Опубликовано в "Архиве русской финансово-банковской революции", т. 2
Москва, АНО "Экономическая летопись" + ЗАО АФИ "М3-медиа", 2006
И вечный бой, или затяжной конфликт
Родился я в Запорожье (Украина). Отец, бухгалтер-ревизор, по классовым мотивам мягко репрессирован путем высылки в 1935 году в Симферополь. По итогам войны оказался лицом без гражданства, до 1949 года. пребывал в Чехословакии, откуда уехал в Австралию, где и жил по-человечески до самой смерти в 1986 году. Увидеться не позволила система. Но, к счастью, мы с ним переписывались в 1960-1986 годы.
Приличное образование у меня отсутствует, образованность серьезная. Брался за многое, но был разбросан. Один курс Днепропетровского горного, один курс юрфака МГУ, затем по причине сокращения карательных органов принудительный перевод в Московский финансовый, который бросил в конце третьего курса в знак протеста против подавления Венгерского восстания. Протест инфантильный - не ходил на занятия военной кафедры, не желал постигать тонкости фуражно-вещевого довольствия, чем ослаблял военную мощь монстра. Недавно узнал, что в те же годы по тем же коридорам МФИ бегал и бывший премьер Павлов, он учился на финансовом факультете, я - на учетном. Не знались, так как он серьезнее относился к учебе.
Уже позже, в 68-м, поступил и закончил вечернее отделение Донецкого торгового. Итак, товаровед высшей квалификации (продовольственные товары). А главное - сформировал многолетнюю привычку к самообразованию, желание досконально разобраться в хитросплетениях любого нового для себя дела, добиться в нем высочайшего профессионализма...
Десяток трудкнижек и еще более коротких захватывающе интересных работ - учетчик, натирщик паркетных полов, грузчик, ночной развозчик молока, диспетчер, снабженец, продавец, завмаг и, наконец, инженер по снабжению. С 1970-го по 1987-й хранил верность автомобилестроению, из них 15 лет - КамАЗ, будь он проклят. Но мы были квиты.
Он мне регулярно - кость в виде оклада с премией, я ему - радостный труд с 8 до 17-ти в Управлении смежных производств. Вышел на очень важную в нашей стране специальность - стал "толкачом". Такая вот карьера.
........
КАМАЗ
(Из дневника). ...19 июня 1972 года в 18.40 прекрасным летним вечером поезд N105 ЗАПОРОЖЬЕ-МОСКВА медленно отошел от перрона вокзала Запорожье-1, унося меня в столицу. Немногочисленная группа друзей, безалаберно размахивая руками, все отдалялась. Позади осталась целая полоса сознательной жизни, а впереди -- сплошная неясность.
Ехал я, конечно, не в Москву. Когда человек решает начать жизнь с начала, он ее редко начинает в столице, это удел немногих счастливчиков. Настроение мое в те дни было таково, что любая окраина, любой медвежий угол были бы мне по сердцу. Поэтому, обдумывая свои жизненные планы, я наметил для начала два варианта. Одним из них был КамАЗ, о строительстве которого в Набережных Челнах живописали газеты, а вторым -- нефтяная целина тюменского Севера. Кое-какие сведения о нефтяном Эльдорадо у меня имелись. Внимательно просмотрел я и карту Западной Сибири. Такие городки, как Сургут, Нижневартовск, Мегион, Самотлор, Уренгой или Нефтеюганск крепко засели в голове. Звучные названия явственно пахли романтикой, свободой, возможностью начать следующий день с чистой страницы.
О КамАЗе я знал гораздо меньше, буквально в общих чертах, но, во-первых, ехал я, все-таки, с автозавода, где проработал два с половиной года и имел, поэтому кое-какой опыт и некоторые знания структуры автомобильной промышленности, что, считал я, на КамАЗе могло пригодиться.
Во-вторых, я имел рекомендательное письмецо одного своего приятеля, к Л. И. Застеру, начальнику управления оборудования КамАЗа, в котором жутко привлекательно расписывались достоинства подателя письма...
Принят я был на должность начальника бюро формовых резинотехнических деталей с окладом 135 рублей без всяких премий и коэффициентов, но с обещанием сразу же дать мне отдел, как только в штатном расписании появится должность начальника отдела, и если я буду хорошо себя вести, что, по правде говоря, мне в жизни удавалось редко.
Бюро находилось в Москве и я понял, что в Челны мне пока ехать не придется, а несколько лет надо будет провести в Москве. "Дирекция строящегося Камского автомобильного завода (ДСКАЗ)" находилась в бывшем храме на Таганке. УСП (Управление смежных производств), состояло из одной большой трапезной под тяжелым сводчатым потолком, где сидело в невероятной тесноте более 20-ти человек (и я в том числе), и небольшого алькова в конце трапезной -- площадью эдак метров на десять, отделенного от основного народа фанерной стенкой с фанерной же дверью, где сидели руководители.
... Итак, 21-го июня 1972-го года начался мой первый рабочий день на КамАЗе.
... Но оказалось, что свезенные со всей нашей безразмерной округи инженеры, имея за плечами разнокалиберный, несопрягаемый опыт и привыкнув на своих родных заводиках к тихой кабинетной работе, не смогли мгновенно оценить задачу и сплотиться в единый монолит.
Да и цели, внутренние причинные, движущие пружины их мотиваций очень не совпадали. Одни приехали за карьерой (фу, как по-капиталистически...), другие напролом лезли в загранкомандировки (внутренняя гнильца, замешанная на низкопоклонстве перед гнусным Западом...), третьи надеялись на быстрое решение квартирной проблемы (рвачи-шкурники...), еще одни сбежали на КамАЗ с любовницами (разложенцы, открыто похерившие нравственные идеалы светлого будущего...), некоторые делали большой бизнес на неразберихе первых лет (махеры-комбинаторы, обреченные в будущем на длительные сроки общественно полезных работ на Северах...), в общем, единства порыва ну никак не получалось.
... Недельки через две, в начале июля, меня снарядили в первую командировку в Набережные Челны на предмет осмотреться на месте...
В 1983 году у меня начался затяжной конфликт с коррумпированными коммерческими боссами КамАЗа того периода. Но, к счастью, я сумел постоять за себя, так что столпы автогиганта меня проглотить не смогли, хотя обычно они вышвыривали противника не только за пределы объединения, но и за черту Минавтопрома. Четыре года со мной долго и нудно боролись. Отдел планирования поставок, который я создал, расформировали, мне придумали вздорную должность в другом управлении, лишь бы я соблюдал их условия игры -- "ты приходи 8-го и 23-го, распишись и чтоб мы тебя до следующей зарплаты не видели". Естественно, начислялась и полная премия. Хотя при этом было четыре попытки убрать меня "по сокращению штатов", правда, безуспешных. Т.е. мне платили за то, чтобы я "прекратил дергаться", а они якобы прекращают "доедать " меня до конца.
Кооператив
С 1985-го понял, что система подалась, как Пизанская башня, и надо ей в этом направлении помогать. Считаю, что с 1987-го я реальный политик, поскольку любой предприниматель, создающий свое дело, формально не получая ничьего партбилета, но демонстрируя свободный труд и распоряжаясь продуктом своего труда, выдает зримый политический результат. Быстро переболел инфлуэнцой социализма с человеческим лицом.
То было начало кооперативного движения, начало вообще независимой экономики. Законом о кооперации была пробита лишь брешь в государственной экономике. Предприимчивый человек был выпущен на свободу, но свободным оказался весьма условно. Он выбежал на лужайку, вроде бы можно и попастись, но вокруг все те же тигры полосатые, гляди, и самого слопают...
Вот как объяснил причину ухода в кооперативы один из моих коллег, председатель казанского кооператива "Инжиниринг" Владимир Пестов:
-- Из государственных предприятий ушло в кооперацию очень много сильных работников, новаторски настроенных специалистов. Им надоела уравниловка, когда доход ударника производства лишь чуть-чуть отличался от зарплаты лодырей и пьяниц, выплачиваемой нередко лишь за выход на работу. Они устали от бесхозяйственности и необходимости вести настоящую битву за внедрение любого новшества. Люди хотят работать в полную силу и получать при этом действительно по труду...
