Аннотация: Дневная ночь подходила к концу. Улица жила: вздрагивала, скрежетала, перемигивалась.
Дневная ночь подходила к концу. Улица жила: вздрагивала, скрежетала, перемигивалась. Но всё же, угадывалось в этих движениях что-то тревожное, резкое и одновременно жалкое: не гипнотизирующий танец охотника, но нелепые прыжки паука, запертого в банке.
Загнанный зверь опасен: он предчувствует свою гибель; ему нечего терять. Но улица не знала, что ей предназначено уйти не навсегда; не ведала, что её следующее рождение неизбежно; не помнила, что беда смерти случалась с ней бесчисленное множество раз, - и повторится столько же.
Воистину, счастье в неведении! Уверен, тем, кто умирал хоть однажды, вполне хватило и одного раза.
Дымка едва передвигала ноги. Дым держался бодрячком, но по испарине на его лице легко было понять, что парень тоже на грани.
"Тебе бы стоило уже начать волноваться, однако, - язвительно заметил Гена. - Та группа шаркающих личностей, что следует за нами уже третий час, на мой взгляд, немного с гнильцой".
- Тоже мне новость. - хмыкнул я. - Мы ведь всё-таки в Гниловари! Кто тут не "с гнильцой"?
Их можно было принять и за людей: но только издалека, и только в изменчивом сумраке, что ложится на Полумир в преддверии ночной ночи. Они-то прекрасно об этом знали, оттого и скрыли свой истинный облик, напялив несметное количество разнообразной человеческой одежды. Один из них, самый высокий, и вовсе натянул на голову одеяло.
Лишь только мы останавливались, так и Идущие по следам сразу же прекращали всякое движение, разводя в стороны длинные, почти доходящие до земли, руки. А некоторые субъекты увлекались настолько, что смачно шлёпались на землю, притворяясь комками грязи или брошенным старым тряпьём. Выглядели наши преследователи так нелепо, что Дым даже поначалу подшучивал над ними:
- Как куклы на самоваре! Того и гляди, подойдут и спросят, как пройти в библиотеку.
Впрочем, когда их набрело с десяток, ему стало не до смеха.
Шаркающие, тяжелые шаги. С каждой минутой всё ближе.
- Подкрадываются, с-суки! Убил бы... - Дымыч с досадой сплюнул на асфальт.
Гена завозился на дне сумки.
- Чего ты-то там трепыхаешься? Ты же, в конце концов, крокодил! - осадил его я.
"Хам! От крокодила и слышу! Прежде всего, я интеллигент!" - фыркнул он.
"А всё потому, - продолжила поучать меня нахальная рептилия, - Что кое-кто предпочел короткий и относительно безопасный путь длинному и опасному! Разумеется, я не хочу сказать, что переход через Плюх-топь - увеселительная прогулка! Но тамошние жители, по крайней мере, хороши на вкус!"
Возразить было нечего. Я и правда не захотел лезть в ледяную и грязную воду. Всё это слишком напоминало о том самом, главном дне в моей жизни...
- Пров! - Дымка тронула меня за рукав, - Может спрячемся, Пров?
Я лишь скрипнул зубами. Вот дура! Что, если вокруг много пустых домов, то залезай в первый попавшийся и спокойненько пережидай ночную ночь?
Все стены изобильно сверкали метками. Значить это могло лишь одно: на самом деле перед нами вовсе не дом. А хрен знает что. Домушник Полуголодный, к примеру. Любитель притворяться милыми избушками или длинной многоэтажкой. Зайдешь сдуру в такую и будешь гадать, отчего все потолки малинового цвета да содрогаются в конвульсиях, как кишечник в разгар новогодних праздников.
От некоторых строений шарахался даже Гена. Однажды мы чуть не заснули в пустом гараже: выскочить успели в последний момент. А гараж исчез. Растворился в воздухе, в самом прямом смысле.
"Полумир велик, - пробурчал тогда крокодил, - И тем, кто живёт в его глубинах, тоже надо питаться. Вот они и ставят такие ловушки..."
***
Шаркающие личности ускорялись. Теперь Идущие по следам подобрались так близко, что лица их просматривались во всех деталях. Увиденное меня не обрадовало.
- Сюда! Быстро! - бросил я двум своим спутникам.
