Аннотация: "Погремушка" с Грелки - 9 (тема: синтез человеческой и не-человеческой логики помогает выбраться из смертельной ситуации). "Не китайский" - потому что в конкурсной группе оказалось два "Героя", не мой был китайским.
Везенье - капризная баба, благоволит лишь откровенным раздолбаям. А приличный человек разок оступится, и она тут же воротит прочь свою надменную морду.
И надо же было попасться на хаолийской таможне! Всего лишь какой-то занюханный перевалочный пункт, где какие-то умники догадался соорудить промежуточный портал. Ведь никак теперь не объедешь!
И законы тут дикие: смертная казнь за контрабанду - это ж надо такое придумать! Троглодиты какие-то. И как их держат в Объединенных Нациях?!
Надо успокоиться, собраться с мыслями. В углу камеры спокойно дрыхнет какой-то великан - даже не проснулся, пока я тут вопил, как резанный. Тормоз. Подхожу и разглядываю лицо спящего - гуманоид неопределенной расы. Но здоровенный, черт. Видимо, укокошил кого-то, хотя этих местных не поймешь - могут сунуть в камеру смертников налогового афериста. Хотя, нет - этот рожей на афериста не тянет.
Пока изучаю камеру, постепенно успокаиваюсь. Условно, конечно - какое может быть успокоение, когда тебя завтра казнят. Стены и пол из мягкого пластика, возвышение для сна, дырка параши - не густо. Глазу не за что зацепиться. Но должен быть, черт возьми, какой-нибудь выход! Не может всё так банально закончиться: жил себе, жил, потом тебя хватают под белы ручки, ведут к какой-то жабе в парике, а на следующий день торжественно отделяют голову от всего остального. Они там, что, наверху, с ума посходили? Не могли придумать ничего правдоподобней?
А ты, думай, ковбой, думай!
Рассказывают, что хаолийцы - слабаки. Меня, вон, четверо тащило. Если прикинуться паинькой, они запросто расслабятся. Небось про систему Станиславского ничего не слыхали. И тогда - только бы до оружия добраться. Ведь ежели немного пошуметь, пальнуть пару раз, международные наблюдатели мигом нарисуются. Хаолийцы только втихаря горазды головы чикать, а когда дело до оружия доходит, когда на выстрелы, как мухи на дерьмо, налетают ооновские контролеры... в общем, придется им играть в открытую. И выдать меня Земле, как по закону полагается.
Так, валимся в отчаянии на возвышение - кровать, изображаем подавленность. Эти безмозглые твари должны купиться. И не такие покупались. Эх, мне бы только до кобуры одного из этих узкоглазых дотянуться!
Великан на соседней койке просыпается. Трет кулачищами сонные глаза и тут замечает меня, лежащего рядом в позе дохлого суслика. Лицо его расплывается в доброжелательной улыбке (нашел, где лыбиться!), после чего он доверительно рокочет:
- Приветствую тебя, землянин, слава Глюду!
Я отрываю голову от пластика и вяло киваю в ответ. Внутри меня всё кипит, но тюремщик может подсматривать в глазок. Черт! Оказывается, великан - глюдянин. Я еще не разу не сталкивался ни с кем с этой воинственной планеты. Цензурный Комитет оставил её в условной изоляции, поэтому все сведения о тамошних жителях - на уровне слухов. Говорят, там с первооткрывателями некрасивая история получилась. Те расслабились, когда обнаружили, что имеют дело с гуманоидами. Да и уровень технологий - где-то наш двадцатый век, не меньше. Ну и связались с аборигенами по радио: типа, готовьтесь, спускаемся. Глюдяне жутко обрадовались, наши видят: готовятся с энтузиазмом, флажки развешивают. Земляне из первой группы оружия взяли только так, для форсу - на пояс повесить. Сели в обусловленном месте, а там уже целая толпа собралась. Нарядные все, салют непрерывно. Наши, человек пять, вышли из катера, у всех морды сияют от удовольствия. А навстречу им тоже пять мужиков, здоровые такие. Наши остановились, улыбаются. Ждут, значит, обычных церемоний. Тут эти пятеро местных амбалов подошли и принялись наших без лишних слов метелить по-черному. А вокруг народ еще радостней вопит. Разведчики, правда, чуток пришли в себя, и стали вяло отбиваться. Только вот того, кто больше всех отбивался, местный амбал еще и в попу трахнул. При всем честном народе. У командира корабля, который на орбите остался, чуть крыша не съехала. Его двое держали, а то он пушки активировал. Стали думать, как побитых вызволять. А им неожиданно дали сесть в катер и вернуться на корабль. И только через неделю, повисев на орбите, наши докумекали, что к чему. Сначала заметили, вроде как, преступности у местных многовато. Драки, грабежи, женщин прямо на улицах насилуют. Потом изучили религию, а там - сплошной культ силы. Раса воинов, понимаешь. И всё у них на насилии построено. И перераспределение благ, и контроль рождаемости. И наших они, оказывается, отделали в целях гостеприимства. Лучших бойцов выставили, чтобы продемонстрировать, как они нас уважают. Сначала Цензурный Комитет рассматривал вопрос перевоспитания, а потом - плюнул и весь сектор на фиг закрыл, чтобы мышь не проскочила. У глюдян же всё на насилии держалось тысячи лет, как ты их перевоспитаешь? Попробуй переубеди, если у них своя логика и своё научное объяснение. Типа, та же модель, что в дикой природе, только усовершенствованная под нужды человеческого общества. И не придерешься - своя цивилизация, не дикари какие-нибудь. Просто такая вот самобытная.
