С утробным стоном захлопнулась тяжелая металлическая дверь бункера. Кате показалось, что от нее содрогнулась земля, а звук напомнил иерихонские трубы, о которых читал Старший. Толком девочка не понимала, как должны звучать пресловутые трубы, поэтому все громкие и резкие звуки сравнивала с ними. Первый раз за свою восьмилетнюю жизнь она оказалась снаружи. И этот мир ей не понравился.
Серая, искореженная рытвинами земля, обломки непонятных сооружений, свинцовое небо, сквозь которое едва просеиваются солнечные лучи. Но, несмотря на бледность дневного светила, оно сначала заставило Катю зажмуриться. До выхода на поверхность, как выглядит солнце она могла представить только по картинкам в чудом уцелевших книгах. Их бережно передавали из поколения в поколение. Детям не разрешалось с ними играть. Только с семи лет, когда считались уже достаточно взрослыми, им позволяли прикоснуться к удивительным страничкам, открывающим двери в иной мир, давно утраченный и похожий на сказку. Катя быстро научилась читать и за год жадно проглотила несколько десятков книг. Она жалела, что больше такой возможности не представится.
Девочка робко взглянула на мать, кажущуюся еще суровее, чем обычно. Камуфляжный комбинезон, такой же, как на дочери, застегнут до горла. За плечами рюкзак с предметами первой необходимости. "Интересно, насколько нам хватит продуктов? Успеем найти другой приют?" - подумала Катя и осторожно спросила:
- Куда мы пойдем, мама?
Женщина не ответила, вместо этого грубовато развернула дочь к себе и застегнула молнию комбинезона до середины ее шеи.
- Солнце может быть опасно для кожи. Капюшон накинь и респиратор надень.
Девочка послушно вытащила из своего рюкзачка уродливую маску и нацепила на лицо, набросила капюшон. Мать сделала так же и решительно направилась вперед. Заметив, что дочь заколебалась, резко развернулась и бросила:
- Что стоишь? Назад нас не пустят. Чем дольше успеем пройти, тем больше шансов...
Она запнулась, но Катя и так ее прекрасно поняла. В ее мире восьмилетние дети уже знали, как хрупка человеческая жизнь и как легко она может оборваться. Если они не доберутся до другого убежища, пока еще есть провизия и вода, их ждет мучительная смерть. Да и если доберутся, далеко не факт, что там примут с распростертыми объятиями и позволят остаться. В убежище, из которого Кате и ее матери пришлось уйти, вряд ли кого-то бы приняли.
Сколько их, таких бункеров, разбросанных по всему миру, точно не мог сказать никто. Правительство настроило убежищ, когда стало понятно, что ядерной войны не избежать. Это случилось несколько веков назад. Точной даты уже никто из ныне живущих не помнил. Миг, когда привычный мир оказался стерт с лица земли, а все, что осталось от высокоразвитой цивилизации - маленькие очаги-убежища. Там создали микроклимат, позволяющий выращивать необходимые для пропитания продукты. Сложные механизмы вырабатывали синтетические волокна, которые тоже использовали в бытовых целях. Но аппараты с каждым годом изнашивались, некоторые ломались. Прокормить всех и дать необходимый запас кислорода становилось все сложнее.
Так в их бункере ввели "русскую рулетку". В ней принимало участие почти все население убежища, даже дети в возрасте от семи лет. В день, когда в бункере кто-то рождался, один из жителей должен был уйти. В этот раз компьютер методом случайной выборки определил, что отправиться в большой мир должна Катя. Девочка даже не заплакала, когда узнала об этом. Попрощалась со всеми и собрала вещи. Утром, когда она должна была покинуть убежище, вместе с ней решила пойти на верную смерть мать. Никто не понимал этого поступка, даже сама Катя. В мире, где им приходилось жить, не место глубокой привязанности. До этого дня мать ничем не проявляла к ней симпатии. Она просто жила бок о бок, заботилась в меру необходимости, но не более того.
Катя набрала в рот побольше воздуха сквозь отвратительную маску и сказала:
- Ты еще можешь вернуться. Тебя они пустят.
Мать подошла к ней, схватила за руку и грубо дернула.
- Идем.
К горлу девочки подступил непривычный комок, а глаза увлажнились. Катя с досадой смахнула слезы. Она уже не маленькая, ей стыдно плакать.