Мы свернули в узкий проход; да даже не проход, - щель между двумя монструозными зданиями из красного кирпича, неприятно напоминающими тюремные крепости.
- Застрянем ведь! Как мухи в янтаре, мать...! Готовенькие! - ругался Дым.
В Полумире много чего понамешено: кое-что из Большемира затянуло, да щедро присыпало местным колоритом, а что-то и вовсе само по себе некстати вылезло.
Дворик, что предстал перед нашим взором, являл собою этакую смесь "бульдога с носорогом": разломанные качели, выжженная сухая трава, земля, изрытая чьими-то глубокими следами, словно кожа переболевшего чёрной оспой, и коконы подскамеечников, свисающие с веток деревьев. За двориком возвышался пятиэтажный дом с выбитыми окнами, который в Большемире вполне можно было бы "обозвать" сталинкой.
При нашем приближении подъездные двери приветливо распахивались: но я скорее бросился бы под танк, чем вошёл в одну из них, - при взгляде под определенным углом они начинали терять очертания. Лишь последняя выглядела относительно нормальной, - разве что, зияющая посредине дыра слегка портила впечатление.
"Полное бескультурье", - фыркнул крокодил.
- Зато вентиляция, - усмехнулся я.
Обстановка в подъезде царила какая-то нездоровая. И даже не из-за буро-оранжевых стен, способных довести до обширного инфаркта любого сотрудника ЖКХ, - попросту, внутри ужасно воняло. Источником дикой сладковатой вони оказалась квартира на пятом этаже, единственная на лестничной клетке.
Я слегка приоткрыл тяжелую входную дверь. Дохнуло удушливым жаром: наружу вырвался пар, будто от прорвавшейся ржавой трубы с кипятком. На кухне что-то позвякивало, бурлило и булькало; слышались приглушённые шепотки, переходящие в короткие вскрики и странное похрюкивание.
"Бабки-ага. Две. Плохо..." - раздражённо подумал я.
"И, заметь, с ними Кухонный Хозяин, - заметил Гена, - Если ты хочешь решить дело силой, я решительно умываю лапы..."
- Так, - я взглянул на своих спутников, - Слушайте меня очень внимательно...
***
Гадостный, тяжёлый запах. Грязь. Копоть. Все стены исписаны, исчерканы, изрисованы. Какие-то подпрыгивающие двухголовые женщины, кролики, съедающие волков, пучеглазые скалящиеся дети... Короче говоря, "крыша" улетела давно, если было чему улетать.
"Как видишь, даже таким ограниченным существам не чужды творческие порывы!" - одобрительно пробурчал крокодил, разглядывая "художества".
Под ногами валялись кости и мелкие мясные ошмётки.
Дымка пошатнулась, зажав рукой рот.
А останки-то кошачьи... Человеческие слишком ценны, чтоб бросать их вот так.
- Пров, нас же здесь не убьют? Правда же? - прошептала Дымка.
"Как бы тебе ответить, чтоб не обидеть?" - промелькнуло в голове.
Эх, Дымка-Дымка...
Я помнил и других. Семь человек, задремавших не в том месте знойным летним днём. Проснулись они уже в Полумире. Скажете, не бывает? А сколько людей из года в год пропадает неизвестно куда? А скольких находят? Вот-вот... Полумир - тут как тут. Подбирается на мягких лапах, осторожно, как дикая кошка на охоте. Ждёт тех самых дней, своих дней. Любого прохожего спроси - и каждый припомнит таких дней с десяток. Мягко говоря, не самых лучших в его жизни. Когда и жена-красавица дома ждёт, и кошелёк карман неслабо оттягивает, - а в груди что-то царапает, болит, - хоть вешайся. Разные гадости в такие дни происходят. Добрейший домашний пес ни с того, ни с сего на хозяина бросается. Воспитательница детского сада наносит собственной матери двадцать шесть ножевых ранений. Отец семейства, душа компании покупает пистолет и идёт на площадь расстреливать людей.
Говорят, мол, високосный год, звёзды не так повернулись. А это просто Полумир подошёл слишком близко.
Но это лишь один из путей сюда, - ещё в Полумир приходят от плохой смерти.
