День шел как обычно. К примечательным, да и то только в свете последующего, было только то, что я отказал "группе товарищей" в доступе, да отбил атаку на неё. И тут нагрянула комиссия, и она комиссии сказала, что я был неправ с "товарищами". Если бы кто-то из-за угла подошел и выстрелил в меня, не стало бы это такой для меня неожиданностью, как её слова. Я был в таком шоке, таком непонимании, что в первое время не мог дышать, не то что думать. Когда же признаки слабого дыхания появились, появилась и слабая способность к рассуждениям. И я стал искать: почему? Может быть, я действительно был неправ в отношении товарищей? Может быть, она выступила в качестве объективного и независимого эксперта? Я вполне допускаю и объективность и независимость по отношению ко мне, и уважаю их проявления. Может быть, это? Но отказал я по достаточным основаниям и отказал корректно. Я всё сделал правильно. Но тогда что? - На меня нахлынуло чувство человека, которого открыто, глядя в глаза, предали, и меня накрыло. "Ах ты сука, ах ты тварь последняя"- такой тирадой мысленно разразился я. И я услышал сказанное мной, и сказанное мной меня поразило не меньше, чем её поступок. Я понял, что в этом её поступке что-то было, и что её поступок - не сегодняшнего дня.
Сначала я обратился к своей тираде. Она была для меня неожиданностью, но что такое она была? Я понял, что она была вызвана моим оскорбленным самолюбием: ведь я столько лет так любил её, и вот за мою любовь к ней такая расплата.
Да, не знаю уже сколько лет я любил её и упивался, умилялся, гордился моей любовью к ней. Но что такое была эта моя любовь? Эта моя любовь была моё собственное ощущение, от которого я испытывал удовольствие. Другими словами, это было отношение внутри меня и не выходило наружу. Мне было вполне достаточно этого варева внутри. Но чем обусловливалось это варево внутри? - не тем ли, что она меня любила. Что я был объектом её любви. И то, что я был объектом её любви, вызывало это моё любовное ответное чувство, но это ответное чувство не явилось ли всё той же моей любовью к самому себе? Потому что, действительно, если человек любит другого, то должна же эта любовь как-то проявляться по отношению к нему. А ведь у меня она никак не проявлялась. Я ведь фактически ничего не делал для неё из того, в чем она действительно нуждалась, чего она действительно хотела, но то, что я делал для неё, я делал потому, что мне хотелось это сделать, потому что это не ей, а мне доставляло удовольствие.
Но этого всё же мало для того, чтобы вызвать с её стороны то, что она сделала. Здесь должно быть еще что-то. Но что это может быть? Не то ли, что я, фиксировавшись на её любви ко мне, её отношение ко мне привёл к тому, что то, что вначале у неё явилось непроизвольно, позже превратилось в вынужденное отношение. Ведь я и действительно не отставал от этого моего ощущения к ней, и тем самым превратил её в донора, посредством которого я получал мои ощущения. И хотя на первых порах это может доставлять удовольствие, но со временем всё более истощает, поскольку не получает в ответ ничего. И это вызывает всё большее раздражение воли, когда ты хочешь избавиться от какого-то отношения, и не можешь, потому что другая сторона насильственно тебя удерживает в нём, и ты его обеспечиваешь против своей воли. В конце концов тот человек, который когда-то вызывал в нас приятные ощущения, становится ненавистен. И он ненавистен именно тем, что продолжает вызывать в нас приятные ощущения, которые нас уничтожают, и мы, наконец, сознаем это.
Что ни говорите, а это похоже на правду, это объясняет её поведение, стремящееся избавиться от зависимости от меня, присосавшегося к ней. И за то, что, скорее всего, положение вещей именно таково, говорит мой неожиданный выкрик - ведь это выкрик рефлекса себялюбия, который привык удовлетворять себя через за её счет и в её поступке увидел предательство себя, любимого.
Увы, человек задним умом крепок, и начинает что-то понимать только после того, как ему укажут на то, что в своём поведении он в чём-то неправ. Может быть, после того, как ему укажут на его неправоту, у него и возникает мысль исправиться, измениться, но к этому времени он уже настолько обрыдел другой стороне, что оказывается поздно, всё поздно, и никакие изменения с его стороны уже не нужны, а нужно только одно - чтобы его не было, чтобы он испарился, исчез из жизни другого человека.