В советское время они писали стихи о пятилетках, о человеках труда, ленинском прищуре, выстреле Авроры. Переводили казахские верлибры, называя так казахский эпос шёлкового пути. Потом, когда диссидентство стало оплачиваться круче, чем лениниана, перешли в него. Грезили о перспективе и не прогадали, как всегда, гуляли по Парижу и Ницце, перелетели в Израиль и Америку. Лепота!
Сейчас царствует новый официоз. Можно писать всё, что угодно, только не правду.
И они Его пишут - всё что угодно. Маленький, жалкий, дорианогреевский мирок, вознесён до размеров всемирной трагедии.
Ой-ой, он наступил мне на палец - и дальше пара цитат из Верлена с упоминанием Хемингуэя.
Ой, мама заставила вынести мусор и постирать носки.
Ой, я мальчик или девочка, не могу определиться.
Побольше пивных бутылок - они лучики солнца в подвальном мраке.
Мы протестуем против жизни, против борьбы.
Мы разноцветные клоуны, в нас стреляют, а мы будем для них танцевать, как в тире, весёлые белочки и хомячки.
А если нас сильно достанут, мы знаем волшебные слова "п-ец, б-дь, х-й" - станем невидимы и свободны.
Только лукавят милые, говоря о непохожести и сублимируемой индивидуальности.
Таких поэтов уже клонирована целая армия Мордера, таких мальчиков и девочек, эгоистинок и эгонравов, целые колонны. Разноголосый вой удивительно похожих текстов и таинств сливается в один слитный слаженный хор. Казахский верлибр рулит.
Позволю себе небольшой центон, составленный из цитат нового официоза, так сказать лениниана 21 века, ударный стахановский метод. Где, чья цитата, неважно. Для меня они все на одну колодку.
и как девочка
врастало в неба обувь
есть в небе каменная рыба,
она одна и есть на небе,
а больше нету ничего
Когда я смотрю на небо, я с небом не говорю.
Вспоминаешь любовь большую - как Отче Наш,
Принимаешь любовь поменьше - как бог простит.
и зубы растут в их клювах
сорока ест воробья
ворона - сороку
ворону - чайка
а чайку
уносит
стая
живых воробьёв
Слово изреченное - есть лошадь.
Моя первая мама вжимала меня в быльца,
Предрекала ошибки - такая была сука.
Пора бы пресмыкаться рептилиеподобно,
Но яда - только на самоубийство.
Жди, милый мальчик, Герду свою.
Вон - показалась упряжка оленья!
Моя юность почила в бозе - взошла стихами.
Опериться бы, опереться... Толкай, Алеф,
свою речь немую. Му-му предалась пороку.
Мои нерождённые дети
Стоят над кастрюлей с опарой.
Словцы - не ёмцы,
мытсли - не ямцы,
не чабанцы,
мудьёрый - глумлъх...
Хэллоуиновская пятилетка, месячник лесбийской любви, мужеложеский подряд... это официоз Настоящего.
Я хочу издать антологию коммунистических стихов диссидентов, посчитать, сколько стихов о Ленине и революции у каждого из них - это официоз Прошлого.
Я знаю, что сейчас жгут библиотеки, подчищают биографии. Но будущее Время, оно справедливее любых эпох. Оно методично и размеренно приходит и тогда, когда царствует Настоящее... вырванные страницы находятся, сожжённые книги восстают из праха, и равнодушные, бесстрастные руки статистов составляют картотеки. В будущем станет ясно, сколько лицедейства в любом официозе и просто желания не выживания, а жизни с бутербродом из красной икры в металлокерамических зубах. Ведь размазывать икру по губам приятнее, чем вытирать разбитые в кровь губы. Цвет икры, конечно, красный, но она - не кровь, а выпитые и выссанные галлоны пива - не лимфа. На небесных весах цена у них другая. Дешёвая цена, распродажная.