***
"Потолок чёрен, как мысли серийного убийцы. Истерически мигает лампочка, озаряя неровным светом жаркое, задымлённое помещение. Содрогается крышка котла: словно сотни страдающих грешников толкают её изнутри. На стене красуется топор и палка с утыканным шипами наконечником. Чьи засушенные тела мерно раскачиваются над огнём? Какие тайны скрывают мутные глубины засорившейся раковины? Вот из воды показывается чешуйчатый гребень, впрочем, весьма убогий в сравнении с моими..."
- Не увлекайся, аплодисментов не будет, - прервал я бурлящий фонтан красноречия крокодила.
Гена обиженно клацнул зубами.
Первая бабка, грузная и невероятно отёчная, как человек, давно болеющий лимфадемой, передвигалась с трудом, сильно пыхтя. При каждом выдохе её нос, огромный, словно спелый кабачок, противно вздрагивал и подпрыгивал.
Вторая старуха, напротив, находилась в постоянном движении. Угловатая, кривоногая, она всё время выгибалась, дёргалась и подскакивала. Казалось, несметное количество зудящих насекомых мучают её тощее тело. Каждый свой нелепый кульбит она сопровождала фырканьем, присвистом или уханьем. Голова неугомонной бабки, свисая с плеч, болталась на гибкой шее где-то на уровне груди.
Две старые карги увлечённо разделывали шипящее толстопузое существо, что никак не могло издохнуть; незваных гостей они заметили не сразу.
- Здравия вам, добрые бабушки! - я одарил старух самой искренней улыбкой, на которую был способен, - Хорошие бабушки! Пустите нас ночь переждать, да накормите, напоите!
"Мог бы и без прибауток, тоже мне, распустил хвост..." - проворчал Гена.
Есть у бабок-ага такой бзик: как ты к ним, так и они к тебе. Ежели попросить их о чём-то, отказать не смогут. Вот только просить надо искренне. В этом-то главная проблема и кроется. Полумир - это вам не Большемир. Тут чувства под кожу не затолкаешь, не спрячешь за улыбкой. Полезут наружу, как иголки из головы Страшилы Мудрого.
- Го, го! Ага-га! - залопотала толстуха. Видно, с речью у неё было похуже.
- А у нас сто-ол не накрыт! Нехорошо, старая? Ага? - разговорчивая сестра одним движением закинула голову за спину и метнулась к буфету.
Во главе стола царствовала громадная кастрюля. Внутри что-то чавкнуло, и из недр её выскочила извивающаяся долговязая фигура.
- Вахх-бдахх-пхухфф!!! Грррфухх!! - исторг из себя пучеглазый и розовокожий, как только что сваренная сосиска, Хозяин Кухни. Тело его по форме напоминало арахис в скорлупе, или песочные часы, но, на мой взгляд, такое сравнение для часов оскорбительно. Длинный и неповоротливый, словно страдающий от ожирения питон, хозяин тянулся прямо из кастрюли, имея с ней неразрывную связь. Неспроста она была крепко прикручена к столешнице.
- Кыш, кыш! - замахала головой тощая карга.
Бабки-ага частенько "стряпали" таких тварей для помощи по хозяйству. Несколько старух собирались в укромном месте и готовили особый суп. Когда густое варево достигало невообразимой степени гадливости, из кастрюли вылезал он, - страшный сон домохозяйки, кошмар выпускницы кулинарного техникума, - Хозяин Кухни собственной персоной. В некоторых случаях и самим бабкам от таких "хозяев" не было спасу; но данный конкретный уродец, не смотря на всю внешнюю самостоятельность, выглядел раз и навсегда уяснившим своё место на социальной лестнице.
"Две женщины на кухне - это уже не чистота и порядок, это диктатура пролетариата", - зелёный "знаток" женского пола, как всегда, подслушивал мысли.
Мы быстренько расселись за длинный стол, пока у старух насчёт нас не поменялись планы; тощая бабка-ага выставляла тарелки. Делала она это с немалой экспрессией: чувствую, с гораздо большим удовольствием она бы разбивала их об наши головы. Суп же карга наливала весьма аккуратно.
"А как же жаркое? Ох уж эта старческая скупость!" - недовольно бурчал Гена из сумки.
Толстуха оказалась щедрее: засунув свою лапищу в котёл, она извлекла оттуда крупного таракана и бросила в мою тарелку.
"Хороший! Еще шевелится!" - облизнулся крокодил.