Первый мой кооперативный опыт -- в середине 87-го создал семейный кооператив "Европа", который доскрипел до 93-го. Это было бистро, где вместе со мной работали жена, старшая дочь и зять. Конечно, я совсем не мечтал о карьере ресторатора, но прекрасно осознавал, что, прежде чем перейти к более серьезному делу, нужно пройти этап накопления опыта и, естественно, капитала.
Надо мной смеялась вся округа. Вьюга, метель, а я на санках везу мешок муки за три квартала. Потом рюкзак плечо -- и на другой конец города в коопторг за мясом. Работали по шестнадцать часов в сутки. Помощи ждать было неоткуда. Мы балансировали на грани банкротства и чудом продолжали существовать вопреки попыткам различных государственных структур нас задушить.
Однако работа семейного кооператива набрала оборотов. Первая половина года прошла в становлении кафишка "Пантограф", куда приезжали отведать пельменей и супов люди едва ли не из Старого города... В частности, были замечены руководящие дамы из Автозаводских райисполкома и райкома партии, руководители 1-го треста столовых и ресторанов, с которым мы учредительский договор расторгли в начале года, так как трест пытался сесть нам на шею...
Только набрало силу бистро, меня выкинули на улицу, расторгли арендный договор. И все сначала, с нуля: новое кафе оборудовать, оснастить. Бистро пришлось закрыть. Но к тому времени было запущено еще одно производство. Вместе со своими коллегами я арендовал в самом центре Набережных Челнов магазин, который до этого, подобно другим торговым предприятиям города, не мог похвастаться изобилием товаров.
При магазине, получившем громкое название "Европа", открыли цех, шили в нем пальто, куртки, женские платья, по качеству и вправду мало уступавшие европейским стандартам. Однако процветание длилось недолго -- вскоре, как и в первом случае, новые распоряжения и инструкции заставили свести швейное производство до минимума.
........
Практически борьба с кооперацией началась, чуть ли не на следующий день после принятия закона, давшего ей "зеленую улицу". С завидным упорством ведомства и местные власти развешивали на этой улице различные запретительные знаки, расставляли "ежи" и надолбы, преграждали путь рвами и траншеями... Понадобилось не так уж и много времени, чтобы превратить дорогу, которая должна была вести к изобилию, в прифронтовую полосу. Кооператорам отказали в льготном режиме налогов даже на период становления, установили различные ограничения на реализацию производимой ими продукции, свели на нет торгово-закупочную деятельность, заставляли покупать сырье и оборудование по ценам, в несколько раз выше государственных.
Шаг за шагом новых предпринимателей вынуждали сдавать позиции, искать обходные пути и лазейки в законодательстве, позволявшие еще хоть месяц, хоть полгода продержаться на плаву. Тогда-то и пришло осознание необходимости объединить свои силы. Дальше отступать было некуда...
В начале года принимал участие в разработке концепции и создании одной из первых в бывшем СССР (1988 год) Автозаводской кооперативной ассоциации, потом общероссийской. Пришлось объездить добрый десяток городов, где я встречался с членами кооперативов, уговаривал, убеждал. Т. е. стал движителем этого процесса...
28 августа (из дневника) Вчера закончилась 2-я конференция кооператоров РСФСР (24-27 августа 1988 г.), проходившая в Набережных Челнах под эгидой Автозаводской кооперативной ассоциации. Учредили Межрегиональную кооперативную федерацию СССР, которую, с моей подачи, возглавил Валерий Писигин (руководитель политического клуба имени Бухарина). Его заместителями стали Курцев и Калачев.
Началось нашествие проверяющих. Пожарники и санэпидстанция оттачивали мастерство и изощренно мешали работать. Не только у меня случались подобные неприятности. Почувствовав свою незащищенность, в первую очередь правовую, кооператоры Набережных Челнов начали искать опоры друг в друге. Надо сказать, что в Челнах кооперативов на душу населения было больше, чем в Москве. В отличие от кооператоров других городов, члены 240 кооперативов в Набережных Челнах были молоды, в среднем 30 лет. Именно здесь, в Набережных Челнах, и прошли две конференции кооператоров. И на второй из них, в августе 1988, представители 29 городов и более чем четырех тысяч кооперативов объединились в межрегиональную федерацию. Для обеспечения нужд федерации, в которую вошли кооператоры Улан-Удэ, Перми, Комсомольска-на-Амуре, Краснодара, Астрахани и других городов, возникла идея создать кооперативный банк. Поскольку я в то время уже пробивал в Москве устав такого банка, то взять в качестве основного учредителя вновь созданную Межрегиональную кооперативную федерацию СССР было весьма логично. И с тех пор слово "межрегиональный" твердо вошло в название создаваемого банка. Так и стали Набережные Челны штаб-квартирой и федерации, и банка.
Из Устава Межрегиональной кооперативной федерации (МКФ): "Цели и задачи федерации:
... Координация деятельности кооперативов, организация кооперационных связей...
... Обеспечение защиты прав кооперативов и оказание им юридической помощи, представление их интересов в соответствующих государственных и иных органах, а также в международных организациях".
В Челнах я был в числе первых кооператоров и сам столкнулся с тем, что тогдашняя система спецбанков обслуживать кооператоров и не умеет, и не хочет. Собственно, тогдашнего управляющего банком называть банкиром можно было с большой натяжкой. Банки тогда были конторами по распределению ресурсов, плановых кредитов и т. д. Это все, что они умели и хотели.
На нас они смотрели как на классового врага. Мы очень быстро поняли, что не получим ни кредитов нормальных, ни обслуживания. Более того, мы не могли свободно распоряжаться и своими средствами. Как божий день было ясно, что без собственных банков нам не выжить. Новая экономика должна иметь новую банковскую систему.
"Банкир"
1988 год (из дневника). Где-то числа 20-го апреля я прилетел в Москву и занялся хождением по инстанциям, чтобы сдать наши предложения по доработке готовившегося "Закона о кооперации". В одном из административных подъездов вокруг Старой площади наткнулся на кабинет министра труда тов. Щербакова Владимира Ивановича, который, будучи директором КамАЗа по экономике, давил меня четыре года, пытаясь сократить ... Владимир Иванович заказал мне пропуск к себе, вышел навстречу, обнял, как будто бы между нами никогда никаких сложностей и не было.
Посетовал, что если бы предложения нашей межрегиональной конференции в Набережных Челнах поступили на пару недель раньше, то он бы все устроил и их бы по возможности учли при окончательном редактировании закона. Просил заходить, передавать привет КамАЗу и вообще всем, кто его помнит...
20 июля. Приехал из Москвы и сразу окунулся в дела кооператива и АКА. Дело, по которому ездил в столицу, стоит того, чтобы о нем сделать запись. В первых числах месяца ко мне в 214 кабинет горисполкома, где я почти каждый день бываю и принимаю братцев-кооператоров, как председатель Автозаводской кооперативной ассоциации, вдруг заглядывает дама из 1-го отдела ГИКа (горисполкома) и манит меня пальцем. Я поднимаюсь и иду за ней. Зашли в кабинет, где я прежде никогда не бывал. Тетка заходит за свой изъеложенный деревянный казенный барьер и информирует меня о том, что из Москвы на мое имя спецсвязью поступил пакет от Н. И. Рыжкова, Председателя Совмина СССР.
Видя мое недоуменное выражение лица, достает толстый пакет формата А4 и протягивает мне. Бандероль по всякому обштампована и выглядит важно. Вытаскиваю содержимое. Она дает мне расписаться в каком-то журнале, что я ознакомлен, и предлагает прочитать бумаги. Читаю.
Приглашение прибыть в Москву на заседание Президиума Совета Министров СССР 13 июля т. г. к 10:00. Далее материалы к заседанию, из которых узнаю, что будет обсуждаться вопрос о ходе исполнения Закона СССР "О кооперации", принятого в мае.