А этот, выходит, как-то вырвался из изоляции. И не удивительно, что теперь сидит в тюрьме. Вот только морда для смертника какая-то больно счастливая. Я шепчу, косясь на глазок в двери:
- Браток, ты в курсе, где мы сидим?
- В тюрьме, - великан продолжает улыбаться.
- И что здесь с нами сделают? - продолжаю задавать наводящие вопросы.
- Казнят, - кажется, глюдянина это даже забавляет.
- И что же ты так веселишься-то?! - кричу я театральным шепотом. - Ты же воин, почему тут спокойно дрыхнешь, а не сражаешься?
- Воин должен с блаженством принять свою смерть, - отвечает он смиренно.
- Воин должен воевать и только потом... с блаженством... - пытаюсь предразнивать интонацию, но его трудно смутить. Он поднимается, спускает штаны над дыркой параши и начинает срать. На его лице продолжает блуждать идиотская улыбка. Я отворачиваюсь - не лучшее зрелище для последних часов жизни. Глюдянин, закончив кряхтеть, сам продолжает разговор:
- Вам, землянам, мало что известно о настоящей чести воина. Вы верите в загробный мир, как маленькие дети. И ваш героизм - лишь способ выторговать у Бога привилегий после своей смерти. Вам не известна сила духа, которая позволяет отдать свою жизнь безо всякой компенсации, без обещаний что-то получить взамен. Вам не понятно таинство последнего мига, когда ты становишься выше животного страха. Когда твоя жизнь достигает своей кульминации, а смерть становится примером для подражания следующих поколений. Это - то, ради чего живет настоящий воин.
- Да вы, оказывается - эстеты, черт подери! Это ж надо - кичиться тем, что помирать не страшно. Накачайся наркотиками до беспамятства, прыгни из окна - и ты уже герой? Или сиди спокойно в камере, потому что тебя обещали красиво зарезать?
- Не надо передергивать, - великан мягко улыбается, а я чувствую себя на приеме у психиатра. - Мы не признаем красивой бесполезную смерть. Умереть нужно, совершив подвиг.
- И что за подвиг ты совершил?
- Я оплодотворил здешнюю женщину. Она родит воина, который принесет этой планете славу Глюда!
- Господи, он изнасиловал бабу и считает это подвигом! Я понимаю, если бы это была ваша баба - думаю, они у вас - крепкие. А тут - субтильную хаолийку, которую даже кролик изнасилует. Герой!
Возможно, я зря вложил столько иронии в последнее слово. На эсперанто глюдянин говорил не очень, но мою интонацию расшифровал правильно. По тому, с какой решимостью он направился ко мне, я понял - моя жизнь может закончиться даже раньше, чем я предполагаю. Нужно что-то делать, поэтому я просто плюхнулся ниц в ноги великана:
- Великий герой! Не вели казнить, вели миловать! Не загуби мятущуюся душу!
Внезапно понимаю, что парю над землей - две громадные ручищи держат меня за бока, а прямо передо мной - сверкающие гневом глаза. Но, елы-палы, мне все-таки удалось расшевелить этого блаженного камикадзе. Есть, значит, что-то, способное заставить его сражаться. Я начинаю рыдать, размазывая слезы по щекам. Был бы щенком, плюхнулся бы на спину. Не бейте, дяденька!
Мой расчет верен - герои не воюют с плаксами. А нам, плаксам, только этого и надо. Глюдянин брезгливо опускает меня на пол. Какое-то время стоит надо мной, потом с выражением бросает:
- Грязный рот может изолгать любой подвиг. Воин должен быть непоколебим в своей цели. Вы, земляне, считаете: ирония, цинизм - это признак большого ума, вы стыдитесь говорить вслух о великих делах. Что же вы сами считаете подвигом, когда нет войны? Когда никому не нужна твоя защита и помощь?