Таракан испуганно ухнул и окончательно испустил дух.
Хозяин Кухни то и дело вскрикивал, сбрасывая крышку: он вываливался на стол и начинал пожирать всю еду прямо с тарелками. Старухи пинками загоняли его обратно в кастрюлю.
Дым съедал всё деловито и без особой гадливости. Я невольно улыбнулся, вспомнив, каким он был два года назад. Как же меняет людей Полумир...
В целом, трапеза налаживалась. Совсем не кухонные ножи, воткнутые в столешницу, приглушенное рычание, доносящееся из холодильника и дикие выходки Кухонного Урода не могли всерьёз испортить аппетит. В конце концов, нам приходилось ужинать и в худших условиях.
- Пров, - Дымка вдруг страдальчески взглянула на меня, - У меня в тарелке... плавает!
- А ты его ложкой дави, сверху, - шепнул я.
Кто бы там не купался, удар по голове - штука неприятная.
- Н-нет... Там зуб! Человеческий, Пров!!
Дымка давилась: никак не могла доесть густую зеленоватую жижу. На глазах девушки выступили слёзы.
- Что? Не ага? - худая бабка кувыркнулась через голову (в данном случае правильнее будет сказать "с головой") и оказалась прямо перед Дымкой, - Не понра-авилось?
Вторая сестра обиженно загудела. Её кабачковоподобный нос начал синеть и раздуваться.
"Глупая девка! Ведь предупреждал же! Выбросила бы этот зуб, в конце концов!" - я сжал кулаки.
Дымка судорожно сглотнула:
- Всё в-вкусно! Спасибо! Большое с-спасибо вам, бабушки!
- Да, жратва кул! Реально! - поддержал девушку Дым.
Выдохнув, толстуха одобрительно заагакала.
***
Худая карга привела меня в комнату, посреди которой скучал одинокий кожаный диванчик, подозрительно чистый на фоне загаженного обиталища бабок-ага. Дым и Дымка остались ночевать в коридоре.
- Зде-еся! Ага? - гостеприимная хозяйка огрела меня на прощание звонкой оплеухой (по словам Гены, такое действие выражало крайнюю симпатию) и убралась восвояси.
Мы с диванчиком долго изучали друг друга. Судя по багровым разводам на обивке, он был отнюдь не вегетарианцем. Пружины поскрипывали от радостного нетерпения.
- А мягкий-то какой! Так и манит, сволочь...
Я раздёрнул тяжёлые шторы: окно выходило во внутренний двор. Внизу, у помойных коробов, псы с вывернутыми бугристыми мордами рвали на части чью-то необъятную тушу. Время от времени, визгливо взлаивая, они тревожно нюхали воздух. Видно, твари чуяли приближающуюся ночную ночь. Резонно решив, что лучше уж никакого вида из окна, чем такой, я заложил оконный проём двумя валяющимися на полу досками.
А потом, наплевав на бабок-ага, Хозяина Кухни и неразборчивый в еде диванчик, я забылся глубоким сном без сновидений.
***
- Ну что, съел? - я похлопал единственный сохранившийся в первозданном виде диванный валик. Вокруг меня валясь разорванные лоскуты обивки, комья ваты и выдранные "с мясом" пружины.
"Съел!" - немедленно встрял Гена.
Кто бы сомневался!
Ночная ночь отхлынула. Неизвестно, сколько она нынче длилась: такова уж природа этого явления. Спишь ты как убитый или бодрствуешь где-то под забором, в определённый момент тебя просто "вырубает". Согласно авторитетному мнению крокодила, в это время безопаснее всё-таки спать естественным сном.
Наступает утро - и Полумир свеженький, (правда, в Гниловари это синоним слова - "насквозь прогнивший") как огурчик.
Вот только...
Я почти не чувствовал своих рук: в теле ощущалась какая-то странная тяжесть. Как огурчик, значит?..
"Есть нынче в воздухе то, что мне совсем не нравится..." - крокодил чихнул.
Если вы гадаете, кого боится зубастая зелёная тварь, способная с утра сожрать пару Ползучих Электричек, то вот оно, бинго!
Место, где прошёл Немалый Тлен, менялось, становясь чуждым даже Полумиру. И Полумир его отторгал, посылая вслед коварному "ренегату" Большую Стирку. Обогнать Тлена можно; вертящийся "барабан", зажевывающий материю, - нет. Во всяком случае, прецедентов не было.