Хочу забрать пакет и уйти, но дама не пускает, отбирает пакет. Говорит, что расписался и хватит. Я страшно удивился и пошел на нее наступать, поскольку пакет пришел на мое имя, а не на имя Ю. И. Петрушина, председателя ГИК. Она ответила, что ведь на адрес ГИК. Я же вернул ей мяч, порассуждав о том, что Николай Иванович, видно, забыл мой адрес и, естественно, погнал письмо через "советскую власть". Еще я сказал, что меня без предъявления приглашения и в Кремль не пустят, а у нее будет крупная неприятность. Сошлись на том, что я все заберу, а вернувшись, отдам. Кроме того, она взялась быстро изготовить для себя ксерокопии, а с меня взяла еще и расписку, что я взял на время адресованное мне письмо.
10-го я уже был в Москве и обивал пороги всяких хитрых подъездов вокруг Старой площади в попытке быстро оформить пропуск в Кремль на 13-е.
Наконец, наступило 13-е, и к 10-ти утра я скромно через Спасские ворота, пешком, а не в членовозе, без суеты вошел в Кремль со своим неизменным полиэтиленовым пакетом, "авоськой". Мне показали, куда идти, и вскоре я попал в Овальный зал, где проходили заседания
Президиума Совета Министров СССР.
Бело-голубой зал с большим столом посередине оказался до отказа набит министрами и кооператорами. Министр финансов ТаССР оказался почему-то рядом со мною и опекал меня, как хороший футбольный защитник. Вот он показал на высокого уверенного в себе мужика, прошептал с почтением, что это сам Табеев. Кооператоров оказалось человек тридцать. Николай Рыжков, открывая заседание Президиума Совмина СССР, сказал, что для того, чтобы узнать ситуацию на местах, надо начать с заслушивания гостей, то есть кооператоров. Но для затравки выступил министр финансов Гостев, который привел много всякой заумной статистики и сказал, что кооператоры много получают, надо и налоги увеличить и установить им потолок зарплаты.
Первым из свободных людей выступал юморной еврей из Киева, открывший семейный заводик по производству полиэтиленовой пленки для теплиц. Изюминка его ноу-хау заключалась в том, что он вместо стандартной ширины в 3 метра начал производить пленку 6-ти метровой ширины. Естественно, от покупателей нет отбоя и дело процветает. Раскритиковав подход на регулирование доходов кооператоров -- он сказал, что двумя ложками не ест, а его жена на рынок ездит в одной машине, а не двумя сразу.
Затем Н. Рыжков попросил сидевшего под стеночкой на приставном стуле академика Л. Абалкина посчитать, сколько можно разрешить кооператору класть в личный карман, определить политически-приемлемый "потолок". Ведь сказал же вот товарищ из Киева, что имеет более 2-х тысяч в месяц, а союзные министры, тот же Гостев, например, имеют по 800 в месяц... Сие наводит на размышления, не выпускаем ли мы джинна...
Леонид Иванович пробудился от дремы, вынул из кармана блокнотик и стал в нем делать карандашиком какие-то сложные выкладки. Зал замер, ожидая исторических выводов. Минут через пять академик привстал и доложил, что выходит до тысячи рублей в месяц будет получаться объективно при честной работе...
-- Ну, ты того, Леонид Иванович, -- по-отечески улыбнулся Рыжков.
-- Но так ведь выходит... Хотя, если учесть специфику, -- и карандашик опять застрочил по блокноту, -- то в районе 700 будет достаточно.
-- Вот это уже более реально, -- закивал премьер-министр, -- давайте продолжим обмен мнениями!..
Я не удержался и полез на трибуну. Сказал, что любое регулирование доходов кооперативов и их работников неприемлемо, потому что погубит дело, не набравшее оборотов. Кроме того, ненормируемый рабочий день и перегрузки трудом и ответственностью требуют компенсации материальным интересом. Вот Борис Иванович Гостев, например, может лично убедиться, что товарищ Абалкин немного не прав. И, под хохот государственных мужей, пригласил Б. И. приехать в июле-августе во время отпуска в Челны и поработать в нашем кафе "Пантограф" поваром. Условия такие. 12-ти часовой рабочий день. Плита 2х2 метра в помещении 3х3 метра. Жара и невыносимо приятный запах непрерывно испекаемых чебуреков и пирожков, отвариваемых пельменей и томящихся борщей и рассольников, короче, все бегом-бегом и давай-давай... За все про все буду платить 2 тыщи в месяц... Так вас ждать, товарищ Гостев?..
Сошел с трибунки под бурные и продолжительные. Все долго смеялись. Но к компромиссу по потолку дохода на душу кооператора так и не пришли...
Николай Иванович, сообразуясь с неизвестными мне местными традициями, объявил обеденный перерыв.
Как я уже упомянул, Рафаэль Мингазов -- министр финансов ТаССР, тоже участвовал в заседании Президиума Совмина СССР и, чувствовалось, "пас" меня. Когда мы с ним вышли в небольшой холл, куда уверенно двинулся Н. Рыжков, оказалось, что, стыдливо обгоняя премьера, участники заседания ринулись кто на этаж повыше, кто на этаж пониже, как я позже узнал, в буфеты для ответработников. В самом же холле, куда мы с Мингазовым вывалились в составе круто пышущей мужским потом толпы, зиял проем гостеприимно открытой белой со старорежимными финтифлюшками двустворчатой двери, которая вела в банкетный зал, вместивший в себя огромный стол персон эдак на двести.
И в этот момент Николай Иванович, уже достигший входа в банкетный зал, полуобернулся и галантным жестом как бы пригласил толпу совслужащих и кооператоров отведать, чего Бог послал. Увидев неподалеку меня, он тепло улыбнулся, и в этот миг Мингазов, чье чиновничье чутье не позволило ошибиться, незаметным, но сильным движением придал мне ускорение и я в доли секунды переместился прямо к Рыжкову. Тот принял всю эту еще не понятую мною пертурбацию, как выполнение его желания в форме телепатического указания и сразу же автоматически подхватил меня, очумевшего от дерзости Мингазова, под локоток и увлек в банкетный зал. За нами вошло еще человека три-четыре. И вот оно, чудо организации таких чаепитий -- старинные двери зала тут же закрылись, скрывая от нас толпу, чей удел был -- буфеты выше и ниже холла...
В банкетном зале на гаргантюанском столе все было готово для чаепития -- закуски, закусончики, закуси. Но, что меня особенно поразило, огромные, как мне показалось двухведерные, алюминиевые чайники типа простецких рыбацких или полестанских (кто не забыл -- полевой стан, это -- песня совка...). Вдоль стола молча фланировали три-четыре дюжих служителя, явно совмещавших профессию официанта с восточными единоборствами. Отвлекшись на пару минут сполоснуть руки, мы, то есть Николай Иванович со товарищи и я, сам по себе, сиротливо притулились у истока этого великолепного стола и начали чаевничать, что включало в себя поедание большого количества бутербродов и закусок и, разумеется, чай в стаканах с подстаканниками. Чай непрерывно наливали добры молодцы.
Напротив меня расположился премьер, а также министр финансов Гостев и председатель Госагропрома Мураховский, а рядом еще какой-то министр, которого я так и не рассекретил во время нашей получасовой беседы.
Аппетитно расправляясь с достижениями комбината им. А. И. Микояна, Николай Иванович сказал, что очень доволен моим выступлением.
-- Как там, в глубинке? Кооператоры идут в атаку?
-- Да нет, -- отвечал я, -- кооператоры в глухой обороне. Судите сами, у нас семейный кооператив, небольшое кафе на четыре столика. Так стало проблемой купить мясо, муку, другие продукты. Ведь в Челнах карточная система, продовольствие распределяется по талонам. Естественно, когда надо взять мешок муки или крупы, возникают проблемы...
Мясо приобретаем на колхозном рынке, но всякие контролеры возникают и активно мешают... Предлагают самим выращивать...
-- А почему бы и не выращивать?
-- Но ведь швейники не растят хлопок и не ткут тканей, они шьют из тканей, произведенных другими... Надо каждому делать что-то одно, тогда можно делать хорошо...
-- И какой же выход?
-- Надо упразднить колхозы и пустить землю в свободный оборот. Тогда и мясо появится и вообще хорошо заживем, изобильно... Но к тому еще надо фермера первое время охранять силой государства, а то кое-где тем, кто начал сам обрабатывать землю, стали "петуха" пускать... Такие факты нашей Ассоциации известны...