- Почему никому? Мне нужна! Я - несчастный, бедный контрабандист, которого хотят лишить жизни из-за пары куриных яиц. Разве это справедливо? - я вру напропалую, понимая, что только с помощью глюдянина можно выбраться из теперешней ситуации.
- Извини, землянин, но ты - не красив. Ты просто жалок. Нельзя прославиться, спася чью-то жалкую жизнь.
Повернув к великану зареванное лицо, жалобно всхлипываю:
- Значит, ты не можешь меня спасти? Ты говоришь, что не хочешь, но я думаю: ты просто скрываешь истинные причины. Разве это не самообман? Ты ведь на самом деле ничего не можешь сделать.
- Почему не могу, - глюдянин заглатывает наживку. - Вот тут над моей кроватью кусок пластика отошел. Я немного отгибал - с той стороны какое-то подсобное помещение. В принципе, мне по силам отломить лист. Тут не очень крепко строят стены, по меркам Глюда. Ну, а раз в дыре - сильный сквозняк, то из подсобного помещения должен быть выход на улицу. Только я ничего ломать не буду. Если ты убежишь, может возникнуть задержка с моей казнью. А я уже к ней основательно подготовился.
- Нет, вы только послушайте: ему по силам голыми руками проломить стену! Солдат, легко строить из себя смирение, когда к этому вынуждают обстоятельства, - однажды поддавшись на "слабо", глюдянин идет на голый крючок. Он хватается пальцами за какой-то неприметный огрызок пластика и тянет на себя. Вены вздуваются на его шее, но в стене, действительно, образуется дыра. Я бегаю вокруг великана и подзуживаю. - Что, а больше не получается? Неужели это все, на что ты способен?
Наконец, в стене образуется приличная дыра, в которую может пройти средний человек - такой, как я. Заглядываем вовнутрь и видим перед собой оружейную комнату во всей красе. В противоположной стене темнеет жерло вентилятора, но меня оно уже не интересует: ведь главное - это оружие. Просовываю голову, но на плечо ложится тяжелая рука великана:
- Не торопись. Дырку я, конечно, сдуру расковырял, но тебя в неё не пущу. Сейчас попрошу перевести нас в другую камеру.
Блин, ну, откуда взялся этот святоша, который стремится быть честным даже с теми, кто собирается его завтра казнить? В общем, и среди землян встречаются героические идиоты, но глюдянин всех переплюнул. Надо снова рисовать на физиономии смирение:
- Ладно, попросишь. Только дай в ту комнатку слазить. В вентиляцию не полезу - честное скаутское!
- Зачем тебе?
- Мы вот тут с тобой битый час геройства глюдянские обсуждаем, а первейшим качеством землянина что является? Правильно, любопытство! Вернее, любознательность. Что для нас мучительнее всего? - Видеть необычное и не изучить его. Земляне от этого впадают в хандру и не могут должным образом настроиться на смерть. Ты понимаешь: я ведь испорчу тебе своим нытьем последние, самые драгоценные минуты жизни. И только потому, что не смог изучить хаолийскую микроволновую печь, которая стоит вон на том столике.
- Ты же обманешь и убежишь...
- Чем тебе ещё поклясться, что не убегу? Здоровьем мамы? Своей честью или добрым именем? Богом? Да не полезу я в вентиляцию! В конце концов, ты всегда сможешь поднять тревогу. Или тебе доставит удовольствие слушать мои стенания до самой смерти?
Великан задумался - я, конечно, не сахар, особенно, когда в ударе. Меня проще убить, чем заставить молчать. Многие готовы на все, лишь бы я заткнулся. Глюдянин тоже не смог избежать соблазна получить пару часов покоя напоследок. Повинуясь его кивку, я лезу в дырку. Пистолеты лежат в рядок на столе передо мной. Беру один - обойма уже внутри. Поднимаю вверх и стреляю, стреляю до тех пор, пока не смолкает грохот. Глюдянин смотрит на меня из дырки удивленно - ему непонятны мои действия. Он просто не знает, что на всех планетах Объединенных Наций разбросаны маяки. И стоит случиться хотя бы однократному применению огнестрельного оружия, как через портал в течение десяти минут прибывает миротворческая ооновская комиссия.
Нас даже не успевают перевести в другую камеру. Сначала появляется делегация в туниках, потом консул с Земли, потом - представитель Глюда. Я вкратце рассказываю дипломату свою историю и краем глаза наблюдаю за своим великаном - он просто раздавлен: завтра его ждет позор на своей планете. Ведь не сумевшему красиво умереть там присуждают долгую жизнь. А это - такое, в сущности, мученье для настоящего героя.