Как и подобает "дипломированному" рецидивисту, сделав своё чёрное дело, Немалый Тлен предпочитал мгновенно скрываться: из-за этого никто не представлял, как именно он выглядит. Но некоторые особенные существа, вроде моего крокодила, могли учуять опасного пришельца заранее.
Обычно появлению Немалого Тлена предшествует особо гадкое утро: эта самая "гадостность" одинаково ощущается всеми обитателями Полумира. Разбитость, сосущая тоска, боли во всём теле и неутолимый голод, - лишь некоторые из "предвестников бури".
В Большемире такое случалось со мной много раз, особенно с бодуна, - но то Большемир.
***
На кухне - сплошная тишина и пастораль. По полу катается кастрюля, пустая и глубокая, словно дыра в преисподнюю.
"Безвкусный почти... В зубах застревает, натурально".
Что ж, судьбу Кухонного Хозяина можно было считать решённой.
- Погоди... А бабки-ага где?
Крокодил зевнул:
"А я и бабок съел".
- Да ты крут, прямо Чак Норрис! Шлёпнул всех этих уродов...
Дымка и Дым стояли в проходе, поглядывая на меня с почти суеверным ужасом.
Я спросил, хорошо ли им спалось.
- Издеваешься? Пол ночи на унитазе, млять! Хочешь, покажу кто у них там в бочке сидит? Чуть мне не откусил...
Я не захотел. Куда больше меня насторожили черные круги под глазами Дымки.
- Опять ночью "овец считала"? - нахмурился я.
- Все хорошо, Пров, - Дымка сказала это таким беззаботным тоном, что в эту весёлость поверил бы только полный идиот, - Знаешь, я задумалась просто. Не заметила, как утро настало.
Её глаза почти провалились в глазницы; волосы на голове выпали уже давно. Сейчас Дымка носила кепку и спортивный костюм, снятый с трупа на развалинах Конструктора. Костюм на Дымке висел, как на вешалке.
"Рано или поздно Полумир своё возьмёт, - вздохнул крокодил, - Девчонка перегорает".
"Но почему она? Дымка же спортсменка! Бизнес-вумен! Она сильная! " - недоумевал я.
Гена промолчал. Впрочем, ответ был ясен.
Не имело никакого значения, что ты представлял собой в Большемире. Здесь всё начиналось заново. Тело, конечно, важно, но второстепенно. Если бы этот клятый Полумир подчинялся только физическим законам!..
"Я бы на твоём месте сбегал на крышу и поглядел, что у нас на горизонте", - посоветовал Крокодил.
Что ж, перед тем, как двигаться дальше, действительно стоило осмотреться. Мало ли что вокруг с утра повылезало?
- Пойдём, проветримся, - я взял Дымку за руку.
- Ага, давайте! А я пока тут поищу хавчик какой-нибудь, надо ж сумки набить.
Дым заглянул в котёл:
- Ага, супчик! Да не кусайся ты, тварь такая!..
Похоже, что вечно голодный Дым не пропадёт.
- Если что, топор над раковиной, - напомнил я на всякий случай.
***
Когда-то я и проигрывал пари.
Сырой, полутёмный подвал. Семеро человек дрожат, жмутся к стенам.
- Ой, да что ж это такое! Не по-людски ведь! - пьяненький дедок истово крестится, - Ох, развидеть бы, что я видел!
Две тучные женщины перешептываются между собой. Держатся особняком, смотрят недоверчиво.
- Послушайте! Наш отец Георгий Дым! Тот самый, слышали? И я немедленно требую...
Девчонка. Решительная, спортивная. Рядом с ней - паренёк, на вид хлюпик хлюпиком. Тычет пальцем в айфон, всхлипывает.
- Слушай, мудила, ты чё за бред тут несёшь? Какой полумир-полушмир, нафиг?
Два "быка", сверкающие "чёткими" татухами, обступают меня и хватают за грудки. Первый тянется к сумке. Ай-яй. Такое обращение мог бы стерпеть я, но никак не крокодил.
"Личное пространство - это святое! Важно сразу расставить все точки над "Ка"!"
"Над буквой "К" нет точек", - машинально поправляю я.
