спирт, плеснул туда водки и подал Сэеву. Полковник одним глотком проглотил содержимое и запыхтел сигарой. С минуту он переводил взгляд с политрука на портрет Берия и обратно. Потом его лицо отразило глубокомысленную задумчивость, брови нахмурились, губы исказились гневом. Он поднёс кружку к носу и принюхался.
-'Егор Михайлович, а какую это водку мы сейчас пили?'- спросил он неожиданно сурово.
-'Да то не водка, то самогон'- поспешно ответил Бохайский -'Остатки допили, а водка вот, под столом, целый ящик'- добавил комбриг, извлёк очередную бутылку и снова перелил в кружки.
-'Тогда понятно'- пробормотал полковник и все чокнулись.
-'Я понял'- вскричал Вилкат -'Мы несём дальневосточным азиатам культуру и современную мораль, как англичане индийцам, поскольку мы белые люди. Так называемое 'Бремя белого человека', а белые контры воюют с нами и посылают против нас японцев! Так бы сразу и говорили.'
-'Всё верно'- вскричал измученный дневным боем майор -'Только не культуру и мораль, а свободу, равенство и братство. Заодно про экспроприацию экспроприаторов напиши'.
-'Конечно напишу'- возмутился старший батальонный комиссар, допивая свою порцию -'Не всё англичанам экспроприировать, остальные тоже имеют на это право. Мы не позволим японским богачам грабить свой народ. По крайней мере не в одиночку.'
-'Ты пиши, не отвлекайся'- сказал Хальсен разливая очередную бутылку -'Я потом подкорректирую'.
Заметка в стенгазете
'Каждый гражданин нашей бескрайней Родины помнит, как в тяжёлые революционные годы братский монгольский народ пришёл на помощь народу Советскому. Но сейчас мрачные зловонные тучи испущенные обнаглевшими самураями сгустились над Монголией. Их смрадное облако покрыло собой прекрасную поверхность и берега голубого Керулена, золотого Онона и синего, как небо, Халхин-Гола. Как свинья поступил император Хирохито, да простит это прекрасное и благородное животное нас за подобное сравнение. Не будет этот поступок оставлен без ответной реакции. Науськиваемые недобитой белой контрой дзусины приказали своим войскам попробовать на прочность монгольские рубежи. Там эти дегустаторы оставили свои зубы, челюсти, танки 'Ха-Го' и 'Токубецу Кенися'. Советские, монгольские и тувинские бойцы проявили в этих боях стойкость и непоколебимость. Так танк старшего лейтенанта Максима Хальсена, израсходовав все снаряды протаранил три вражеских танка. Коварный враг выбит с территории Монголии. Воодушевлённые победой бойцы братских народов выражают горячее желание освободить несчастный японский народ от гнёта помещиков и капиталистов. Всё имущество отобранное у угнетателей должно быть честно передано наиболее бедным и обездоленным, тоесть освободителям. Вперёд, на Токио'