Мураховский кивал головой, как бы подтверждая истинность моих слов.
Николай Иванович удивленно вскинул брови:
-- Что же вы, агропром, ворон не ловите? Где ваши предложения по земле?
Мураховский развел руками:
-- Мы думали в этом направлении, но так радикально, как предлагает товарищ... Это же потребует кардинального изменения Конституции...
-- А что, ведь мы начали не просто перестройку, а настоящую экономическую революцию... Думайте, а то окажетесь в хвосте событий... Что еще мешает?
Я подумал и сказал, что Жилсоцбанк не понимает, как кредитовать свободного производителя, нужны кооперативные банки...
-- Это уже камешек Гостеву, -- усмехнулся Рыжков. -- Мы же записали в законе "О кооперации" что-то насчет кооперативных банков, в чем же дело, где банки?..
-- Так ведь команды не было... -- с досадой отозвался Гостев.
-- Какая тебе команда нужна, ведь есть прямая запись в союзном законе... Вот что, -- обратился он ко мне, -- а вы можете инициировать первый банк?..
-- Да, мы имеем конкретную проработку, но не знаем, с какого конца заходить...
-- Тогда так, Борис Иванович, берите товарища из Челнов под личный контроль, а я себе помечу вопрос. Через недельку приходите в Минфин и решайте по собственному кооперативному банку...
После чаепития и непродолжительного сидения на пристенном диване, Н. И. Рыжков повел нашу группу в зал и заседание продолжилось часов до пяти... Никаких решений внешне принято не было, по крайней мере, ничего не ставилось на голосование. А что там записали в протокол стенографистки, нам, простым смертным, осталось неведомым.
25 октября 1988 года (архив). 23-го числа "Московские Новости" под рубрикой "Портрет делового человека" опубликовали заметку Елены Иллеш "Банкир" о мой персоне. Вот она:
11 ноября (обидная опечатка, имеется в виду 11 октября -- Л. О.) Леонид Онушко вышел из здания Госбанка СССР на Неглинной улице с бумагой, удостоверяющей право на существование межрегионального кооперативного банка "Континент". Это один из первых возникших в последние месяцы кооперативных банков. К началу будущего года в активных фондах нового банка должно быть уже полмиллиона рублей. Свой вариант устава Онушко принес сюда еще четыре месяца назад и, если бы был сговорчивее, мог бы стать первым кооперативным банкиром.
Кооператору из Набережных Челнов 53 года, на банкира он не похож, в руках пластиковый пакет вместо портфеля, костюм -- от "Большевички", на сберегательной книжке жены -- четыре тысячи рублей, своей -- нет. Разбогатеть Онушко не рассчитывает -- банк предприятие слабосамоокупаемое, а банкир -- просто профессия, но интересная.
Спрос на кредиты у кооператоров сегодня велик, потому в стране и стали возникать кооперативные банки. Сейчас их уже более десяти. Конечно, ссуды дает и государственный банк, но с ним случаются недоразумения: сегодня, допустим, пришла грозная телеграмма, запрещающая кредитовать видеосалоны, вчера не разрешали финансировать строительные работы, а третьего дня не давали денег торгово-закупочным кооперативам. Пойди догадайся, кому откажут, а кому дадут денег завтра.
Фонды же кооперативного банка складываются из паев самих кооператоров -- у них не будет таинственных причин отказывать в кредитах своим коллегам. Впрочем, банк не откажет в средствах и государственным предприятиям, будет работать и со вкладами населения. В отличие от 3 процентов, которые дает вкладчикам сбербанк, Онушко предполагает давать 4 процента. А доходы пайщиков, правда, не сразу, но составят 10 и больше процентов паевого участия.
Кооператив -- это возможность реализовать себя для тех, кто не смог этого сделать на государственной службе. Сам он 15 лет отработал на заводах КамАЗа, возглавлял отделы, в том числе планирования поставок. На этой должности выдержал неравный бой с руководством завода: написанное им в центральную газету письмо о, скажем так, несообразностях производственного процесса повлекло за собой несколько персональных сокращений. Три атаки Онушко, как мог, отбил, но оказался задвинутым на такую должность, где работа была не только неинтересной, но и ненужной. Впрочем, об этих делах давно минувших дней вспоминать он не хочет. С завода ушел сразу же после начала "кооперативной эры" ...
Еще нет нового банка в Набережных Челнах, но уже есть очередь будущих клиентов. Среди них несколько заводов КамАЗа-- ведь в Госбанк они приходят отчитываться, как школьники. И если надо купить лопату, а эта статья расходов исчерпана, строгий кассир не даст денег, хотя бы в счет другой статьи. Контроль мелочен и утомителен, не оставляет маневра, потому и ждут открытия банка Онушко.
И колхозы просят: откройте нам счет. С ними иной раз и вовсе не церемонятся -- по звонку из райисполкома, не спросясь у председателя колхоза, без его подписи могут в конце квартала списать на содержание агропрома огромные суммы. На банк Онушко телефонное право распространяться не сможет. И просто граждане спрашивают -- те, у кого деньги до поры дома лежат, никого не прельщает процент сберкассы: можно ли стать пайщиками? Нет, этого Министерство финансов кооперативному банку не разрешило. Без объяснения причин. Не разрешило оно банку и кредитовать граждан -- тех, кому не хватает денег на серьезную покупку. Объяснить этот отказ было бы легче, если бы нам давал деньги в долг банк государственный, но ведь он не в состоянии этого делать!
...Почему председателем кооператива, "банкиром" оказался именно Онушко? Выбрали. Наверное, потому, считает он сам, что любопытен, всегда интересовался политэкономией, был снабженцем и знаком с бюджетными хитростями. И еще хоть и ненавидел в детстве мамину бухгалтерскую работу, но вырос, катаясь на ее счетах. Во многом оказывался неудачником: писал стихи и даже роман, недоучился в московском вузе, много раз все приходилось начинать на пустом месте. Но неудачи, как говорит Леонид, только подогревали азарт.
И в этот раз не все сложилось удачно. Не разрешили сделать банк акционерным. Старейший сотрудник Минфина, наложивший свое вето, как выяснилось, акции никогда не видел, в руках не держал. Но убежден, что от нее один вред. Четыре месяца ездил Онушко в Москву, пытаясь отстоять свою концепцию банка. Силы были неравны, и с большинством поправок пришлось соглашаться. Но в последнем пункте устава банка записано: "Отдельные его положения будут пересматриваться по мере изменения законодательства СССР". Готовится новый закон о банках. Может быть, при работе над ним будут учтены и проблемы, которые возникли на переговорах Онушко с Госбанком? А было много неожиданного.
Например, когда Леонид сообщил, что "Континент" будет держателем учрежденного межрегиональной кооперативной федерацией Международного фонда Н. И. Бухарина, воцарилось долгое молчание: к такой новости собеседники Онушко готовы не были. Тем временем средства для фонда уже собираются, в планах его инициаторов -- исследовательская и издательская деятельность, выделение именных стипендий, обмен специалистами по теории кооперации с другими странами. Идея фонда и начавшаяся работа пока не подходят под действующие инструкции и стереотипы, потому что существовали эти инструкции отдельно -- для денег, отдельно -- для производства, отдельно -- для идеологии.
Леонид Онушко мало похож на "финансового воротилу", знакомого с детства по карикатурам. Банкир -- один из вариантов "образа врага", на котором мы воспитаны. Похоже, что и с этим стереотипом пришла пора расставаться...
Елена ИЛЛЕШ
... Илья Петрович Китайгородский, замначальника одного из управлений Минфина, за 40 лет работы в Минфине СССР ни разу не держал в руках акций, в глаза их не видел и видеть не хочет. Говорит, что в Музее Минфина есть коллекция дензнаков всех времен и народов, а вот акций нет и в помине...
Когда я в конце июля снова приехал в Москву, чтобы попасть на прием к министру финансов тов. Гостеву Б. И. и реализовать поручение Н. И. Рыжкова в части регистрации кооперативного банка, то к самому министру меня, естественно, не пустили. Хитрый чиновник передал, что перепоручил новое сложное дело начальнику одного из управлений, а тот отфутболил своему заму. Так я попал в руки Ильи Петровича. Петрович оказался милейшим человеком, способным угробить и спустить на тормозах любое дело, но так, что проситель еще и благодарить будет.