В воздухе что-то щёлкает. Грубиянов отбрасывает к стене.
- ...мать! Что за?.. Больно, млять!.. Да кто ты вообще?..
- Итак, - я развожу руки в стороны, - Слушайте внимательно. Повторять дважды я не люблю: быстро сохнет горло.
И они, разумеется, слушают.
- Я могу стать вашим проводником. И вывести вас отсюда живыми.
"Складно вещаешь, тебе бы на федеральные каналы податься!"
- Попытаюсь сделать всё, что в моих силах, - поправляюсь я, - Но есть правила. Их всёго два. Первое - вы всё должны делать то, что я говорю. Каким бы чудовищным, опасным или отвратительным это не показалось, вы обязаны...
- Да ты вообще слушаешь?! - снова девчонка, - Плевать, что станет с остальными!! Ты должен спасти нас двоих!! Я дочь...
- И второе, - я ловлю девчонку и аккуратно зажимаю ей рот, - Знаете, я не люблю к кому-то привязываться. Мне не интересны истории о вашем прошлом. Если же у вас есть какие-то навыки, полезные для выживания, то советую рассказать об этом сейчас.
Нахальная девка вырывается:
- Распустил руки, дебил! Да ты в тюрьму сядешь, понял!
И накидывается на "хлюпика":
- Звони давай! Откуда у тебя только руки растут?!
"Я бы поставил на три недели" - зевнул крокодил.
"Да ты оптимист, зелёный. Одна, максимум..."
***
Гена разнюхал безопасный проход на чердак. На крыше оказалось довольно спокойно: очевидно, утро погнало местных Недокарлсонов искать более перспективные охотничьи угодья.
Всё ж, что-то нехорошее висело над Гниловарью. Странную тревогу, нарастающую внутри, никак нельзя было объяснить или оправдать. Когда-то давно, в Большемире, я ощущал похожее, - перед сильной грозой. Вдыхаешь полной грудью - а надышаться не получается. Дымка, разумеется, не чувствовала ничего подозрительного: к счастью (или к несчастью) она не имела с Полумиром такой сильной связи.
В Конструкторе, как всегда, рушились здания: происходило это абсолютно бесшумно. Тротуары прорезали глубокие разломы; дома же просто уходили под землю, успев перед этим раскрошиться, как сухой батон. Я хмыкнул, вспомнив, как мы "пригрелись" на тех улицах во время затишья. Уходили бегом.
Над Трубаделью кружились плоскоголовые твари, каждая размером с пассажирский состав. От их рёва закладывало уши.
- Не бойся, эти сюда не полетят, - успокоил я Дымку, - Поорут и утихомирятся. Тут добыча слишком мелкая...
Из заводских труб валил густой дым: стены цехов сотрясались, озаряясь время от времени ослепительными алыми вспышками. Что там за дрянь творится? Не знаю и знать не хочу, брр...
"Нормально же всё, зелёный?" - я стукнул ногой по сумке.
"Попрошу без фамильярностей! - рептилия строптиво вильнула хвостом, - И соизволь уже посмотреть направо!"
Я послушно развернулся на девяносто градусов. Смотреть-то там было особо и не на что. Пустые Башни облюбовало густое клокочущее облако. Без сомнений, там "развлекался" По-Голове-Себе-Постучирь. Безобидная, но надоедливая штука: очень уж трудно от него отвязаться. Постучирь начинался как обычный дождь, стучащий по подоконнику, но чересчур увлекался, (видно, желая снискать себе славу Джоуи Джордисона). Барабанить так Постучирь мог до бесконечности: натуры с неустойчивой психикой от такого натурально лезли на стены.
"Смотри внимательней! Я что, зря отдал тебе свои глаза?"
- У тебя их все равно слишком много, - я пожал плечами.
Сотня километров. Сто двадцать. Губозакатывающие Холмы. Двести. Пустоши. Полный Провал.
Триста. Пятьсот...
Зрачки пульсировали от боли. Нестерпимо хотелось моргнуть...
"Не вздумай!!!"
Крутится-вертится шар голубой...
Что?..
Река вскипала, втягиваясь в пухлое облако. Поле рвалось и комкалось, как бумажная салфетка. Лес сметало, сплющивало, затягивало. Горизонт размывался. Земля смешиваясь с серой мутью неба, - не разобрать, где верх, где низ. Как будто кто-то прошелся кисточкой по только что нарисованной картине. И превратил её в дьявольский водоворот красок.
