Аннотация: Иногда с вами случается что-то необъяснимое, загадочное. Так однажды приключилось со мной!
СЛУЧАЙ
Не то чтобы я не любил поэтов, но сам никогда стихов не писал, а строки "Люблю я пышное природы увядание, в багрец и золото, одетые леса" считаю непревзойдёнными и все попытки написать подобное или достойное были бы просто смешными. Но в этот раз отказаться было невозможно. Во - первых, поэт был довольно близкий нам знакомый, во- вторых, все шли, и моя супруга решила, что это неудобно, там будут все наши. А мы? Стихи его я не любил, не любил и манеру его чтения. Он читал громко, подвывая, бросая многозначительные взгляды в зал, который временами взрывался аплодисментами. Я же этих моментов не чувствовал, и поэтому невпопад хлопал там, где остальные плакали. Доехали мы без приключений, если не считать, что в одном месте я нечаянно проехал под красным светом светофора и проклятый аппарат сделал мой очередной снимок. " 200 марок и 2 месяца лишения прав"- уныло подумал я. Солнце ещё не зашло и упрямо било мне в глаза, что не давало отчетливо обозревать обстановку. Кроме моей жены, в машине была еще одна наша знакомая, Вера Савельевна, которая, несмотря на свой почтенный возраст, и проблемы со здоровьем, не пропускала ни одного интеллектуального собрания. Жена и Вера Савельевна сидели сзади, оживлённо о чём- то разговаривали, изредка вовлекая меня в беседу, задавая какие-то вопросы. Всё это создавало для меня довольно сложную обстановку вождения. Я и так не очень- то ориентируюсь в чужих городах, а сейчас, мысль о необходимости два часа слушать стихи, яркое солнце и непрерывный разговор сзади, привели меня в состояние транса. Но вот мы въехали в город, и я стал искать место для парковки. Круглая площадь с фонтаном и огромной кирхой с решетчатым забором показалась мне подходящей. Вокруг уже стояло много машин и мне с трудом удалось втиснуться между ними. Идти оказалось недалеко. Я всё время оглядывался, пытаясь запомнить путь, по которому скоро придется возвращаться. Зал, где предстояло чтение, был, вероятно, раньше какой-то склад. Было холодно и сыро. Рядами стояли деревянные скамейки, как у нас бывало в сельских клубах. Они не были прикреплены к полу и могли раскачиваться, что, забегая вперёд, впоследствии сыграло свою коварную и трагическую роль. Жена и наша попутчица сели в отдалении от меня, справедливо предполагая, что я своим угрюмым видом и репликами неизбежно испорчу им настроение. Рядом со мной расположилась компания подростков. Они весело переговаривались между собой и всё время что- то жевали, непринуждённо бросая всё лишнее на пол. Мне было интересно наблюдать за ними и я, поглядывал на них с улыбкой. Они это заметили и ещё оживленнее смеялись, болтали, довольные моим вниманием. На сцене стоял облезлый стол и такой же стул. На столе бутылка с водой и стакан, в котором почему- то была воткнута роза, подарок за предстоящее удовольствие.
Поэт в сопровождении ведущей вышел на сцену и после краткого вступления начал читать стихи:
ИМПЕРИЯ-
Просторны
звук и ширь!
ИМПЕРИЯ-
Служи
круши
глуши
ИМПЕРИЯ-
Салютная пальба
ИМПЕРИЯ
Всё та же голытьба...
Настроенный заранее против, я мрачно слушал его завывания. Подростки, сидящие рядом, сначала притихли, а затем стали забавлять сами себя. Они толкались, разговаривали. Сзади на них шикали. Ребята на время смолкали, а затем юность снова брала свое, и они опять продолжали развлекаться. Поэт читал свои стихи и упорно смотрел только на меня. Взгляд его был злой и обиженный. Вероятно, он решил, что я руковожу этой неспокойной компанией. При особенно громком выкрике ребята громко захохотали, скамейка стала раскачиваться, и вдруг все полетели назад. Падая, мы опрокинули скамейку, стоящую сзади. Люди, сидящие на ней, упали на следующую скамейку, и через мгновение весь зал лежал. Раздался невообразимый гвалт, кто- то смеялся, кто- то стонал, люди пытались подняться, но придавленные друг другом, не могли этого сделать. На сцене поэт метался из одного конца в другой. Выскочила ведущая и что- то прокричала. Но вечер был сорван. Все потянулись к выходу. Своих я потерял в этой массе и решил выйти на воздух, ошалев от стихов, подростков, падения и всего этого вечера, который с самого начала не задался. На улице было темно, и шел дождь, не очень сильный, но достаточный, чтобы промокнуть. Зонтика у меня не было. В гардеробе была давка, и мне с трудом удалось найти свою кепку. Ни жены, ни Веры Савельевны нигде не было видно. Оглядевшись, решил идти к машине. Они, наверняка там, стоят под дождём и ждут меня, почему- то подумал я. Быстро пересёк двор и вышел на площадь. Сверкнула молния, вдали я увидел кирху и пошел туда. Но уже через короткое время понял, что это не та кирха. Ещё хорошо, что у меня кепка, подумал я, но потом сразу же вспомнил, что никакой кепки у меня вообще не было. Значит, взял чужую, то есть украл. Надо её вернуть. Попытался вернуться назад. Но куда? Темень и дождь. Ноги промокли, брюки до колен обрызганы какой- то жирной грязью. Что делать? Решил спросить, у кого- нибудь. Женщина в черном балахоне, с белой собакой на поводке приближалась ко мне. "Sagen Sie, Bitte..." начал я, но она подозрительно взглянула на меня и, не отвечая, быстро ушла. Я сначала побрёл, а затем побежал. Не знаю, куда я бежал, только мысль о том, что где-то у машины, меня ждут промокшие жена и Вера Савельевна, подстёгивала меня. Я уже бежал, не разбирая дороги, шлёпая по лужам и разбрызгивая грязь. Время от времени кричал, тщетно надеясь на ответ. Но вот вдали знакомая кирха и круглая площадь. Сверкнула молния, и я увидел свою машину. Со всех сил побежал к ней. Подбегая, обо что- то споткнулся и сильно ударился затылком. И тут же проснулся. Рядом спокойно сопит моя жена, тепло, дыша мне в затылок, который почему- то болит. Пощупал - больно и вздулась шишка. Но это ничего, слава Богу, подумал я, мы уже дома.