Он полистал проект устава кооперативного банка "Континент", учреждаемого Автозаводской кооперативной ассоциацией г. Набережные Челны, и для разминки отправил меня на Неглинную в Госбанк к любезнейшому заму председателя тов. Захарову В.С. Через два дня мытарств и дурацких объяснений, чего я, все-таки, хочу, мне выписали пропуск и я встретился с Вячеславом Сергеевичем. Он тоже с любопытством полистал проект устава и отправил меня в юридический отдел Госбанка к его начальнику престарелому убеленному сединами еврею, фамилии которого я так и не записал. (Это был Коган М. Л. - прим. Н. Кротова.)
Юридическо-финансовое светило взяло кончиками мраморных пальчиков проект устава, долго листало его, затем полчаса штудировало закон "О кооперации" и пришло к выводу, что начинать надо с Минфина.
-- Если будет согласие Минфина, то мы, разумеется, доработаем ваш уставчик и что-нибудь придумаем. Правда, что будет с этим законом через полгода, я вам не гарантирую. Но если вы хотите попрактиковаться в новом деле, так почему бы не побегать с уставом...
Но меня сбить с толку всегда было трудно. У меня уже был опыт многолетних камазовских хождений по Госснабу и Госплану СССР, так что я, не долго думая, доверительно рассказал юрофину, как месяц назад пил чай с Рыжковым и как тот поручил Гостеву спроворить первый кооперативный банк. Сказал еще, что в Минфине приняли меня очень тепло и прикрепили лично Китайгородского И. П.
После этой исповеди начальник юротдела переменился явно в лучшую сторону. Он позвонил Китайгородскому, которого хорошо знал, и тот, видимо, убедил его, что надо что-то делать, ибо просто так замусолить идею начальники не дадут... Долго рассказывать не буду. Скажу только, что мог иметь регистрационный N1, но засуетился, глупо воюя за акционерную форму банка, к которой психологически никто в СССР еще не был готов. Number 1 стал банк "Союз" из казахстанского Чимкента, который зарегистрировал Леонид Соломин, до того не реализовавший свою потенцию в создании независимого профсоюза...
Становление
Первая проблема, с которой мы столкнулись -- это отсутствие начального капитала. Никаких серьезных денег от года кооперативной деятельности у меня и моей семьи не было. В таком же положении находились и большинство других предпринимателей региона, на кого я мог опираться как на учредителей будущего банка. Первый год -- это было ужасно, это был проходной двор, а не банк. Положит человек свой пай в 20 тысяч, а через два месяца забирает...
Уставной капитал - 500 тыс. рублей. Учредители банка -- МКФ СССР (как идеепреемница АКА) и несколько небольших кооперативов. Ни один из учредителей, включая федерацию, не уцелел в круговерти 90-х.
А второй момент -- это проблема кадров. Она может не так остро стоит перед столичными банками, а в провинции это ощущалось десятикратно. Все наши специалисты -- необстрелянные выпускники Казанского финансового института. С ними пришлось очень много работать. А если учесть, что и у меня банковского опыта не было и финансовое образование я получал в собственном банке, то все было куда сложнее, чем можно об этом рассказать.
Кроме хлопот, первые пять лет ничего не принесли. Но мне пришлось не только получить вторую специальность, но и приобрести мировоззрение банкира. Это была огромная ломка.
04 мая 1989 года(из дневника). Торчу в Москве. Задерживает Писигин, который с утра до вечера шляется то в редакцию "МН" к Егору Яковлеву, то в журнал "Коммунист" к Отто Лацису, то в "Век ХХ и мир" к Глебушке Павловскому... Часто берет меня. Ему кажется весомым представлять меня, банкира, своим коллегой и другом. Не раз встречались и с московскими коррами зарубежных изданий, что, как известно, не поощряется... А уж то, что мы не боялись давать им интервью...
Кажется, я уже говорил, что Писигин завел дружбу с американским историком Стивом Коэном, спецом по раннему совку, знатоком Бухарина...
Недавно Стив с женой гостили в Челнах... И вот Стив снова в Москве. Вчера он пригласил Валерия и меня (очевидно, для контраста, как экзотический перестроечный фрукт) на лекцию и ужин в американское посольство.
Декабрь 1989 года (из дневника). Истекший год был напряженным и многотрудным. Шло развитие и укрепление банка "Континент", параллельно развивался наш семейный кооператив "Европа". В конце февраля выдали первый большой кредит -- сорок тысяч рублей -- одному татарину из Березников (Пермская область). Он собирался смотаться в Баку под 8-е марта самолетом за цветами, продать гвоздики через профсоюзные организации города и вернуть деньги 10-го марта. За это мы должны были получить хороший процент. Я не спал эти две недели. Я уже простился и с банком и со своей свободой, думая, что рискнул напрасно. Каково же было мое приятное удивление утром 10-го марта, когда подъехал на "Волге" мой заемщик из Березников и честь по чести вернул кредит с процентами и массой благодарностей.
Должен сказать, что за истекший год мы выдали несколько десятков кредитов, и все они были заемщиками честно и в срок возвращены, за двумя исключениями. Один кооператив из Туркмении все-таки кредит заиграл, а местные правоохранительные органы начихали на наши запросы. Потери составили полторы тысячи рублей. Другой случай произошел с частником из Еревана. Мы ему без всякого обеспечения, практически под честное слово, выдали 850 рублей на один месяц для приобретения в наших краях товаров. Однако через пару месяцев выяснилось, что мой экономист Шапиро, получив от милого армянина две бутылки коньяка "Арарат", скурвился и продлил ему кредит на год, то есть подарил эти деньги проходимцу, так как вскоре следы заемщика просто затерялись. Правда, господин Шапиро честно предложил мне одну бутылку "Арарата" из своего гешефта, после чего я, подробно объяснив ему, что он приобрел "Арарат" по 425 рублей бутылка, в то время как в магазине ему красная цена 6 рублей 12 копеек, и уволил его через пятнадцать минут.
Мне передавали, что Шапиро очень на меня обижался, считая меня непрактичным жлобом.
Многое делалось как бы по подсказке невидимой доброй силы, возможно, что имя ей -- Бог. Вот, например, удивительный случай с золотом, происшедший осенью.
Как-то сижу поздно вечером в офисе на Пушкина, 14, когда заходит охранник и говорит, что пришли какие-то бородатые мужики и просят их принять для важного разговора. Время -- девять вечера. Хоть и страшновато, но ответил -- зови!
Вошли двое. Высокие, бородатые, какие-то не городские, загорелые до коричневости. У одного тяжеленный, хотя и небольшой с виду, рюкзак.
Я посмотрел на них вопросительно.
-- Присаживайтесь! -- говорю. -- Рассказывайте, с чем пришли...
Оказалось, староверы. Из самой сибирской глуши. Прямо Лыковы да и только. Неведомым способом узнали, что есть на Каме честный банк, и прямиком к нам. Приперли килограмм двадцать самородного золота.
Я долго не мог собраться с мыслями, а когда собрался, то терпеливо объяснил достойным господам, что нам еще до лицензии на работу с золотом как до Киева ползком, что в СССР еще никто и не мыслит дать независимым банкам право работы с золотом.
-- Так что выходит, -- сказал я, -- что вам не миновать Госбанка.
-- Да уж, -- развели руками ходоки, -- назад мы свою поклажу не повезем, сюда с большим трудом, осторонью добрались, однако... А и денежки нужны, лекарства в тайгу надо притащить непременно, да и на иные нужды разменять надобно...