Барабан завертелся. Ещё не в полную силу. Ещё не до конца, но скоро...
"Что ты видишь?!"
Я вздохнул:
- Это хана, зелёный. Нам всем хана.
Немалый Тлен уже прошёл. Ночной Ночью, пока Полумир спал мертвым сном.
***
Когда-то и я верил в то, что говорю.
- Эля... Алексей Иванович... Сашка... Ник...
Ночная ночь приближается. Пережидаем, трясёмся в брошенной трансформаторной будке. В двери кто-то скребётся, тоскливо подвывая.
- Николай... Сашка...
Дымка равнодушно смотрит в потолок, без конца повторяя имена. Своеобразный ритуал, к которому я уже привык.
Пять человек из семи. Какими они были? Чем занимались до Полумира? Усилием воли я отгоняю от себя их лица.
- Не жила бы ты лучше прошлым. Здесь нельзя так. А то завязнешь, застрянешь, - потом и подъёмным краном не сдвинуть, - повторяю я слова, сказанные когда-то крокодилом.
Дымка улыбается:
- А мне легче так. Они хотели, чтоб их помнили. Хоть кто-нибудь...
- Я же сам убил двоих из них, помнишь?
- Правильно сделал! - встревает Дым, - Те бабы совсем с катушек съехали, чуть нас...
- Не вини себя, Пров, - Дымка трогает меня за плечо, - Ты не виноват. Это всё чудовища! Твари!!
- Ты не плачь только, эй! Ну не надо, блин! - Дым пытается её утешить. Получается у него, прямо скажем, не блестяще.
- Димка... А ты будешь меня помнить? - вдруг спрашивает она.
Парень вздыхает. Год назад Дым бы покраснел, но не теперь, - они уже прошли эту стадию, - романтика, страсть, - всё угасло, умерло. Отношения этих людей были похожи на крепкую связь брата и сестры. Сохранится ли она в Большемире? Не отшатнутся ли они друг от друга, как два вора, случайно совершившие убийство? Не закончиться ли "нормальная жизнь" для Дымки и Дыма смирительной рубашкой или прыжком с балкона?..
"Что-то тебя потянуло на философию... Лучше бросай это дело! Знаешь, что бывает когда на узкой тропинке встречаются два философа, и один из них гений, а другой - бездарь?" - встревает крокодил.
- Они долго спорят, но в конце концов сходятся на том, что нет ничего более общего, чем законы диалектики.
***
Голая, гладкая стена. Ни единого намёка на то, что совсем недавно здесь находилась дверь в самую отвратительную (во всех мирах) квартиру.
- Что за?..
Пожалуй, это стало сюрпризом даже для крокодила.
Дымка шагнула вперёд и провела по стене рукой.
- Да нет же, - улыбнулась девушка, - Это же не по-настоящему? Сейчас стена исчезнет, правда? Мы заберём Дыма и побежим?
"Сможешь пробить?" - мысленно спросил я.
"У нас нет на это времени, - пробурчал Гена, - И какой смысл?"
- Погоди, зелёный...
"Не мешай думать!"
Впрочем, я и так чувствовал, что стена самая настоящая. И никакой квартиры за ней уже нет и в помине. Но как?
"Ах, вот оно что... - крокодил присвистнул, - "Пифагорка"! Хитро, надо сказать".
Пифагорка. Одна из самых опасных и трудноопределимых ловушек Нижнего Полумира...
- Погоди! Бабок-ага было две, так? Плюс трое нас. Не складывается!
"Про меня забыл".
- Но тогда... Кухонный ублюдок ещё!
"Только разумные и частично разумные существа! Сколько раз напоминать?"
- Да как же бабки в "пифагористой" хате-то жили? Что, наружу совсем не вылазили?!
"А зачем бы им это делать?"
Пифагорка, поставленная на "нечёт". Просто и, мать её, гениально! Как только в помещении оставалось определённое (чётное или же наоборот) число существ, "пифагорка" переносила их всех в иное, далёкое измерение Полумира; к сожалению, процесс этот был абсолютно необратим. Подобная дрянь обычно "вешалась" на дома целиком (и "фонила"), но в этот раз голодающие обитатели глубин решили проявить фантазию.
