Тридцать
семь градусов в тени. Солнце испепеляет. По-моему, никогда раньше не было такого
жесткого солнца, выжигающего всё вокруг. Может быть, это действительно связано с
утоньшением озонового слоя. Человек ничем не отличается от
диких коз, которые вытаптывают пастбища, на которых пасутся. И вот так однажды
солнце выжжет всю землю вместе с не знающим предела в своей жадности
пожирания всего и вся человеком на ней. И когда не станет человека,
постепенно восстановится озоновый слой, и постепенно, через тысячи или
миллионы лет, на земле снова возникнет человеческая плесень, которая точно
также, как и современная, возомнит себя целью природы, и всё пойдет дальше по
кругу. В этом всё дело, в этом хождении по кругу, в этом прерывании памяти,
благодаря которому человечество ничему не учится.
Вторая половина дня, а жара и не думает спадать. Но план
есть план, и потому отправляюсь в гараж менять амортизаторы и пружины на задней
подвеске. Тянусь в гараж с тупостью приговоренного, и когда, наконец, оказываюсь
в раскаленном гараже, мой организм заявил, что он этого не хочет и не
будет, потому что ненормально в такую жару работать. Самое то сейчас -
валяться где-нибудь в прохладном месте. Представляю, как в будущем, когда от
озонового слоя ничего не останется, люди будут прятаться в земляных норах.
Отчетливо ощущаю, что не в состоянии противопоставить организму аргументы,
который изменили бы его отношение к работе. Он не хочет в такую жару что
бы то ни было делать, и это вполне нормальное и вполне человеческое желание.
Однако план есть план, и поэтому думаю, что бы такое сказать организму,
чтобы он приступил к работе. Но чувствую, что теперь уже не только организм, но
и я сам ничего не хочу делать, что я присоединился к моему организму,
организм перетянул меня на свою сторону, и задача, которая передо мной стоит,
чудится мне не решаемой, потому что не то, чтобы заставить организм, я и себя
теперь не в состоянии склонить к работе.
И тут, на этом последнем рубеже войны, на котором
решается вопрос между хочу и надо, который, однако, я сам же и сотворил,
так что при желании на это "надо"легко наложить вето, мне приходит в
голову: а если война? Война ведь не спрашивает, хочешь ты воевать или нет. Ей
это безразлично. Она просто делает своё дело. И приходят следующие слова: "За
родину". Но слова "За родину" - холодные слова, не имеющие лица, и
они на меня не действуют. Родина должна иметь лицо. И тогда возникает
образ Сталина и имя Сталина как олицетворение родины, как её лицо. И я говорю;
"За родину, за Сталина" Слова подействовали, подобно
волшебной палочке, и вопрос "работать или не работать" отпал, как будто его и не
было, потому что теперь за мной стояла стена, и на то, что стояло за ней, я
теперь не мог оглядываться: моё я, моё субъективное желание, моя личная жизнь -
ничто больше не имело значения. Товарищ Сталин поставил передо мной задачу, и я
должен её выполнить, или - буду расстрелян как предатель, как хлюпик, как
буржуазная отрыжка. Подал машину вперед на яме, поближе к
свету. Открыл букварь с описанием действий по замене амортизаторов и пружин
задней подвески. Прочитал, полез под машину и чувствую, что-то не сходится, и у
меня возникли сомнения, потому что прочитанное я понял так, что нужно снять
тройник тормозной системы на балке заднего моста. И возникшее сомнение
заключалось в мысли: как же так, это же всё потечет. И тут вовремя
явилась следующая мысль: а правильно ли я понял то, что прочитал. Ведь
когда мы о чем-то читаем, то понимание прочитанного определяется нашим опытом. И
когда нашего собственного опыта оказывается недостаточно или мы оказываемся
невосприимчивы к новому опыту, то в том, что напечатано, мы видим совсем другой
текст и совсем другие смыслы, и тут-то возникает неадекватность в
понимании. Поднимаюсь из гаражного подвала на свет божий и
возвращаюсь к книжке. Ага ,оказывается нужно всего лишь открутить гайку,
чтобы отделить тройник от от балки моста с тем, что когда буду вывешивать
колесо, не был повредил тормозной шланг, и, плюс к этому, нужно отделить
регулятор давления от кронштейна заднего моста.
