Знаешь, детка, как приятно бывает, когда молния проходит сквозь твое тело. Это почти как трахнуться с Богом. Ты ведь мечтала об этом? Отвечай, чертова шлюха! Я знаю, мечтала. Ты представляла, как он будет трахать тебя, засовывая пальцы во влагалище, а потом смотреть, как стекает по ним вязкая смазка, распространяя кисловатый запах рыбных потрохов, как потом он будет облизывать пальцы, зажмурившись от удовольствия, оставляя лишь немного этой мутноватой слизи под ногтями, чтобы ночью вновь почувствовать её въедливый продажный запах... Бог никогда не спит, а знаешь почему? Знаешь, что случается с теми, кто любит долго спать?
Раздувшись, как утопленники, они медленно подыхают, сжираемые белыми распухшими червями. Они всё чувствуют, они кричат с такой силой и отчаяньем, что их животы разрываются, но даже это не способно помочь им или облегчить страданья, они кричат до тех пор, пока слепые склизкие личинки не забьются им прямо в глотку...
Вот так бывает с теми, кто слишком много спит... Поэтому я, как и он, не люблю спать.
Я погружаюсь в ванну, наполненную горячей водой. Я чувствую, как они просыпаются, явственно ощущая их движение, щекотание тысячи маленьких ножек... Тепло воскрешает в них искры прошлой жизни. Пауки разбегаются в разные стороны, скользя по краям ванны, забиваются в щели между плиткой...
Они лезут прямо из-под моей собственной кожи. Осознание этого вызывает безотчетный ужас и отвращение. Ведь я знаю, там - в венах - ещё осталась их паутина и покрытые тонкой полупрозрачной пленкой, слипшиеся между собой, яйца, которые они успели отложить, прежде чем покинуть мою беззащитную, но столь благодатную для них плоть.
Это ты, ты отложила в меня эти проклятые яйца! Я ненавижу тебя! За то, что ты так быстро сбежала и за то, что оставила меня в живых.
Но всё равно, мы когда-нибудь встретимся, моя прожорливая паучиха, и тогда ты будешь гореть в чертовом пекле моей жаровни! Сначала воспламенятся волосы. Потрескивая и шипя, словно капроновые нити, они начнут плавиться, распространяя отвратительный, удушливый запах паленой шерсти. Твоя белая, по-детски нежная кожа покраснеет, покрываясь хрустящей желтоватой корочкой, она будет гореть, слезая лоскутами, пока не обуглится до черноты, обнаруживая под собой омерзительное, блевотно-розовое мясо, похожее на волокнистую материю. Как у тех жирных трупов в медицинском холодильнике, завернутых в одеяло, трупов без имени и лица. Мясо, которое тут же начнет поджариваться. Тяжелый маслянистый дым окутает всё вокруг, тошнотворный, приторно-сладкий запах заполнит пространство. Твой жир будет медленно плавится в огне, а за ним всё остальное - желудок с остатками прогорклой, подгнивающей пищи...кишки, заполненные фекалиями, лопнут, и вонючая жижа потечет из тебя, закипая в языках пламени и разбрызгиваясь сальными каплями... Ты будешь гореть, пока от твоего дерьмового тела не останется лишь горстка пепла, кучка костной муки....
Как жаль, дорогая, что тогда ты уже не сможешь размешать этот прах в собственных испражнениях и выпить за свой упокой.