"И квартиру с собой утащили... Ох уж эти Глубинные! Да они просто отвратительны!"
Сказать по правде, крокодил не хотел бы встретиться ни с кем из них, даже в страшном сне.
- Там же Дым остался!! Мы что, его бросим? - Дымка почти кричала. Не понимала.
- Дыма больше нет, - я схватил её за руку, - Ты не представляешь, что надвигается!! Надо рвать отсюда когти!!!
- Дым, Дым... - шептала девушка, не слушая меня.
Я услышал звон. Отвратительное позвякивание, смешанное с тонким жужжанием, похожим на нытьё голодного комара.
Уже?..
Ткань мироздания натягивается. Она очень-очень прочная, но...
Мне страшно? Мне действительно страшно?..
Мы выскочили из подъезда и помчались вперед, сшибая заборы, не разбирая дороги. Дымка следовала за мной резво и покорно, как зомбированный бычок на верёвочке. Это был какой-то безумный и смешной бег. Я не берёг дыхания. Не смотрел под ноги. Вот только крокодил Гена не очень-то торопился, даже из сумки не вылезал. Видно, прикидывал, есть ли вообще смысл в каких-то телодвижениях. Спасаться? Нестись в неизвестном направлении?
"А действительно - куда? Пытаться обогнать Большую Стирку? Смешно..."
В крайнем случае крокодил просто убьёт нас с Дымкой, быстро и безболезненно. А сам... Ну, надеюсь, и для себя что-нибудь придумает.
"Попасть "в барабан" живьём, - это просто худшее, самое худшее, что может случиться. И это говорю тебя я, немало на своём веку повидавшее существо!" - сказал он как-то.
- Найди хоть что-нибудь, зелёный!! Ты же говорил, что можешь отыскать выход откуда угодно?! Используй свой грёбанный талант!!
***
Когда-то и я был придурком. Мечтал жениться на высокой брюнетке с длинными ногами. А полюбил рыжую девушку на инвалидной коляске. Она боялась учиться. Боялась моих друзей. Боялась секса. Боялась, что однажды её парализует полностью, как Стивена Хокинга. А я смеялся над её страхами.
Я сам привёл её в тот дом. Хотя и знал, что вечеринки, переходящие в попойки, - мягко говоря, не её конёк. Но мои друзья хотели познакомиться с девушкой, что "сумела окольцевать главного бабника на курсе". Сначала она смеялась вместе со всеми. А потом повздорила с одной девчонкой. Из-за какого-то пустяка. Та девчонка была сильно навеселе и плохо понимала, что делает. Наверное, она не хотела такого. Не хотела убивать. И столкнула коляску с лестницы совершенно случайно. Но я-то в это не верил. И стал угрожать им всем тюрьмой, требуя вызвать милицию, скорую. Заорав, как безумный, я набросился на своего лучшего друга, - парня той девчонки. Он занимался какими-то единоборствами и мигом меня скрутил. А потом был удар по голове.
Я очнулся на заднем сидении автомобиля. Мои друзья везли меня куда-то. Я думал, что такое бывает только в дерьмовых американских ужастиках. И до самого конца не верил. Ведь я знал этих парней со школы: не могут же они, в самом деле, закопать меня живьём в какой-то могиле?
Но это была не могила: но колодец с мутной, дурно пахнущей водой. Они с размаху бросили меня туда, словно куль. Заложили сверху дыру досками, присыпали землёй. И ушли. А я не умер. Наверное, они в чём-то просчитались. Колодец оказался вовсе не таким глубоким, - воды там было примерно по грудь. Я сломал обе ноги и едва не захлебнулся, - но всё же сумел распутать верёвки. По отвесным стенам невозможно было вскарабкаться: оставалось лишь громко кричать. Не хватало духу погрузиться с головой и закончить всё, по крайней мере, быстро. Ведь надежда подыхает последней.
***
"Щель... Возможно, щель" - недоверчиво бормотал крокодил.
Последняя из последних надежд. Почти миф. Гена считал щели полнейшей чушью. А мне такая штука однажды спасла жизнь. Как-то раз я попал в подземный безоконник и выбрался наружу лишь благодаря такой вот странной "дыре" в пространстве.