Катя с матерью шли, казалось, целую вечность. Открывающийся перед ними мир поистине огромен. Ему нет ни конца ни края. И повсюду та же картина запустения и разрушения. Ни единой живой души на десятки километров. Женщина и девочка до рези в глазах всматривались в развалины, надеясь увидеть металлический блеск входа в бункер. Ничего. К полудню ноги у обеих словно налились свинцом. Катя не жаловалась, но в какой-то момент споткнулась и упала на дорогу. Мать тут же остановилась, но не стала ее ругать. Молча сняла с плеч рюкзак и достала оттуда банку консервированной фасоли, галеты и флягу с водой.
Катя жадно уплетала фасоль, доставая ее прямо руками и обмакивая галеты в жидкость. Запоздало вспомнила о матери, когда в банке осталось уже меньше четверти еды. Протянула ей, но женщина покачала головой:
- Ешь. Я не голодная.
Катя не заставила себя упрашивать и доела фасоль до конца. Мать разрешила ей поспать с часок, а сама дрожащими пальцами вымакала остатки жидкости в банке. Желудок урчал, требуя пищи, но женщина стиснула зубы. Она сильная, постарается продержаться и так, а девочке необходима еда, иначе не дойдет.
Час передышки пролетел нестерпимо быстро, и вот они снова в пути. Солнце теперь пекло немилосердно. Катя задыхалась от жары, голова кружилась. Но она упрямо шла, стараясь не отставать от матери. Привал на ночь показался ей благословением. Дневная жара сменилась холодом, от которого стучали зубы, а руки и ноги почти не чувствовались. Мать достала из рюкзака спальный мешок, забралась в него сама и велела Кате присоединиться к ней. Немного согревшись друг о друга, они смогли потом перекусить. Женщина снова почти ничего не ела, только сгрызла две галеты. Катя же выхлебала банку консервированного супа и, насытившись, сразу погрузилась в сон.
Изгнанники потеряли счет дням. Сколько уже шли так, среди разрушенных деревень и городов. Еда почти закончилась - всего с десяток галет, которые женщина растягивала, как могла. Воды тоже плескалось лишь на донышке фляги. Как-то набрели на водоем. Катя бросилась к нему, желая утолить жажду. Ей все время хотелось пить в последнее время, а мать сдерживала ее порыв. Женщина едва успела удержать ее на берегу.
- Ты что? Эту воду нельзя пить. Отравишься.
Катя распухшим языком облизала пересохшие и потрескавшиеся губы, тоскливо глядя на дразнящую водную гладь. Мать протянула ей флягу:
- Пей...
Катя выпила почти все и протянула ей. Женщина закупорила флягу и спрятала в рюкзак. Выглядела она неважно. Каким-то чудом еще держалась на ногах. Истощавшая от постоянного недоедания и жажды, походила на живой труп.
До вечера ведь еще несколько часов, а мать разрешила сделать привал пораньше. Женщина выдала дочери две галеты и велела съесть. Катя уже не спрашивала, будет ли есть мать. В последнее время та вообще ничего не ела. Давясь, Катя прожевала сухие хлебцы и забралась в мешок к матери. Крепко уснула.
Проснулась от ощущения холода и недовольно поморщилась. Теснее прижалась к матери, надеясь согреться, но поняла, что холод исходит от нее. Не было больше тепла. Катя открыла глаза - первые утренние лучи мягко играли в спутавшихся маминых волосах. Восковое бледное лицо казалось непривычно умиротворенным, даже счастливым.
Когда женщина даже не шевельнулась, Катя вылезла из мешка и стала трясти ее за плечи.
- Мама... мам, вставай...
Слова застряли в горле, когда девочка, наконец, поняла - матери больше нет. Теперь она осталась одна.
Катя с трудом выволокла тело женщины из мешка и сложила спальник в свой рюкзак. Собрала остатки еды и воды и положила туда же. Разумом она понимала, что ничто больше ее не удерживает здесь. Смерть - обычный физиологический процесс, рано или поздно все умирают. А она жива, и нужно идти дальше. Но на глаза снова наворачивались предательские слезы. Катя долго сдерживалась, а потом осознала, что это ни к чему. Никто ее здесь не увидит и не упрекнет, что она такая большая и плачет. Значит, можно позволить себе небольшую слабость. Слезы текли одна за другой, Катя уже не пыталась их сдерживать. Опустилась на колени рядом с телом матери, уткнулась лицом в ее грудь и зарыдала уже в голос.