Потом через некоторое время я узнал от одного моего знакомого, назову его условно Сергей, что мужики упорно решали поставленную им в тайге задачу. Они добрались благополучно до Москвы, пробились в Госбанк к Виктору Геращенке, хотя и не сразу. Когда их поначалу не пустили, они, преодолев вековую неприязнь к официальному православию, пошли на подворье к патриарху Пимену, который принял их очень хорошо, позвонил Виктору Владимировичу и условился, что мужиков примут и решат их проблему. Не знаю уж, как объясняли сибиряки свою нужду, признались ли, что хотят золото в банк положить и обменять на деньги или как. Но когда они оформили пропуска и добрались-таки до кабинета Геращенки, то он их встретил не один. В кабинете был еще какой-то дядька средних лет незапоминающейся наружности. Причем Геращенко сидел молча, а расспрашивал ходоков именно этот неизвестного звания и положения человек. Лесные люди простодушно рассказали все без утайки. Они попросили разрешить им положить добытое честным трудом золото в банк "Континент", что в Набережных Челнах. Геращенко и его серый человек долго смеялись, говорили, что это несерьезно, таким банкам никогда золотом не придется заниматься, что только Государственный банк СССР может гарантировать сохранность...
Весь год с Писигиным налаживали работу МКФ СССР, ездили по стране, часто бывали в Москве. Я давал много интервью, в том числе иностранцам. Познакомились с десятками интересных людей, завязали связи. Осенью учредили Ассоциацию коммерческих банков СССР, во главе которой стал Президент Тартусского коммерческого банка Антс Веэтыусмэ. Группа москвичей хотела поставить во главе Ассоциации безработного совкового "банкира" (ошивался в Росбанке) Сергея Егорова. Его проталкивал Володя Виноградов (Инком-банк). Но мы, регионалы, победили, и после оглашения результатов голосования команда Виноградова и Егорова возмущенно покинула первый ряд кресел одной из подмосковных баз отдыха и рванула к выходу...
(Из интервью 14.05.90). Общий контроль над нами осуществляет горфинотдел, мы ему соответствующие документы представляем по мере необходимости. Горсовет нашей деятельности не препятствует. Напротив, было решение Горисполкома в 1988 году по выделению нам помещения.
Возможно, Рафаэль Мингазов, министр финансов Татарии, возвратясь в июне 88-го с заседания Президиума Совмина СССР, рассказал в Казани о моем чаепитии с Николаем Ивановичем Рыжковым и о том, что Н. Рыжков взял под личный патронат организацию первого кооперативного банка, после чего многое удалось решить непривычно быстро... Помещение за нами было "закреплено", то есть мы стали в нем работать на правах аренды. Сейчас мы это помещение приобрели у КамАЗа в свою собственность, поэтому проблем с офисом, как у многих других банков, в общем-то, нет...
У нас уже не одна сотня клиентов, в большинстве своем они являются одновременно и дебиторами и кредиторами. Они же держат у нас текущие и расчетные счета и в этой части являются нашими кредиторами по своим остаткам на таких счетах. В тех случаях, когда они берут у нас ссуды, или получают какие-либо банковские услуги с последующей оплатой, они тогда -- дебиторы. Наш банк кооперативный, мы этого не стыдимся и не скрываем. В отличие от некоторых, гордимся этим прилагательным.
Считаем, что это очень мобильная, прогрессивная форма бизнеса. Кооператоры первыми вошли в прорыв фронта госмонополии. Их всячески поддерживаем. Поэтому основная наша клиентура, это, конечно, кооперативы и демократические общественные организации.
С одной стороны, нас регистрирует Госбанк, этим как бы выдает лицензию на работу, считает нас банками, игнорируя тот факт, что кооперативный банк -- это или акционерное общество, или банковский кооператив, поскольку построен на кооперативной собственности. Госбанк подчиняет нас полностью своим многочисленным инструкциям, хочет нас по своему совковому образу и подобию преобразовать, как бы поглотить (или проглотить?), что очень чувствуется в многочисленных письмах, конкретных циркулярах, а с другой стороны, у него иногда наблюдается некоторая ревность и неприкрытое желание создать между нами водораздел. Ну, скажем, недавно нам сообщено, что мы должны убрать из своих печатей гербы Советского Союза, РСФСР, кто такие гербы поставил. Убрать с бланков слово "Госбанк" (на своих бланках мы пишем слово Госбанк, а затем, какой конкретно банк). Это непонятно. Если мы действительно банк и входим в систему банков, что неизбежно при одном центральном банке, то, стало быть, мы, обслуживая любых клиентов Советского Союза, должны иметь право на герб этого Союза, республики, региона, но если это не так, то тогда с какой стати мы подчинены Госбанку? Тогда мы должны иметь возможность делать свои внутренние инструкции по отдельным операциям, по распоряжению своими функциями и т. д. Почему же мы подчинены ГБ, как и раньше его филиалы, если мы самостоятельны? Или провозглашаемая ныне альтернативность негосударственной экономики кажущаяся?
Почему мы поставили слово "Госбанк" на бланке? Дело в том, что, между прочим, это было 1,5 года назад, мы консерваторы в некотором смысле. С одной стороны, это была попытка сделать банк более солидным для клиентов, привыкшим за годы советской власти к одному-единственному банку, показать, что мы, все-таки, банк, а не какая-то контора.
То есть, учитывая специфику нашего общества, нашу массовую психологию, поклонение авторитетам, мы на это дело пошли сознательно...
С другой стороны, на это дело нас нацеливал сам порядок организации новых банков: раз нас, наш Устав регистрирует Госбанк, то он своего рода учредитель, а если больше нравится, -- родитель. И хотя у нас у каждого есть конкретные учредители, но, тем не менее, верховенство Госбанка, несомненно. Поэтому учитывая сие обстоятельство, мы считали логичным писать вверху всех наших бланков "Госбанк СССР", а уже ниже конкретно реквизиты конкретного банка. Тем более, что конкретное повседневное руководство над нами возложено на конкретные местные отделения или управления Государственного банка, то есть актом регистрации приятное общение не исчерпывается. С нас берут ежемесячные отчеты, буквально засыпают циркулярами и так далее. Всевозможными запросами, проверками жалуют довольно часто. Причем, относятся при этих проверках в полной мере как к отделению Госбанка, без всяких скидок на нашу специфику и иные "социальное происхождение" и "классовую принадлежность"...
На жизнь я смотрю оптимистически. Нам, чтобы выжить, ничего другого не остается...
10 мая 1990 года (из дневника).Вернулся с В. Писигиным из Эстонии. Там в Таллине и в Тарту проходила 2-я конференция Ассоциации коммерческих банков СССР. Антс Веэтыусме подал в отставку с поста президента АКБ СССР. У него самого Тартусский коммерческий банк, много хлопот и вообще они, прибалты, упорно рулят на отделение, так что его просьбу уважили. Избрали Юру Агапова, основателя "Кредо-банка".
Последние два дня гостили в деревне Антса. У него прекрасный 2-х этажный особняк, все, кто к нему поехал, разместились вполне сносно...
В числе прочих новичков в АКБ вступил камазовский "КАМИНбанк", его президент Федосеев ранее был замом Л.М. Фета, когда тот возглавлял финуправление КамАЗа. Он очень тепло поговорил со мной, видимо, сказалось то, что меня вновь избрали в Совет АКБ...
Писигин неплохо выступил, я познакомил его со многими крупными банковскими фигурами, но приняли его слабо, банкиров сейчас еще политика не интересует, пока что деньги, деньги, деньги...
24 мая 1990 года (из дневника). Вчера в "Литературной газете" вышла большая статья Алексея Черниченка (сын уважаемого мною "шестидесятника" Юрия Черниченка) о банке "Континент" и об ареале этого банка. Я воспринял эту публикацию, как приятный подарок к моему 55-летию. Привожу выдержки из статьи:
"У нас нет иного выхода из кризиса, кроме демократизации жизни, включающей в себя многообразие форм собственности, переход к рыночным отношениям и гуманизацию этого процесса. Этот процесс набирает силу, но его необратимость может обеспечить только оформление демократического слоя, способного материализовать идеи перестройки: не спонтанное скопище радикалов, а отдельные люди и коллективы, перешедшие в новые экономические отношения, обретшие в связи с этим новый статус, статус свободного производителя... Демократический слой осуществляет социалистическое накопление общественного капитала...
Под ним мы понимаем совокупность индивидуальных капиталов... Индивидуальный капитал -- то чем владеет, пользуется и распоряжается человек... Это основа свободного существования самой личности. Индивидуальный капитал -- это обретение движения, преодоление статичности личностью. Когда Бухарин призывал: "Обогащайтесь, накопляйте, развивайте..." имелось ввиду именно это".
