|
|
||
ПРОСТОЙ ЮЖНОКОРЕЙСКИЙ МИЛЛИОНЕР
В гостинице Россия, где в двух люксовских номерах до поры до времени размещался возглавляемый легендарными Тельманом Хореновичем Гдляном и Николаем Вениаминовичем Ивановым Всероссийский Фонд прогресса, защиты прав человека и милосердия, Женя Пак появился в середине января 1992 года. Маленький, желтолицый кореец, одетый в роскошную песцовую шубу, не менее роскошные унты и пыжиковую шапку, прибыл к нам по рекомендации Башкиренка - Вора в Законе на Севере России. Было Жене в ту пору лет под сорок. На его маленьком личике все выглядело соразмерным, хотя и миниатюрным: короткие жиденькие бровки, маленькие узенькие глазки, нос кнопочкой, аккуратные ушки. Почему - то, глядя на Пака, всегда хотелось употреблять уменьшительные выражения. Одежду Пак носил, максимум, сорокового размера, обувь - тридцать пятого. Мужских перчаток нужного размера на его маленькие ручки, наверное, в продаже не нашлось, поэтому Пак носил вязаные рукавички. При первой встрече мне очень хотелось, почему-то, проверить: а не пришиты ли к этим детским варежкам резинки, чтобы, не дай Бог, они случайно не потерялись...
Между тем, дело, по которому прибыл к нам кореец Женя, было очень серьезным. В конце 1990 года в Москве образовалась контора. Называлась она незамысловато: товарищество с ограниченной ответственностью Пардизия. Что это название обозначало - не знали, наверное, и сами учредители. Ее отцом - основателем был Игорь Скребец - муж известной теледикторши. В славной династии Скребцов кроме теледикторши-жены значились также папа - генерал армии и дедушка - маршал авиации сталинских времен. Короче, фирма была упакована знатно. Может быть, поэтому и действовали ребятки предельно нагло. Заняв немного денег в банке, используя старые папины связи, Скребец закупил в службе тыла Министерства Обороны СССР вагон свиной тушенки. Большего ему и не надо было. Вагон с тушенкой служил, так сказать, экспонатом, который на протяжении нескольких месяцев демонстрировали всем потенциальным покупателям. Остальное было делом техники. Как водится, заключался вполне официальный договор поставки на несколько вагонов, бралась предоплата, а уж исполнять условия договора славный потомок чкаловских соколов и думать не думал.
Чтобы в кратчайший срок привлечь как можно больше потенциальных покупателей, использовались возможности Российской Товарно-Сырьевой биржи, которую в то время как раз возглавляли жуликоватые Боровой и Хакамада. Биржа за прохождение сделок по закону не отвечала, а лишь брала в свою пользу немалые комиссионные. Чем, собственно, и кормилась. В девяностом году РТСБ, как флагман капитализма, пользовалась известным, хотя и незаслуженным, авторитетом. Неискушенные советские негоцианты наивно полагали, что сделка, скрепленная печатью такой известной биржи, будет непременно исполнена. На этом предельно беззастенчиво и играли сановитые жулики.
На беду свою попался на удочку жуликов и доверчивый Пак. Женя всю жизнь проработал на одной из крупнейших воркутинских шахт начальником участка. По природе своей очень веселый и кампанейский, он водил дружбу со всем городским воркутинским начальством, был вхож практически во все начальственные кабинеты. Когда началась короткая эпоха кооперации, Женя поддался уговорам начальства, бросил вполне денежное место на шахте и возглавил малое государственное предприятие. Формально его учредителями были Воркутинский горисполком и с десяток крупнейших шахт. Фактически кучка чиновников искала и нашла дополнительные и никем не учтенные доходы. Доходы немалые. Вновь созданному Малому Государственному Предприятию отдали на откуп так называемый северный завоз. На деньги шахт Женя Пак закупал, где только можно, оптовые партии продуктов и спиртного, а затем, уже по коммерческим ценам, реализовал их через собственную сеть магазинов и киосков.