Когда она снова отправилась в путь, солнце палило немилосердно. Девочка заставляла себя не думать ни о чем, просто идти. Шаг. Другой. Третий. Идти вперед. Пока может. Пока еще есть силы. Она остановится только когда ноги уже не смогут ее нести.
Галеты закончились уже этим вечером. Катя допила остатки воды и выбросила пустую флягу. Вряд ли она когда-нибудь ей пригодится. Если не найдет нового убежища в ближайшие два дня, ее ждет смерть. Катя восприняла это почти спокойно. Смерть больше не пугала. Вспоминая умиротворенное лицо матери, девочке даже хотелось присоединиться к ней.
Когда на следующий день Катя заметила блеснувшую металлическую поверхность бункера, то сначала не поверила собственным глазам. Протерла их, глянула снова - убежище никуда не исчезло. И откуда только нашлись силы побежать? Катя забарабанила в металлическую дверь изо всех сил. В ответ - равнодушная тишина. Катя подняла взгляд на глазок над дверью - такой же находился в их бункере. Через него охрана могла видеть то, что происходило снаружи. Посты менялись регулярно, и Старший серьезно относился к тому, чтобы они всегда держались начеку. "Может, у них по-другому? Не такие жесткие порядки", - подумала Катя и снова забарабанила в дверь. После пятнадцати минут безрезультатных попыток она опустилась на землю, прислонившись к двери спиной. Ничего не остается, как ждать. Рано или поздно ее заметят, впустят...
***
Сергей пристально смотрел на экран монитора, наблюдая за скрючившейся около двери их бункера девочкой. Его коллега, Антон, опустился рядом, пододвигая к нему чашку с отвратительным пойлом - синтетическим чаем. Сергей отхлебнул, поморщился и недовольно сказал:
- Ну, почему она не уходит?
- Наверное, выгнали из своего убежища, - безразлично пожал плечами напарник.
- Так и у нас места нет. Своих прокормить не можем. Шла бы она отсюда...
- Может, не может... Устала. Передохнет и уйдет.
- Не похоже, что уйдет, - с сомнением покачал головой Сергей.
- Может, спросим у Главного? Вдруг разрешит впустить.
- Сам в это веришь? - хмыкнул молодой человек. - Ну, пойди спроси.
Через десять минут напарник вернулся и развел руками в ответ на вопросительный взгляд Сергея.
- Сказал гнать ее в шею. Нечего ей тут околачиваться.
- Сам пойдешь прогонишь?
Антон засопел и отвернулся от экрана.
- Маленькая еще, - продолжал разглядывать девочку Сергей. - Что за звери выгнали такого маленького ребенка?
- Каждый выживает как может, - философски возразил Антон. - Может, у них еще хуже, чем у нас. С каких это пор ты такой жалостливый стал?
Сергей не ответил. Час спустя, когда Антон задремал, опустив голову на сложенные на столе руки, молодой человек воровато оглянулся и прокрался в кладовую. Наскоро побросал в собственный рюкзак консервы, галеты, бутыль с водой и пробрался к выходу из бункера. "Эх, и влетит мне, если обнаружат пропажу", - мелькнула запоздалая мысль, но тут же улетучилась. С противным скрежетом растворилась дверь - девочка уже стояла на ногах и с надеждой смотрела на него. "Глазищи какие огромные!" - полоснуло его по сердцу.
- Ты... это... Извини. Не можем мы тебя принять.
Надежда в глазах сменилась обреченностью. Девочка шмыгнула носом. "Вот только этого не хватало. Сейчас реветь начнет", - злобно подумал Сергей и протянул ей рюкзак.
- На вот, этого хватит на первое время. Попробуй найти другое убежище. Слышал, на западе отсюда есть еще одно. Где-то за двадцать километров.
Тонкие пальчики вцепились в рюкзак, схватили, прижали к груди, словно самое дорогое сокровище.
- Спасибо...
Он сглотнул застрявший в горле комок и шмыгнул обратно. Захлопнул дверь и прислонился к ней спиной. До чего же мерзко на душе.
Вернулся в комнату охраны и долго смотрел в экран монитора, где маленькая фигурка упорно шла вперед, пока совсем не скрылась за горизонтом.