(Из статьи Валерия Писигина политорганизатора клуба им. Бухарина в Набережных Челнах (бывший гор. Брежнев), президента Межрегиональной кооперативной федерации, бывшего до 1988 г. дежурным слесарем химцеха и названного в предпоследнем "Огоньке" Аллой Боссарт провинциальным политиком, дилетантом и, собственно, бездельником, однако, несмотря на это, собирающегося 23 мая с. г. сдавать первый "гос" в Казанском университете.)
...Елабуга...По воскресеньям закрыт рынок, и негде купить цветов, чтобы положить на могилу Цветаевой.
Не закрыт только дом, в котором повесилась Цветаева. Там живут. На углу его, обшитом досками, дощечка: "Здесь провела последние дни"...
Писигин вдруг сказал, глядя на стену кухоньки: -- "Анна Георгиевна, в Набережных Челнах есть политклуб имени Бухарина. Я его организовал в восемьдесят втором году, когда вступил в партию, и Бухарин считался ее врагом. Сейчас у нас все легально, я еще президент федерации кооперативов, и мы создали Фонд Бухарина на их средства, платим из него бухаринские стипендии студентам-журналистам, премии даем раз в год. Худенко посмертно ее присудили, а Травкин отказался получать, сказал, что могут истолковать как взятку от кооперативов. Вы их не знаете, неважно, просто мы хотим бороться с нищетой и темнотой. Мы сейчас с вами подпишем трудовое соглашение: наш фонд берет попечительство над мемориальным домом, а вы будете хранительницей,и мы будем вам платить сто рублей в месяц, и с ремонтом поможем".
"Так у меня пенсию отберут", -- сказала хозяйка.
"Не отберут", -- сказал президент.
"А делать что?" -- спросила хозяйка.
"То же самое -- пускать, показывать. Только мы вот тут бумагу повесим, что наш фонд попечитель. К вам, Анна Георгиевна, хоть и странные люди ходят, но хорошие. Надо им про нас знать".
Хозяйка продумала всю ночь. В понедельник, 14 мая с. г., договор N 7/2 был подписан. Онушко его одобрил.
Леонид Григорьевич Онушко председатель правления межрегионального кооперативного банка "Континент". 51% уставного капитала банка составляют вклады членов федерации, возглавляемой Писигиным. Это значит, что федерация и ее президент контролируют политику банка.
Фонд Бухарина входит в 51%. Уставной капитал "Континента" -- полмиллиона рублей. Оборотный с привлеченными средствами -- шесть миллионов.
........
С утра в понедельник ваш корреспондент уселся в приемной Онушко наблюдать политику банка, то есть смотреть, кого и на каких условиях он соглашается кредитовать.
Два высоких, красивых молодца Слава и Сергей, 32 года, 28 лет, оба шоферы-профессионалы. Третий месяц бьются, пытаются купить каждый по "КамАЗу". "Хотим работать свободно и зарабатывать. Первое время, конечно, придется вкалывать только на банк -- возвращать кредит.
У "КамАЗа" госцена четырнадцать тысяч рублей, нам завод продает по 72 тысячи. Пять с лишним номиналов.
Куда уж чернее рынок, но все по закону -- мы же классовые враги, вот нас и душат в зародыше. Вы поймите, не в том дело, чтоб мы слишком идейные были, но обидно -- все порты на Волге и Каме забиты грузами, а в магазинах пусто. Блокада, саботаж или бардак -- какая разница: Мы купим грузовики и будем возить".
Онушко объясняет -- банк поможет парням достать грузовики, но предоставят их по лизингу -- машины будут собственностью банка до уплаты последнего рубля клиентами-должниками. Банку нужна гарантия, ведь закона о банкротстве у нас нет.
Двое пожилых технарей с чертежами создают в Набережных Челнах кабельное телевидение. Просят ссуду на вот такую -- чертеж -- мудреную антенну. Ну что ж, дело доброе, процент кредита будет божеский...
И, наконец,нечто инфернальное: входят двое цыган. Старшему семьдесят два, фронтовик, командовал взводом армейской дальней разведки, таких "языков" крал в глубоком тылу и уводил неслышно, как коней!..
Доказательства на синем габардине костюма: только орденов Славы -- три штуки, прочего не счесть, что там Будулай! Второму лет сорок -- племянник первого, барон цыганского табора по имени Милорд. Онушко наслаждается моей реакцией. Собственно, табора больше нет -- с прошлого года они оседлые, не кочуют, не гадают, не воруют: зачем просить позолотить ручку, если руки золотые! Онушко помог кредитом, они построили металлоцех: кузнецы, медники, сварщики -- нет отбоя от заказов, золотое дно. Кооператив назвали "Састри", это по-цыгански "металл". С грамотешкой плоховато, и в случае не только финансовых затруднений они к Онушко, как к отцу родному. Сейчас вот о чем. Оседлость породила в таборе проблему молодежной ну не преступности, барон суров, но дури, в общем. "шляться начали -- плохо". Онушко зимой посоветовал: Милорд, возьми ссуду, я тебе помогу достать им инструменты. (До банкирства больше десяти лет Онушко был на КамАЗе снабженцем, где что у нас лежит, ему известно, равно, как и то, что хорошо у нас не лежит ничего). Так вот, клюнули цыганские тинейджеры на банкирскую придумку -- репетиции шли чуть ли не круглосуточно, шляться забыли, а теперь такие мастаки, что барон хотел бы зарегистрировать молодежный ансамбль как самостоятельный кооператив -- пусть выступают, да райисполком артачится. "Неужто так быстро наловчились?" -- сомневается Онушко. "Григорьич, да они ж цыгане, -- сказал барон, -- ты бы взглянул!.."
Онушко взглянул на часы и на меня: "А что? Все равно обед сейчас. Айда, к цыганам, а?" И было чудо: пацаны прямо из кузни, еле ополоснувши руки и щеки, взяли электрогитары, синтезатор, один воссел перед связкой барабанов, другой схватил мкрофон -- и вдруг повели так, такое, а потом рассыпали-разлили на два голоса, на три, а потом девичьи голоса влились, и наконец встал старик, скинул габардиновый орденоносный пиджак, хлопнул в ладони ("На ноги смотрите", -- успел крикнуть нам барон) и вдруг оторвался от пола -- и повис над ним, как в невесомости, и только касался его то каблуком, то носочком, отбивая немыслимое чечеточное соло -- и сел потом снова к столу, не запыхавшись, кивая в такт.
Мы мчались назад, в Челны, -- самое удивительное, что успевали к концу обеденного перерыва, все это было, как в мгновенном чудном сне, -- и я слушал Онушко.
... При клубе Бухарина есть видеолаборатория -- они снимают свои заседания, интересные встречи -- Стивен Коэн к ним приезжал, например, -- так пусть снимут цыганский ансамбль, чем не программа для будущего кабельного телевидения, и разве плохо будет ее посмотреть инвалидам в будущем реабилитационном центре...
Ваш банк, -- сказал я ему, -- это самая настоящая партия. Вы объединяете людей в делании добра без уставов и лозунгов. Если вы спасете дом Цветаевой, воскресите кусочек цыганской культуры, поможете калечным -- что может быть лучше? Какая еще политика нужна, зачем этот треп? Может прав "Огонек" -- этой самодеятельной политике, в отличие от вас, не хватает дела?
-- Так я же при них, -- ответил Онушко. -- Если бы Писигин не организовал федерацию, у банка не было бы капитала. Завтра вы летите вместе до Москвы, а он потом дальше, в Красноводск -- тамошний регион собирается, он будет выступать, убеждать, вербовать. Доброму делу нужны капиталы.
Набережные Челны
Алексей Черниченко
"Люди из бывшего Брежнева" // Литературная газета. 1990. 23 мая
17 июня 1990 года (из дневника). Вчера прилетел из Москвы. На борту прекрасного речного двухпалубника провел пять дней (с 11-го по15-е), как участник "Межрегионального симпозиума о роли индустриальных кооперативов в экономическом и индустриальном развитии", проведенном ЮНИДО (United Nations Industrial Development Organization). Совершили чудный круиз из Москвы по каналу, Рыбинскому морю с заходом в старинные городки и с фуршетами на природе, когда причаливали прямо к лесным полянам. Сервис оказался добротным, но не навязчивым, и наш симпатичный симпозиум удался.