До поры до времени все шло как нельзя лучше. Довольны были и учредители, и жители, и чиновники. Больше всех был доволен и сам Женя Пак, который за короткое время сколотил неплохой по тем временам капиталец. После августовского путча рубль начал стремительно падать, с прилавков расхватывали даже самые залежалые товары, ажиотажный спрос появился практически на все. Женя Пак решил, что наступил его звездный час. Прямо на его узких корейских глазках в считанные недели создавались несметные капиталы, вчерашние клерки становились миллионерами, в одночасье сместились все прежние правила и понятия. Как раз в это время какой-то шустрый брокер с РТСБ сбросил Жене на факс прайс-листы с предложениями закупить оптом всевозможные продукты. И Женя Пак купился! Даже учитывая, что цены на тушенку были чуть выше государственных, на ее перепродаже можно было сделать как минимум сто процентов прибыли. А учитывая галопирующую инфляцию, а также высокие северные зарплаты воркутинцев - даже двести процентов!
Женя Пак потерял покой и сон. Кроме всех собственных средств, он за какую-то пару недель собрал еще кучу денег с местных торговцев, взял огромный краткосрочный кредит в местном Полюс-банке, а заодно разжился и бюджетными средствами горисполкома. Через каких-то полмесяца на расчетном счете его маломощного предприятия находилось уже более двухсот миллионов рублей. Для конца 1991 года сумма была просто огромная...
В Москве Женя, как и многие другие до него, осмотрел предъявленный ему в качестве образца вагон с тушенкой, сполна оплатил услуги биржи, заключил договор и дал команду производить перечисление предоплаты. Через две недели, когда срок поставки истек, Пак начал беспокоиться. Приехав на РТСБ, он быстро выяснил крайне неприятную для себя новость: биржа не несла и не собиралась нести ответственность за проведенную при ее участии сделку. Брокеров Пардизии в помещении биржи уже несколько дней не было. Их, как говорится, как будто Фома членом смел! Ничего не дали и поиски самого продавца тушенки. В квартире на Люсиновской улице, где была зарегистрирована фирма, Жене открыл двери вдребадан пьяный мужик и заявил, что знать ничего не знает, и ведать не ведает...
За сорок лет Женю впервые так беззастенчиво обули. Мало того, что он в одночасье оказался нищим, это еще можно было бы пережить. Дело было совсем в другом. Пак, уверенный в исходе сделки, сделал совершенно непростительный в любой другой ситуации шаг: взял деньги из общака Республики Коми. Причем взял на совершенно кабальных условиях. За несколько мешков налички, отданной ему под честное слово ровно на один месяц, он должен был отдать ровно половину причитающейся на вложенные суммы прибыли. Теперь получалось, что тысячи зеков по всем лагерям Коми АССР оставались без грева. Оставались без привычных подачек и многочисленные комики - администрация местных лагерей. Сказать, что дело было просто швах - значит, не сказать ничего! Растерявшийся в этой ситуации Женя, как и подобает законопослушному гражданину, перво-наперво кинулся с заявлением в местное отделение милиции. Указанная в заявлении сумма похищенного возымела действие, и толстый пожилой майор-дежурный сразу же и без очереди проводил Пака в кабинет начальника отделения. Тот, как видно, был уже давно прикормлен Пардизией, поэтому с ходу начал выяснять у Жени, где это он ухитрился раздобыть такую прорву денег, и каково происхождение этих самых денег. Затем начальник назидательно разъяснил корейцу, что в данном случае имеет место гражданско-правовой деликт, следует обращаться с иском в городской арбитраж, а о наличии в действиях жуликов состава преступления и речи быть не может. Выпроводив восвояси непонятливого корейца, начальник тут же позвонил Скребцу, и дружески предупредил его о визите кинутого Пака.
Не найдя правды в ментуре, Женя вернулся в Воркуту и попросил помощи у владельцев общака. Те поначалу рьяно взялись за дело, но уже через какую-то неделю, пробив виновную фирму, приуныли. За Пардизией стояли органы. Причем следы тянулись вплоть до Житной улицы. Воркутинским паханам популярно объяснили, что кидок был запланирован с самого начала, все деньги уже поделены, и возвращать их никто не собирается. Блатные с органами конфликтовали только в самых крайних случаях. В данной ситуации Женя был обречен: искать защиты ему было не у кого.
На прощание Башкиренок, коронованный по Коми АССР, дал Жене дельный совет:
Так Женя Пак появился у нас. Шеф поручил ведение его дела мне и Сереже Григорьеву, бывшему следователю узбекской бригады. У Сереги была несколько странная для вчерашнего следователя прокуратуры кличка - луженая глотка. Заслужил он ее в Ташкенте, причем более чем заслуженно. Дело в том, что решать судьбу проворовавшихся членов Политбюро ЦК Узбекистана можно было только с санкции высших партийных инстанций СССР. Решался вопрос тяжело и долго, а пока суть да дело, всех партийных чиновников решили от греха подальше изолировать в гостинице КГБ Узбекистана, в одном из пригородов Ташкента. Формально, никто их не мог арестовать вплоть до официального предъявления обвинения. Фактически они были свободны, и вполне могли дернуть через прозрачную границу соседнего Афганистана. Сереге, как наиболее устойчивому, была поручена чрезвычайно деликатная миссия. На собранные среди трех сотен членов следственной бригады карманные деньги Серега в течение двух недель регулярно спаивал до положения риз все Политбюро. Спаивал до тех пор, пока по кремлевке не пришла короткая команда - Дают добро! Когда мертвецки пьяное Политбюро загрузили в военно-транспортный самолет и отправили прямиком в Лефортово, Григорьеву предоставили внеочередной двухнедельный отпуск. Последний пришелся как нельзя более кстати. У меня, Викторыч, после этой пьянки не то, что руки - голова целую неделю тряслась! - поведал мне как- то Серега.
Мы рьяно принялись за дело, благо на аванс Женя Пак не поскупился. Сам же он поселился на седьмом этаже гостиницы Россия в роскошном двухкомнатном люксе, который был постоянно зарезервирован за Фондом для особо важных персон. Из числа бывших комитетчиков Жене была предоставлена надежная охрана.
Как-то вечером, не чуя под собой ног, я возвращался в гостиницу для доклада шефу. Проходя по длинному коридору седьмого этажа, я решил на минутку заглянуть к нашему подопечному. Подойдя к высоченной двери номера, я коротко постучал, и уже собирался войти в номер, как увидел, что ко мне на всех парах спешит пожилая коридорная:
Я оторопел, не понимая, что, собственно, происходит. Оказывается, Женя Пак пользуется в самой крутой столичной гостинице непререкаемым авторитетом! А я и не знал...
-Прошу Вас, проходите!
Продолжая недоумевать, я прошел в роскошную прихожую, из которой вели две двери - в объединенный санузел и собственно в комнаты люкса. Пройдя в первую комнату, обставленную роскошной мягкой мебелью, я увидел сидящего на диване по-турецки Сережу Григорьева. Он был мертвецки пьян. Перед диваном стоял стеклянный столик на колесиках, уставленный немыслимыми яствами: тут были и парная осетрина, и подносы с невиданной для московской зимы зеленью, и икра в больших бочонках, остатки каких-то изысканных мясных блюд, пустые и полупустые бутылки из-под марочного французского коньяка - всего и не перечислишь... Я встревожился:
Вернувшись в первую комнату, я попытался добиться хоть чего-нибудь от самого Сереги. Это было бесполезным занятием: едва ворочая языком, Серега поведал мне, что он заглянул на минутку в номер к Паку, тот, ни с того, ни с сего, быстро сломался, и Сереге самому пришлось заказывать в номер из ресторана выпивку и закуску.
-Что же ты сказал обслуге?... - холодея от предчувствия, спросил я приятеля.
Что сказал, что сказал... - пьяно протянул Серега. - Сказал, что Пак - южнокорейский миллионер!
Наутро Паку принесли счет за вчерашнюю оргию. Женя, жестоко страдающий с жесточайшего похмелья, едва не упал в обморок, увидев сумму итого. Официанты любезно разъяснили миллионеру, что именно он выпил и съел накануне. Бедный Пак, оставив в залог золотые часы, цепь и документы, срочно вылетел в родную Воркуту за наличкой, а Серега, как ни в чем не бывало, с раннего утра уже был на своем рабочем месте. Напрасно я время от времени подозрительно поглядывал на него, пытаясь рассмотреть на лице приятеля хоть какие-то следы грандиозной вчерашней попойки. Серега был как огурец!
7
3
|