Легко со всем этим справляюсь, но так как я - человек буржуазного общества, не
отягощенный ответственностью, то и на замечаю, как из отверстия кронштейна
выпадают две пластмассовые прокладки и металлическая трубочка. Правда, когда я в
очередной раз собрался вылезти из подвала, на полу увидел "какую-то фуську",
решил, что она "не отсюда", тем не менее, будучи от природы барахольщиком,
поднял её и кинул в коробку, в которой уже лежат отвинченные детали и
инструмент. Наступила очередь амортизатора, но и с его
снятием не возникло проблем. Теперь нужно было поставить новый. Но когда я вылез
наверх и взял новый амортизатор, из его ушка вылетела резиновая втулка и упала в
подвал, в котором найти что-либо и всегда является проблемой. Сердце у
меня упало. Вот и всё, я - предатель, меня уже арестовали, судили и отправили на
Колыму. И поделом. Потому что предатель - он предатель и есть. Без всякой
надежды спускаюсь в подвал - и тут же вижу на самом видном месте на полу
втулку. И хотя испытываю и чувство радости, и чувство облегчения, однако всё уже
испорчено: ведь я фактически допустил пропажу резиновой втулки, и от этого
никуда не денешься. Потому что то, что я нашел втулку - это вещь вторичная,
потому что случайная: ведь она могла куда-нибудь закатиться, и найти её было бы
невозможно. Настроение отравлено. Недостоин,
недостоин я товарища Сталина. Закрепил амортизатор к
кузову, другую сторону оставил висеть: наступила очередь менять пружину.
Вывесил колесо. Но хотя в книжке и написано "выньте пружину", пружина долгое
время выниматься не хотела. И когда я, в конце концов, её всё-таки вынул,
сообразил, что со стороны ямы пружину вставить будет сложно. Поэтому я вылез из
подвала и снял колесо. Взял новую пружину, прикрепил изолентой пластмассовую и
резиновую прокладки и начал вставлять. Ничего не получалось. Пробовал и так, и
этак, но явно моей мощности как механической машины не хватало на то, чтобы
сжать пружину настолько, чтобы можно было её вставить. Попытки
множились, и все оказывались безрезультатными. В конце концов до моего
сознания доходит: так пружину я никогда не вставлю.
Когда мы действуем, перед нами возникает три вопроса. Вопрос первый: что
именно мы делаем. Вопрос второй: как мы это делаем. И в этом втором
вопросе заключается третий вопрос:
что мы ставим между собой и объектом действия, какие средства используем.
Другими словами, я понял, что между мной, машиной и пружиной должно быть
какое-то промежуточное действие, и это промежуточное действие должно быть
связано со сжатием и тем самым укорочением длины пружины.
Решение пришло в точности в соответствии с формулой Маркса: человек приступает к
действиям тогда, когда у него уже есть средства для этого. Между вторыми
снизу и сверху витками пружины я пропустил несколько раз шнур,
так что получилось что-то в роде полиспаста. Затем сел на пружину. Под весом
пружина сократилась. Теперь, подпрыгивая пятой точкой на пружине и всё сильнее
затягивая шнур, я достиг какого-то предела своих возможностей сжатия пружины,
после чего зафиксировал шнур. . Поставить пружину на место
после этого уже не составило труда, и я, кажется, мог бы торжествовать. Но
что я смогу сказать товарищу Сталину? Что я в течение нескольких часов пытался
поставить пружину на место и так и не смог поставить? Что впустую
потерял столько времени и сил? Правда, в конце концов я всё-таки выполнил
поставленную передо мной задачу. Однако, сколько времени при этом потерял!
Тем не менее, можно было считать, что работа выполнена. Поставил колесо, кузов
снял с домкрата. Оставалось закрепить тройник на балке и регулятор
давления на кронштейне заднего моста. И тут обнаруживаю в
кронштейне огромную дырку и соображаю, что в ней было что-то, о чем я не имею
представления. Припоминаю фуську, которую поднял, и начинаю понимать, что она -
отсюда. Но должно быть еще что-то. Опускаю глаза под ноги - и вижу вторую точно
такую же фуську и торчащую в ней металлическую трубочку. Через несколько минут
всё стоит на своих местах. Возвращаюсь из гаража. Уже
давно стемнело. Настроение никакое. Нет, конечно, я выполнил задание товарища
Сталина. Но я - не герой. Далеко не герой. Я - никакой. И потеря резиновой
прокладки от амортизатора, и пластмассовых прокладок и металлической трубочки от
отверстия в кронштейне - ведь всё это - вещи, которые не должны были случиться.
А чего стоят твои позорные попытки сделать безнадежное дело - поставить пружину,
не ставя между пружиной и собой ничего третьего, никакого промежуточного
средства - о чем всё это говорит, как не о твоей тупости. Правда, идея способа
сжатия пружины сама по себе хороша, но и она явилась словно сама собой, без
всякого участия, всякого напряжения мысли с твоей стороны. Так что, конечно,
поскольку ты выполнил задание, ты не отправишься на Колыму, и будешь продолжать
жить, как жил. Но и не более того.