Несколько человек, и я в их числе, представляли Ассоциацию Коммерческих Банков СССР.
Мне повезло, я оказался в одноместной каюте. Подружился с Бахытбеком Рымбековичем Байсеитовым, руководителем Алма-Атинского коммерческого банка "Центральный", очень интересным человеком. Правда, новый казах не просыхал все пять дней, а что касается ночей, то запирался в своей каюте каждый раз с новой девицей, что в его молодом возрасте извинительно. Я в его года (до 30-ти) вел себя еще более беспутно. Однако когда однажды вечером он сел за рояль в носовом холле и превосходно заиграл нечто классическое, сбежались все иностранные участники симпозиума, а наши оторвы прекратили выкобеливаться под нервные ритмы и очумело уставились на Бахыта...
От наших неожиданно глубоко выступил в одном из заседаний Марк Масарский, причем, к чести новых русских, по-английски. Правда, наукообразные рассуждения г-на Л. Абалкина походили на плохо подготовленное домашнее задание. Да и неудивительно. Как может человек, отдавший десятки лет обоснованию политэкономии социализма, искренне обосновывать прогрессивность кооперативов.
Никто, что знаменательно, не затронул проблему развития кооперативных банков, как финансовой подпорки любых кооперативных форм, ну и ладно, видно, рано... Я в бой с фундаментальной советской наукой не полез, хотя и задал пару ехидных вопросов. Неплохо выступил Павел Коровко с сообщением "Кооперативы в условиях новой налоговой политики". Он привлек внимание к недавнему Указу о повышении налогообложения кооперативов, как примеру привычной лжи большевиков -- "Закон о кооперации" гарантировал, что по крайней мере первые пять лет налоги на кооперативы пересматриваться в сторону повышения не будут. Куда там! Давай, дави их, кооперативщиков проклятых!..
09 октября 1990 года (из дневника). В Совинцентре на Краснопресненской набережной 12 (в Центре международной торговли) вчера угробил целый день на семинаре "Фондовые биржи и их роль на финансовых рынках". Обед в ресторане "Русский" был довольно приличным. Семинар для меня неактуален и я на второй и третий день не остался.
10 февраля 1991 года (по памяти). Вернулись с Алексеем Калачовым из Австрии, где пробыли две недели на семинаре, любезно организованном Национальным Банком Австрии. Ездили по служебным загранпаспортам КамАЗа.
Когда мы вылетали из Наб. Челнов 25-го января в пятницу, то Павлов как раз объявил об обмене денег, конкретно 50- и 100- рублевок. Утром мы вышли как обычно на работу, но по радио и телевидению объявили решение правительства о денежной реформе. Вся страна впала в транс -- как менять, как обойти ограничения и т. п. Мы сняли кассу, опечатали сейфы и стали обсуждать, как помочь клиентам, непрерывно обрывавшим телефоны, спасти их вклады. Решили никаких заумных схем не применять, выждать развития событий. Тем более ничего не стоило обсуждать по телефонам, которые наверняка прослушивались. Вдруг очередной звонок нас очень рассмешил. Звонили из горотдела КГБ и расспрашивали, где мы располагаемся. Оказывается, они собрались ехать к нам с проверкой. Вскоре они подъехали и сразу побежали к сейфам. Приказали принести всю документацию для проверки и приостановить банковские операции. Конечно, всю (!) документацию им было не осилить, я дал команду и им принесли килограммов двадцать разных балансов и отчетов, в которые гости тотчас с умным видом и углубились.
27 января прилетели в Вену и на маршрутном такси отправились в город. Всего нас из СССР было человек десять, во главе, конечно, две или три тетки из Госбанка СССР. Никого уже, увы, не помню. Только запомнилось, что была какая-то экономистка из Ленинградского инновационного банка Саши Агаяна, который мне позвонил и просил установить патронаж над этой дамой, которая оказалась очень самостоятельной особой, не нуждающейся ни в чьей опеке.
...У меня была с собой тысяча долларов и сколько-то гринов было у Калачева. Я как раз за пару недель до поездки, готовясь к ней, съездил в Таллинн к Саше Канючке и выменял у него две тысячи баксов по неплохому курсу два рубля/доллар. В Москве еще не было возможности быстро и официально обменять рубли на валюту, хотя весь город фарцевал и баксы можно было купить у каждой "Березки", у крупных гостиниц или прямо на улице Горького у Центрального телеграфа.
...Прилетев в Вену, бродили по центру часа два, пытаясь разыскать Национальный Банк Австрии методом тыка. Разыскали его в середине дня. Долго ходили вдоль фасада, который не был даже огражден забором... Наконец, сообразили подойти к парадной двери. Никакая охрана не выскочила крутить нам руки. Но к нашему удивлению над головами раздался голос из скрытого репродуктора и чего-то начал объяснять по-немецки. Одна из госбанковских дам как-то сумела понять, что нас приглашают войти внутрь. Мы приблизились к массивной двери, прикидывая, скольким из нас придется ее одновременно толкать, как вдруг она сама гостеприимно распахнулась и мы беспрепятственно вошли внутрь.
В большом холле не оказалось не только охраны, но и персонала. Мы стали дико озираться, не понимая ситуации. Но сверху из ангельских высей тот же спокойный голос продолжил наше просвещение по-немецки. Кое-как мы уразумели, что надо пройти в помещение направо и зарегистрироваться. Наша группа еще не собралась, оказалось в наличии человека три из соцлагеря, кажется из Чехословакии и Польши. Мы зарегистрировались часа в два, попили кофе, приготовленного хозяевами в больших термосах, и до намеченного на 18:00 часа отъезда пошли погулять по Вене.
В половине шестого мы вернулись... Вовремя подошел шикарный автобус и вот уже мы мчимся по ночной Вене в Альпы в маленький городок Альтензее, это примерно в 230 км от столицы.
.......Неделя в превосходной гостинице, где мы и жили и обучались, пролетела в одно мгновение. Кроме оригинально построенных занятий и вечернего сидения за пивом запомнилась экскурсия в Зальцбург...
Утром в субботу нас погрузили в автобус и повезли в Вену для отправки домой. По дороге мы разговорились с главным куратором нашей группы и выяснили, что на следующий заезд у него недобор несколько человек и он может нас двоих оставить еще на неделю. Все формальности с пребыванием он берет на себя, но с одним "но" -- ночь на воскресенье нас пригреть ему негде. Мы, конечно, сразу же согласились, решили, если посольство не поможет, по советской привычке перекантоваться на вокзале...
...в посольстве дали нам адрес гостевых апартаментов "Донау-банка" -- одного из совзагранбанков, оперирующего в Австрии.
...Апартаменты представляли собой целый подъезд четырехэтажного дома -- несколько больших квартир, оборудованных всем необходимым. Мы расположились, кажется, на третьем этаже. Квартира оказалась многокомнатной, с двумя ванными комнатами и несколькими спальнями и гостиной. Опять же кухня в стиле "загнивающего капитализма"... Алексей сразу приклеился к огромному телевизору, а я к другому... Мы знали из газет, что в СССР кипела павловская денежная реформа, а весь остальной мир, судя по десятку телепрограмм, ничего про это не знал и вел себя беззаботно и беспечно...
...Набравшись венских впечатлений, снова зарегистрировались в Национальном банке Австрии и знакомым автобусом умчались еще на одну замечательную неделю в Альтензее...
Ноябрь 1991 года (из дневника). Валера Писигин привез из Москвы десяток номеров журнала VIP N 2 (отпрыск журнала "Megapolis"). Там Максим Кранс, с которым меня как-то в позапрошлом году познакомил тот же Писигин, проникся симпатией к тому, что мы делаем в "Континенте", и (под псевдонимом Максим Андреев) напечатал статью о нашем банке. Но не удержусь от пары замечаний.
Вообще же, в VIPе знакомые все лица. Соиздатель -- банк Столичный, стало быть, Александр Смоленский. А на первой странице так вообще анонс -- ИМЯ ЛИДЕРА -- "МЕНАТЕП". Далее читаем откровение:
